История татар Пензенского края. Том 1 - Ряшид Ханяфиевич Алюшев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Как полагает Л. Т. Махмутова, в мишарском диалекте уже к нач. XVI в. были представлены говоры двух «типов»: цокающие и чокающие. В то же время существует классификация, подразделяющая диалект на три группы говоров, добавляя к «цокоющей» и «чокающей» – «смешанную» группу говоров[323].
К цокающим относятся 4 говора в Среднем Поволжье (сергачский, дрожжановский, чистопольский и мелекеский) и байкибашевский говор, распространенный в Приуралье (в Башкортостане). С определенными оговорками к цокающему «типу» можно отнести и неоформившиеся в самостоятельные говоры (подговоры) языковые ареалы, представленные жителями отдельных селений: Азеево, Сургодь, Тархань, Горенки, Татарский Лундан и др. Классификация чокающих говоров более сложна. Этот «тип» говоров еще в ранний период своего формирования распался на темниковский и лямбирский «подтипы». Первый из них состоит из собственно темниковского говора, распространенного в западных районах Мордовии и языкового ареала, локализованного в южных районах Мордовии и на смежной территории Пензенской области (север, юго-восток). Второй «подтип» представлен лямбирским говором на востоке Мордовии. Это, так сказать, типичные чокающие говоры. Кроме них имеются еще два смешанных чокающих говора: кузнецкий и хвалынский. Л. Т. Махмутова предлагает рассматривать эти говоры как результат смешения двух более ранних чокающих говоров – лямбирского и темниковского. По соседству с представителями рассматриваемых говоров чокающего «типа» расселено еще некоторое число мишарей, также чокающих, но в силу, видимо, относительно позднего заселения, не консолидировавшихся в четкие языковые ареалы – говоры и подговоры.
Отрывок самого древнего документа на татарском языке (1569 г.). Документ был дешифрован и текстологически подготовлен, комментирован, переведен на современный русский язык со старотатарского М. Ахметзяновым
Таким образом, по некоторым языковым явлениям в одну группу объединяется население следующих селений: Сургоди (Спасский уезд Тамбовской губернии); Тат. Лундана, Горенки, Тат. Шелдаиса, Тат. Никитино (Керенского уезда), Латышевки, Яндовищи, Ниж. Урледима, Тат. Пишли, Пензятки, Щербаково, Тат. Свербейки (Инсарский уезд), Лямбири (Саранский уезд), Кобылкино и Кутеевки (Чембарский уезд) – все они Пензенской губернии.
Так, жители с. Усть-Уза являются носителями весьма редкой группы мишарских говоров, и некоторые исследователи татарского языка добавляют к существующим «чокающим» и «цокающим» группам третью – «сокающая». Но к настоящему времени это различие практически незаметна. Еще в 1958–59–60 гг. экспедиции Института языка, литературы и истории Казанского филиала АН СССР посетили Пензенскую область и собрали материалы по языку татарских селений, в том числе и с. Усть-Узы. Характерной чертой языка усть-узинцев является своеобразная мелодика речи, заключающаяся в том, что к концу предложения высота тона речи резко возрастает до целой ноты. Это различие усть-узинского говора было замечено академиком Э. Р. Тенишевым, который посвятил на эту тему специальную научную статью под названием «Язык татар села Усть-Уза».
Сегодня мишарский язык распространен в компактно расположенных областях: Пензенской, Нижегородской, Ульяновской, Саратовской, Самарской, Тамбовской, Рязанской, Волгоградской, Челябинской, Курганской, Оренбургской, а также в Мордовии, Татарстане, и отчасти в Башкирии, Марий Эл, Чувашии, Москвы и СПб.
После завоевания Казани началось активное проникновение в татарский язык русизмов, а затем и западных терминов. Еще в свое время заметил известный российский востоковед-этнограф В. В. Радлов, что в язык мишарей вошло такое значительное число русских слов, что казанские татары смеются над ними, называя мишарей мишарей «арым урыс» (полурусскими). А православный тюрколог-миссионер Е. А. Малов писал: «Мишари Пензенской, Рязанской, Нижегородской, Саратовской и Симбирской губерний говорят громко и жестко, в разговоре мешают русские слова с татарскими»[324].
Но в свою очередь многовековые взаимоотношения татар и русских вызвал проникновение и множество тюркизмов в русский язык. Изучение тюркизмов, их количество и влияние на другие языки до настоящего времени остается спорным и требует детального изучения и сравнительного анализа. Так, например, еще в 1769 г. в одном из журналов была опубликована статья с сопоставлением русского слова «щи» и тюркского «ашчи» (повар). «Да уж не от сего полно произошло и счастие, от щей и ясть: щиястие, может быть, в старые времена бедные говаривали о достаточных: так разбогател, до такого состояния дошел, что каждый день щи есть может», – писал не без юмора журнал. Если русское «счастье» имеет татарскую основу, то что уж говорить о множестве других слов, которые татары ввели в русский язык: атаман, артель, алый, базар, башня, булат, балахон, барыш, башмак, бобыль, бурда…и др. Россия многое восприняло от татар и других народов, и поныне несет в себе это наследие как субкультуру, значительно влияющую на менталитет русских. Далеко неспроста Н. В. Гоголь писал: «В каждом русском сидит татарин»[325].
Со второй пол. XIX в., как мы уже отметили выше, началось формирование современного татарского национального языка на основе казанского диалекта. Это был период, когда произошли большие изменения старотатарского языка тюрки, сопровождающиеся сближением различных диалектов отдельных групп татар. Именно в это время татарская интеллигенция стала активно использовать османскую общественно-политическую лексику. В своих работах «Книга о воспитании», «Брошюра о нравственности» Каюм Насыри критикует схоластическую систему обучения в мектебе и медресе. Царящий в этой кадимистской системе дух формализма, догматизма и его оторванности от жизни уже не могли отвечать прогрессивным вызовам времени. Не случайно Каюм Насыри был подвергнут жесточайшей критике со стороны общественности и мусульманского духовенства, и сделался изгоем среди своих единоверцев за свое сотрудничество с православным государством и за поддержку педагогической систему пензенского ученого-миссионера Н. И. Ильминского, провозгласившего тезис о «несовместимости мусульманства с умственной культурой».
Как отмечал публицист Н. А. Александров, «…читать, писать, учат арабскому языку, чтобы он знал Коран, который написан на этом языке и который в большинстве случаев он механически затверживает, не понимая арабского языка. Но казанские татары помимо арабского языка учатся и бухарскому и персидскому языкам… У других татар, кроме казанских, ничего этого нет, и они, как мы уже сказали, ограничиваются механическим заучиванием арабских слов Корана, но все-таки все они знают читать и писать, а готовящиеся же в муллы остаются в школе дольше других и для окончательного образования отправляются в Египет. По-русски татары говорят почти все, но из татарок многие не только не говорят, но и не понимают ни слова; по своей замкнутой восточной жизни они совсем не имеют сношений с русскими»[326].
В следующей главе «Образование и
