Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

Когда я попытался узнать, кто они такие, один из всадников указал плеткой назад. Я оглянулся и увидел Джабира, нашего секретаря школьной партийной ячейки.

Гостеприимство прежде всего. И я бросился ставить чайник на плиту, которую не разжигал с самого отъезда директора школы. Потом из оставшихся продуктов приготовил еду, не думая о том, что буду есть в последующие дни.

А потом, после некоторого колебания, я все-таки спросил Джабира, что привело его в Шушу. То, что я узнал, потрясло меня: оказывается, они приехали сюда по торговым делам, собираются кому-то перепродать отару овец и мешки с рисом!.. Джабир занялся куплей-продажей, — кто бы только мог подумать?!

Но я не стал ничего ему говорить, только поднялся, чтобы уйти из кухни.

— В чем дело? — удивился Джабир и обнял меня за плечи.

Я молча снял его руку с моего плеча и до конца завтрака не проронил ни слова.

А Джабир и его дружки как ни в чем не бывало погнали овец на базар, туда же повели и навьюченную лошадь.

Я не мог успокоиться. Пытался понять, как мог человек, проучившийся рядом с нами целый год в партийной школе — и бывший к тому же секретарем ячейки! — забыть все то, чему нас учили на уроках марксистской теории, и заняться торговлей? Неужели его грудь не жжет партийный билет, лежащий в кармане? Быстро же он отрекся от всего, что дорого и свято!.. Я вспомнил, какие речи он держал перед товарищами, принятыми в партию, наставлял их на правильный путь!

Только вечером удачливые торговцы вернулись в школу. И овец и рис перепродали с хорошей прибылью для себя. Хотели переночевать в школе, чтобы на рассвете уехать из Шуши. Из разговоров я понял, что через десять дней они собираются пригнать в Шушу новую отару.

Джабир по старой памяти ночевал в одной комнате со мной, а не с остальными. Он расхаживал по комнате, обдумывая, как расположить меня к себе.

— Я вижу, ты недоволен, Будаг. Но не тужи. В этот раз я не могу поделиться с тобой выручкой, но в другой — обязательно позабочусь, чтоб и тебе что-нибудь перепало, и твоя доля будет! Вот с этими деньгами, — он похлопал себя по карманам, — которые мы выручили сегодня, в следующий раз мы заработаем в четыре раза больше!

Слова Джабира ужаснули меня.

— Неужели тебя учили в нашей школе торговать? Я уже не говорю о том, что ты был секретарем партячейки! Собираешься ехать в Баку, заграбастав толстые пачки денег?!

— Слушай, Будаг, почему тебе всегда больше всех надо? Что ты суешь нос туда, где тебе не рады?

— Не знаешь разве?

— Нет! — И расхохотался. — Не строй из себя кисейную барышню. Подумаешь, нас не учили торговать! Но если в селе, где я живу, овцы продаются по одной цене, а здесь по другой, только дурак этим не воспользуется. И горожанам хорошо. Всегда на базаре свежее мясо.

— Ну, молодец! Придумал себе легкий заработок, идешь по пути купцов и торговцев, с которыми борется Советская власть!

— Слушай! Если сам не умеешь, отойди в сторону, не мешай другим! При чем здесь партия и партийные установки?! Я кого-нибудь обманываю? Приношу кому-нибудь вред? Обкрадываю?

— Не говори глупостей! Сам знаешь, о чем я толкую!

— Сразу видно, что ты начитался всяких книг за время каникул и совсем перестал соображать. Это жизнь! И надо ее принимать такой, какая она есть. Можно подумать, что ты сам никогда не ходил на базар и не знаешь, что там торгуют не одни только купцы и торговцы. Крестьяне тоже привозят свой товар на базар!

— Но ты занимаешься спекуляцией, Джабир!

— Если тебе хочется покрасоваться знаниями и новыми словами, найди кого-нибудь другого для беседы! А мне пора спать. — Он разделся и залез под одеяло. — Я устал, а на рассвете нам надо отправляться в путь. Дай мне немного отдохнуть.

Я рассвирепел:

— Если ты еще раз приедешь с такими же делами в Шушу, советую тебе не приближаться к партийной школе! Я не пущу тебя, слышишь? Не загрязняй двор школы своим поганым грузом! И не спи на школьной постели, торгаш и спекулянт! Ясно тебе?!

Откинув одеяло, он вдруг вскочил как ужаленный.

— Ты мне надоел! — Он стал собирать простыни и одеяло. — Не прикидывайся простачком! Я тоже в курсе твоих дел! Лучше скажи, где овцы, которых ты должен был с Керимом беречь как зеницу ока?

Я коротко ответил, что по распоряжению управляющего делами уездного комитета партии мы передали их присланному за ними человеку.

— Не знаю, по чьей записке и кому вы передали овец, а то, что их пригнали в наше село, я сам видел! А еще говорили, что их купили в Шуше!

— Не болтай попусту чего не знаешь! — крикнул я и достал бумаги, которые хранил под подушкой.

Джабир внимательно прочел письмо управделами и посмотрел расписку с обратной стороны письма.

— Расписка никем не заверена. Неужели ты думаешь, что найдется человек, который поверит вам?

— Надеюсь, найдется!

— Я иногда думаю, какой несчастной женщине ты достанешься в мужья, сколько горьких слез ей придется пролить, бедняжке! Ты ясный день способен превратить в черную ночь, Будаг. Испортил мне и сегодняшний вечер, так хорошо начатый.

Я молча погасил лампу. Джабир еще долго возился в темноте, расстилая простыни и укладываясь поудобнее.

Когда на рассвете он поднялся, я сделал вид, что сплю. Он одевался, а я думал: «Я комсомолец, а Джабир коммунист, почему же мы думаем по-разному, хотя учили нас одному и тому же?» Неожиданно Джабир наклонился ко мне и поцеловал в щеку. Я не успел что-нибудь сообразить, как он сказал:

— Ничего, когда повзрослеешь, поймешь свою ошибку. — И вышел из комнаты.

Когда стих во дворе шум, я вышел и запер ворота на засов. Поднявшись наверх, снова лег в постель. Тяжелые мысли не оставляли меня. Но с каждой минутой я все более убеждался в том, что правда на моей стороне.

Часа через два неожиданно вернулся Керим. Он привез зерно, масло, фасоль, мед, — теперь нам голод был не страшен!

Я рассказал Кериму о том, что произошло. Он помрачнел и расстроился из-за овец. Но изменить уже ничего было нельзя. Мы решили, что единственно разумное — заниматься. Нельзя упускать возможность для поступления Керима в партийную школу. Мы понимали, что если Муслим Алиев и Гюльмали Джуварлинский останутся в партшколе, они не забудут обещания, данного Кериму. А если в партшколе