Распутин наш. 1917 - Сергей Александрович Васильев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Мне почему-то их не жаль, – произнёс генерал Едрихин, сменивший французский псевдоним “Вандам” на свою исконную фамилию. – Глядя на современных демократов, проникаешься симпатией к диктаторам.
– Бог с ними, – Клембовский уселся в кресло и достал портсигар. – Обидно, что империя рушится из-за пошлого мздоимства, а не ввиду непреодолимой силы вражеского нашествия.
– Проблемы начинаются не тогда, когда чиновники воруют и берут взятки, – возразил Потапов, – а когда они больше ничего не умеют, кроме как воровать и брать взятки.
– Чиновники – это не государь, – заметил Клембовский.
– Уважаемый Владислав Наполеонович, позвольте напомнить содержание разговора начальника главного артиллерийского управления генерала Маниковского с самим императором. Николай II изволил сделать Алексею Алексеевичу замечание: «На вас жалуются, что вы стесняете самодеятельность общества при снабжении армии». Маниковский возразил: «Ваше величество, они и без того наживаются на поставке на 300 %, а бывали случаи, что получали даже более 1000 % барыша». Государь раздраженно махнул рукой: «Ну и пусть наживаются, лишь бы не воровали». Маниковский ещё пытался возражать: «Ваше величество, но это хуже воровства, это открытый грабеж». Но государь был непреклонен: «Все-таки не нужно раздражать общественное мнение».[98] Мы с вами только что узнали, в чьи карманы попала эта прибыль… Поэтому я не могу согласиться с вашим намёком на то, что царь – хороший, а бояре – плохие.
– Всегда уважал Алексея Алексеевича, – сменил тему Клембовский, – за смелость, энергию и прямоту. Когда я его спросил, что даёт ему силы не робеть при высочайших докладах и смело возражать государю, он рассказал мне притчу про Диогена. Во время скромного обеда к мудрецу подошёл другой философ, фаворит царя Аристипп, живший безбедно. “Научись угождать власти, и ты будешь есть не только чечевицу,” – сказал Аристипп. “Научись есть чечевицу, и тебе не придётся заискивать перед властью,” – ответил Диоген.
– Маниковский увлечён идеей Сталина о формировании армии нового типа, – вмешался в разговор Едрихин. – После распространения в войсках пресловутого приказа о выборности командиров и подчинении их солдатским комитетам, Петросовет предложил всем военным определиться – как жить дальше. Если в соответствии с этим приказом, тогда отставка, и милости просим в территориальную революционную милицию, где выборность и самоуправление по примеру казацкого круга вполне допустимы и естественны. А кадровая армия должна сохранить всё лучшее, что накопила за столетия, в том числе единоначалие, но возродить суворовское уважение к нижним чинам. Вот Алексей Алексеевич и занимается формированием частей на добровольческой основе, где, как сказал товарищ Сталин, “офицер должен быть примером подвижничества и патриотизма”, руководствуясь правилом “делай, как я”, а не “делай, как я сказал”.
– В постановление Петросовета за подписью Сталина вместе с отменой титулования и запретом телесных наказаний из “Полкового учреждения” генералиссимуса[99] вписаны суворовские принципы обращения с солдатами, – кивнул Потапов.
– Браво! – Клембовский одобрительно кивнул, – давно пора. Не должен солдат смотреть на офицера, как каторжник на цепь, а офицер на солдата – как на вошь. А то сентенции Янушкевича, к нашему стыду, овладели штабными умами в Ставке.
– Какие сентенции, простите? – поинтересовался Едрихин.
– Владислав Наполеонович имеет ввиду личное письмо князя Кудашева Сазонову из Ставки, написанное в разгар отступления армии в 1915 году, – охотно пояснил Потапов. – Начальник Генерального Штаба генерал Янушкевич развивал перед Кудашевым идею, что “для остановки наступления Германии правительству необходимо призвать под ружье сразу полтора миллиона человек, чтобы одна часть людей, призываемая в первую очередь, для пополнения выбывших, обречена была вследствие своей необученности верной погибели. Но дала бы время остальным поучиться… Сперва вольются в строй 300.000 человек, которые и лягут костьми в первый же месяц. Через месяц появятся 300.000 человек слабо обученных, получивших месячное образование. Их заменят солдаты с 2-х месячным образованием и так далее. Так что материал солдатский будет все время улучшаться”.
– Дикость! – прокомментировал Едрихин.
– Людоедство, – согласился Потапов. – Тем не менее, Янушкевич, не имея никакого боевого опыта, не зная ни одного театра военных действий, был назначен высочайшим указом на должность начальника штаба Верховного Главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, при котором подвизается до сих пор.
– Держу пари, – Клембовский глубоко затянулся и выпустил в потолок “паровозный” столб дыма, – что добровольцами на фронте останутся тысяч двести, не больше.
– Да хоть двадцать, и то будет благо, – махнул рукой Потапов, – старая армия все равно фактически развалилась, вы это знаете не хуже меня. Нужно сохранить ядро, скелет… А мясо нарастёт, дайте время…
– Я-то дам, а вот даст ли нам его Вильгельм II…
Тяжелые шаги по лестнице заставили генералов подскочить и встревоженно оглянуться на дверь.
– Желаю здравствовать! – отряхивая снег с фуражки, в помещение черно-белым королевским пингвином ввалился Непенин, воздев к потолку листки телеграфных бланков. – Только что передали из Шпитгамна. На заседании правительства в Лондоне Ллойд Джордж, докладывая об отречении государя, заявил: “Одна из целей войны достигнута!”… Представляете?! Всё, как он предсказал, слово в слово!
– Англия – родина лицемеров, – буркнул Едрихин, – русских там будут хвалить только за то, что умерли. Иммануил Кант писал в стародавние времена:
“Для своих земляков англичанин создаёт огромные благотворительные учреждения, которых нет ни у одного народа. Но чужестранец, которого судьба забросила на английскую почву и который попал в большую нужду, всегда может умереть на навозной куче, так как он не англичанин, т. е. не человек”[100]
Мы для них – мусор, господа, от крестьянина
