Миры Роберта Хайнлайна. Книга 10 - Роберт Хайнлайн

— Тетушка Патти, ты дашь мне закончить рассказ?

Вскоре миссис Пайвонски узнала, что Майк — «Человек с Марса». Она согласилась, что с ним надо вести себя, как с обычным человеком, оговорив при этом, что у нее есть свое собственное мнение о его природе и причинах появления на Земле; Фостер, пока он пребывал на Земле, тоже был обыкновенным человеком, но одновременно всегда оставался архангелом. Если Джилл и Майк настаивают на том, что они не спасены, она будет обращаться с ними так, как они ее просят, — пути Господни неисповедимы.

— Я полагаю, вы можете называть нас ищущими, — сказал ей Майк.

— И довольно об этом, милые! Я уверена, что вы уже спасены; впрочем, и сам Фостер в свои ранние годы был ищущим. Я помогу вам.

Она приняла участие и в другом чуде. Они сидели на ковре. Джилл легла на спину и телепатически предложила Майку попробовать. Без лишних слов он поднял ее в воздух. Патриция наблюдала происходящее в безмятежном спокойствии.

— Пат, — обратился к ней Майк, — ляг тоже.

Она повиновалась с готовностью, как если бы он был сам Фостер.

Джилл повернула к ним лицо.

— А может, меня лучше спустить вниз, Майк?

— Нет, я справлюсь.

Миссис Пайвонски почувствовала, что тихо поднимается ввысь. Испуга она не испытывала; она ощущала всепобеждающий религиозный экстаз, молниеносный прилив тепла к своему лону, вызывающий слезы на глазах. Такой мощи она не испытывала с тех самых пор, как святой Фостер коснулся ее. Майк приблизил ее к Джилл, и та обняла Патти. Слезы полились обильнее, сопровождаемые тихими счастливыми вздохами.

Майк опустил их на пол, он не чувствовал усталости и даже не помнил, когда последний раз уставал.

Джилл шепнула:

— Майк, нам нужна вода…

(—???

— Да, — ответил ее мозг.

— И что же?

— Прекрасная необходимость. Как ты думаешь, зачем она пришла сюда?

— Я знал. Я только не был уверен, что ты знаешь… или одобряешь. Мой брат. Мое второе «Я».

— Мой брат…)

Майк отправил стакан в ванную, заставил течь воду из крана и вернул стакан Джилл. Миссис Пайвонски наблюдала за происходящим с интересом. Она уже больше была не в состоянии удивляться. Джилл сказала ей:

— Тетушка Патти, это похоже на крещение… или на брак. Это марсианский обычай. Он означает, что ты веришь нам, а мы верим тебе… что мы можем сказать тебе все, и ты можешь довериться нам во всем… что мы партнеры, верные друг другу до конца. Но, однажды скрепленная, эта связь не может быть нарушена никогда. Если ты разорвешь ее, мы сразу же умрем, спасены мы или нет. Если же мы разорвем ее… впрочем, мы этого сделать не можем физически. Если ты не хочешь, можешь не разделять с нами воды — мы все равно останемся друзьями. Если этот обряд противоречит твоей вере — не совершай его. Мы не принадлежим к ней. Возможно, никогда не будем принадлежать. Мы ищущие — так, пожалуй, будет вернее всего нас называть. Майк?

— Мы грокк, — согласился он. — Пат, Джилл говорит верно. Я хотел бы сказать тебе это по-марсиански, тогда было бы яснее. В обряд входит все, что есть в браке, и гораздо больше того. Мы рады предложить тебе воду, но если есть хоть малейшая причина — в твоей религии или в твоем сердце, мешающая тебе принять ее от нас… не пей!

Патриция Пайвонски перевела дух. Ей уже приходилось делать подобный выбор когда-то… и супруг ее был свидетелем этого выбора, но не запретил его… Кто она такая, чтобы отказывать святому? И его благословенной невесте?

— Я жажду этого, — твердо сказала она.

Джилл отпила глоток.

— Мы растем ближе. — Она передала стакан Майку.

— Благодарю тебя за воду, брат. — Он сделал глоток. — Пат, я даю тебе Воду Жизни. И пусть ее у тебя будет всегда вволю. — Он передал ей стакан.

Патриция взяла.

— Благодарю. О благодарю вас, мои дорогие. Вода Жизни! Я люблю вас обоих! — Она выпила с жадностью.

Джилл приняла стакан и допила до дна.

— Мы все растем ближе, братья.

(— Джилл?

— Сейчас!)

Майк поднял нового брата на руки, понес и мягко опустил на постель.

Валентайн Майкл Смитт грокк, что физическая любовь людей — очень человеческая и очень физическая, — существует не только для ускорения развития яиц и является не только ритуалом, при помощи которого происходит сближение. Акт сам по себе уже был познанием. Он все еще старался грокк это глубже, глубже, пытаясь при каждом новом случае грокк во всей полноте. Он уже давно не стыдился своего подозрения, что даже Старейшим неведом такой экстаз, — он грокк, что его новый народ обладал уникальной духовной глубиной. С немеркнущей радостью старался он познать эту глубину, тем более что на него не влияли никакие воспринятые в детстве запреты, которые могли вызвать чувство вины или боязни.

Его учителя, нежные и щедрые, победили его невинность, не ранив при этом его чувств. Результат был столь уникален, как уникален был сам Майк.

Джилл нисколько не удивилась, когда Патти просто, как нечто естественное приняла факт, что, разделив воду по древнему марсианскому обычаю, она должна тут же разделить и самого Майка, теперь уже по древнему человеческому ритуалу. Джилл чуточку удивилась тому спокойствию, с каким Пат восприняла способность Майка творить чудеса. Джилл просто не знала, что Патриция уже встречалась со святым — и ожидала от святых всего, чего угодно. Джилл ощущала покой и радость от мысли, что переломная точка была встречена правильно задуманным поступком… а потом для Джилл наступила пора экстаза, — она и сама разделила счастье сближения.

Когда они отдохнули, Джилл попросила отправить Пат в ванну, прибегнув к телекинезу, и радостно хихикала, временами взвизгивая от смеха вместе со старшей подругой. Впервые Майк сделал это когда-то в шутку в сходной ситуации, желая позабавить Джилл, но потом это превратилось почти в семейную традицию, которая, как была уверена Джилл, должна понравиться Патти. Джилл умирала со смеху, глядя на лицо Патти, которую намыливали и оглаживали невидимые руки, а потом вытирали насухо без помощи полотенец или сухого горячего воздуха.

Патриция только хлопала глазами.

— Теперь просто необходимо выпить.

— Разумеется, милочка!

— Я все еще хочу, дети, показать вам мои картинки. — Они прошли в гостиную, где Патти остановилась в самом центре ковра. — Только сначала поглядите на меня. На меня, а не на картинки. Что видите?