Цвет ночи - Алла Грин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
«Знаю, Ян, — соглашается мама, и замолкает, хотя по выражению её лица видно, что она в чём-то сомневается, хочет произнести что-то ещё, однако, не решается».
«Я всегда буду рядом с ней, — продолжает Ян с серьёзностью в тоне, а затем уголки его рта чуть подрагивают, и он уточняет: — нравится Аве это или нет. Пусть у неё больше не будет магии — но это не освобождает её от остальных обязанностей».
Точно уверена в том, о чём цмок говорит. Он всегда хотел, даже настаивал, чтобы я как можно скорее завела семью, чтобы круговорот магии в нашем роду продолжился, а не прервался. На мгновение закрадываются подозрения, что это не просто сон, а какой-то ещё один фрагмент реальности, как было в мире мёртвых, но это попросту невозможно, потому что такого разговора при мне никогда не было.
А затем я слышу собственный голос. Он раздаётся из кухни, я зову их обоих и отца к столу.
И тут вспоминаю. Тот самый день, когда накануне мы с друзьями на берегу ореховки спели песню о Ящере, и вот теперь, Ян прилетел, и теперь я стояла там, за аркой и готовила для него яичницу, чтобы задобрить дракона и загладить свою вину.
Но что если — это не мои воспоминания, а чужие? Например — Яна? Но как это возможно? Могла ли Морана побывать и в его голове без спроса? И зачем тогда сейчас транслировала это мне?
«Я немного о другом, — произносит мама».
«Анжела, я же сказал, что никуда не собираюсь. Я буду здесь, останусь жить в Новой Жизни, я не поеду за Павагами и за Кристиной. Почему ты волнуешься?»
«Она очень привязана к тебе, Ян. Больше, чем нужно».
«Я к ней тоже, — без промедления признаётся он».
«Хорошо, — кивает мама. — Это всё, что я хотела услышать».
Мой голос зовёт их к столу уже во второй раз. И они откликаются, и начинают направляться на кухню. Но вдруг мама снова трогает цмока за локоть, и останавливает.
Ян оборачивается и вопросительно на неё смотрит.
«Пожалуйста, не разбей ей нечаянно сердце, — робко говорит она. — Ава успела вырасти, а мы едва это заметили. Она стала взрослой девушкой с недавних пор, и может что-то себе напридумывать».
Если бы в этом сне у меня и было тело, то щёки прямо сейчас залились бы пунцовой краской. Очевидно, почему мама бросила эту фразу, с первого взгляда столь невинную. Она вернулась домой в тот самый момент, когда Ян возвращал себе свои драконьи чары, которые я похитила у него дурацкой песней о Ящере, возвращал при помощи ритуального поцелуя, о чём мама не знала. Она просто застала нас целующимися. В тот день я гадала, что она успела увидеть, но со мной эту тему она не поднимала. Значит, подняла перед Яном…
Он остановился, и вернулся на шаг назад. И сощурился, внимательно вглядываясь в её лицо.
«Я прослежу за тем, чтобы её сердце осталось целым, — ровным уверенным тоном отчеканил он. А затем добавил, после недолгой паузы: — Но почему тебя не волнует обратное: что сердце разобьёт Ава — мне? Ты права, она выросла, и в отличие от вас, я это заметил. Она стала настоящей красавицей. Дракона что, не жалко?»
Серьёзность на лице мамы вмиг улетучилась, она усмехнулась и покачала головой, следующим движением легко подтолкнув дракона в бок, чтобы тот шёл на кухню — оттуда уже доносилась моя поступь. Ян тоже заулыбался, и как только я услышала его весёлый протяжный смех, меня начало выбрасывать из сна. Из слишком реалистичного видения. Из иллюзии в моей собственной голове, которая больше напоминала не настоящее сновидение, а очередной непрошенный визит в мой разум повелительницы смерти — Мораны. Словно это был её прощальный своеобразный подарок.
Эпилог. Последняя жизнь
Яркие лучи солнца настойчиво бьют мне в глаза, когда я пытаюсь их распахнуть. Такой ясной погоды не было уже несколько недель подряд — на прошлой успел выпасть первый снег, но он растаял. Пока мой взгляд не до конца сфокусировался, я ориентируюсь на звуки — уши режет от привычного не слишком приятного шарканья — кое-кто царапает моим альбомом с рисунками по наливному глянцевому полу. Приподнимаюсь на локтях и окликаю Кинельгана. Он поворачивает ко мне мордочку, выражение напрочь лишено чувства вины, и он с любопытством склоняет её на бок, делая вид, что не понимает, чего я от него хочу. Затем через пару секунд, в наглую, прямо под моим пристальным взглядом, опускает нос и продолжает толкать обложку, желая открыть, чтобы разбросать всё содержимое в разные стороны — это бессмысленное занятие у него одно из любимых с самого детства.
У меня нет выбора, я поднимаюсь с кровати, выбираясь из-под одеяла, и сразу же покрываюсь мурашками. В доме довольно зябко. Цмоку всегда тепло, и он до сих пор иногда забывает, что мне нужно его чуть больше, когда температура за окном понижается, особенно, когда на дворе начало ноября.
Я нахожу под кроватью тапочки, отделанные мехом, отбираю у Кинли альбом, запирая его в одном из ящиков комода, и захожу в ванную — снимаю с крючка маховый халат и заворачиваюсь в него. Затем направляюсь вниз по широкой навесной лестнице на первый этаж, в это время мимо меня мелькают на стенах картины — любимые предметы искусства Яна из его личной коллекции. Кинли следует за мной. Оказываюсь внизу и замедляю шаг, вслушиваясь в шипение сковородки и внимая разносящийся по дому запах, пытаясь определить, что именно готовит Ян. Когда понимаю — улыбка на моём лице на заставляет себя ждать.
Миную гостиную, залитую светом необычайно яркого сегодня солнца, пробивающегося через панорамные окна и ели, высаженные на участке. Бросаю взгляд на экран домашнего кинотеатра — и не могу разобрать из-за бликов, какой фильм стоит на паузе и что дракон смотрел всю ночь, пока я спала.
Когда прихожу на кухню, на повторе прокручивается ролик в ТикТок, он о нападении на наш мир драконов и волков, отрезок из новостей — прошло
