Когда мертвые заговорят - Вики Филдс

– Что ты имеешь в виду?

– Ты читаешь мои мысли?

– А ты хочешь, чтобы я прочел их?

– Ты можешь не отвечать вопросом на вопрос?

Повисло молчание. Ной выглядел все таким же невозмутимым, но я чувствовала: это маска. За ней скрывается что-то темное, мрачное и грустное. Он скорбит.

– Да, – наконец признался он. – Хочешь, чтобы я сказал, о чем ты думаешь?

– Нет. – Я покачала головой. – Я хочу, чтобы ты сказал, что я чувствую.

В горле вновь встал комок, но я проглотила его.

Ной вглядывался в мое лицо, будто читал книгу и с трудом мог разобрать буквы или не понимал смысл предложений.

– У тебя идет кровь.

Я не сразу поняла, о чем он говорит, даже подумала, будто он имеет в виду, что мое сердце кровоточит. Лишь спустя секунду, посмотрев на руку, увидела на повязке крохотное пятнышко. Когда я вновь обратила взгляд на Ноя, он смотрел мне в глаза.

– Тебе больно. – Он сказал это без предупреждения, но я не подала виду, что удивилась. – Тебе до смерти больно, так, что иногда ты опускаешь руки и целую минуту думаешь о том, чтобы уйти без борьбы. Боль и страх – твои основные чувства. С ними ты живешь так долго, что уже не помнишь, как не бояться. И ты привыкла. – Ной на секунду отвел взгляд, и когда я почувствовала, что могу дышать, он вновь продолжил безжалостным голосом: – В остальное время ты пытаешься решить, что для тебя значит смерть. Думала, можешь меня обмануть? – спросил он без капли интереса. – Я знаю, что ты мечешься между двумя путями: между жизнью и смертью, раем и адом – и не знаешь, какой сделать выбор.

– Выбора нет, – напомнила я. – Ты сам сказал.

– И ты любишь меня. Настолько, насколько вообще можешь любить, – оборвал он. Вновь простая констатация факта. Вновь безжалостный голос и взгляд, в котором нет и доли любопытства. Но я выдержала его. Мы молча смотрели друг на друга, и я не отворачивалась, хотя очень хотелось. И еще я хотела, чтобы он полностью увидел меня, полностью рассмотрел: мои эмоции, чувства, мысли. Всю меня.

– Что еще?

– Что еще? – отозвался он, и во взгляде скользнуло что-то темное. Как фокусник, он вытащил из кармана своих потрепанных штанов листок и, не глядя на него, отчеканил: – «Желание номер три: посадить лимонное дерево для Джорджи».

Меня пронзила боль, та, которую умеет причинять только Ной. Я хотела крикнуть, чтобы он замолчал, но не стала, потому что он прав.

– Что еще? – спросила я, с трудом выдавив из себя вопрос. Чувствовала себя полностью голой. Кости наружу, отовсюду сочится кровь, сердце стучит словно сумасшедшее.

– «Желание номер девять: вырастить для мамы ромашки».

Я хотела выдохнуть, потому что внизу живота стало больно, но не стала.

– Что еще?

Ной вскочил, потеряв самообладание. Возвышаясь надо мной, он процедил:

– Найти истинную любовь, научиться кататься на велосипеде, скатиться с горы на лыжах… – говорил он, буравя меня взглядом. Я положила на его плечи ладони. Мышцы были каменными – он крепко сжал кулаки, смяв список желаний. Бросил его на пол, и я подобрала его и, разгладив, прочла хриплым голосом:

– Хочу найти Скалларк живой. Хочу, чтобы Аспен вышел из комы и жил счастливой жизнью. Хочу… чтобы Ной Эллисс и моя семья покоились на небесах и не знали горя. – Я сглотнула и, подняв на Ноя взгляд, спросила: – Почему ты не прочел эти желания?

Он не ответил. Его плечи поникли, кулаки разжались, и шрамы на руках стали едва заметными.

– Ты думаешь, что эти желания не мои? Это все я. Все, что ты сказал обо мне, – правда. Я хотела вырастить для мамы ромашки. Но мне было всего девять лет.

– Это важно.

– Это важно, – не стала отрицать я. – Но это прошло, а прошлое не вернуть. Я та, кто я есть. – Я взяла лицо Ноя в ладони, затем откинула с глаз волосы, очертила их пальцами.

– Почему тебе больно вместо меня? Ты говорил, я постоянно отталкивала смерть, не хотела уходить. Теперь ты думаешь, я хочу убить себя?

– Нет, но ты и не борешься.

– Потому что я не могу победить смерть, – ответила я. – Никто не может. Я лишь хочу, чтобы ты перестал мучить себя. Потому что, когда ты мучаешь себя, ты и меня мучаешь. Ты больно ранишь меня, когда постоянно говоришь о том, что будет там, за границей, будто я могу повлиять на это. Правда в том, что, если ты оставишь меня, все равно кто-нибудь умрет. А всех ты оставить не сможешь.

Мне хотелось знать, о чем Ной думает.

– Я хочу бороться за тебя, – наконец ответил он. – Даже если ты не стараешься, я буду стараться. Я хочу спасти тебя.

– Ты уже, – выдавила я. – Два раза дал мне шанс. Я воспользовалась ими, как могла. Давай просто забудем эту тему раз и навсегда. Лучше приготовь мне что-нибудь, как ты умеешь. А потом я отправлюсь искать Леду.

Я не сомневалась, что отыщу ее, просто я должна сделать это раньше полиции. Я должна поговорить с ней без свидетелей, я должна… попросить прощения. Тогда, в сентябре, Леда боялась, но все равно хотела мне помочь. Она трусиха, но переборола ради меня свои страхи и пошла наперекор отцу. За что и поплатилась.

– Ну ладно, – пробормотал Ной и чмокнул меня в щеку. – Приготовлю яичницу с беконом. Знаю, ты такое не ешь, но…

– И не буду есть, – закончила я. Ной изогнул бровь, и я скопировала его выражение лица.

– Ну и что, что я мертва? Теперь можно есть всякую дрянь?

Он с улыбкой покачал головой.

– Могу приготовить хлопья с медом и молоком.

– Никакого меда.

– Ты такая привереда!

– А ты не ешь ничего, кроме сладостей, и что с того? – задала я риторический вопрос и отвернулась к запотевшему окну, показывая, что разговор окончен. К стеклу прилип листочек. Я следила за ним взглядом и чувствовала горячее желание сорвать его и швырнуть в пустоту, чтобы декабрьский ветер унес его далеко-далеко. Как и мою горечь.

Но этому не бывать. Наверное, листок влечет тепло, которое сочится из кухни. Жар от плиты, жар от лампы под потолком, жар от наших с Ноем тел… Но этот листок уже мертв.

– Эй, – окликнул меня Ной, оборачиваясь, – ты будешь сладкий чай? Немножко сахара не помешает.

– Со мной все хорошо, – отозвалась я. – Давай еду, и я поеду искать Леду. Не представляю, где она может быть после того, как убила детектива Дина и меня.

– Да все ты представляешь, – легкомысленным тоном отозвался Ной, насыпая в тарелку хлопья. Я застыла, а затем уставилась на его спину. Футболка висела мешком, слишком тонкая и свободная, и я видела, что его мышцы расслаблены.

– Почему ты так говоришь? Я ничего не знаю.

– Загляни внутрь себя. Ты удивишься, если обратишь внимание на детали, – продолжил Ной, а затем обернулся