История татар Пензенского края. Том 1 - Ряшид Ханяфиевич Алюшев

Но в тоже время, в следующем примечании Ахмаров делает ссылку на историко-этнографический очерк И. Н. Смирнова «Мокша», который предполагает, что следы исчезнувшей мещеры нужно искать «в лице мордвы-мокши, имя которого появилось лишь с исчезновением мещеры. Кроме того, мокша и ныне занимает те самые места, где жила мещера, а река, на которой она жила, носит название «Мокша»[314].

Мещера до настоящего времени исторически изучена меньше всего, хотя она занимает особое место в этнической истории не только татар-мишарей, но и всей России. Здесь, вступили в отношения финно-угорские, славянские и тюркские народы, которые проживали совместно в течение многих веков. И вероятнее всего, татары-мишари сложились в единый этнос из множества компонентов.

Мещера, как известно, была куплена Дмитрием Донским в 1380-х гг. у крещеного татарина Александра Уковича. В Мещерскую же область входили города Кадом, Темников, Елатом. Отсюда началось расселение мишарей, а позднее из нижегородских, симбирских, тамбовских, пензенских земель по всему Поволжью и Приуралью в XVIII–XIX вв.[315]

Таким образом, есть все основания предполагать, что определенная часть древней мещеры, как пишут, «омусульманилась» в результате продолжительного властвования в этих местах татарских ханов – казанских, астраханских, сибирских; другая часть мещеры растворилась в среде мордвы (вернее – «нардвы») и стала называться «мокшей; и третья часть растворилась в русской среде.

Войдя в состав Московского государства, часть Мещерского края была разделена на множество уездов, которые возглавлялись татарскими князьями. Так, К. Валишевский писал в своем труде «Иван Грозный»: «Съ этнографической точки зрънiя девять десятыхъ страны (Московии – примеч. автора) имъли только то русское населенiе, которое оставила здъсь прокатившаяся волна недавняго колонизацiоннаго движенiя. Не было необходимости въ то время «скресь» русскаго, чтобы найти татарина и особенно финна. Основой населенія (Московии) вездъ являлось финское племя».

Академик В. А. Гордлевский писал о медленном процессе «отатарения и омусульманения» исконного финского населения после передачи в 1452 г. Мещерского городка в удел татарским царевичам[316].

Далее В. А. Гордлевский отмечает, что неустойчивость и зависимость от Москвы отразились на религиозном быте населения. Начиная с XIV в. финны коснели в язычестве; то от мусульман (служилых татар), то от русских христиан-колонистов они впитывали в себя «элементы христианско-мусульманские». Полному обрусению помешало мусульманство, что невольно способствовало сохранению обломков язычества у одних и впитыванию у себя у других. И поэтому любой этнограф наблюдает в Касимово среди мусульман пережитки языческого миропонимания, от которого далеко отошел правоверный татарин. Так, в Касимовском крае скрестились три культуры: языческая финская, мусульманско-татарская и христианско-русская.

Современное население, порабощенное исламом, отатаренное, о своей финской культуре уже позабыло, – оно говорит по-турецки». Этот район был издавна заселен финскими племенами во главе с мещерскими князьями. Татары-турки, основатели Касимовского ханства, исказили свой язык, когда допустили вхождение каких-то посторонних языковых ингредиентов. «Женский говор, как везде, консервативнее; и модуляция голоса, и фонетические, и лексические элементы – все изоблачает архаичность, наслоение турецкого языка на какую-то инородческую почву». Но в то же время в говоре касимовца и татар-мишарей наблюдаются существенная разница. Так, например, в касимовском говоре цоканья нет – оно обычно для мишарей, заменяющих звук «ч» на «ц», и было это подмечено давно. В собственных именах и географических названиях (топонимах) также заметны различия. Казанцы, относящиеся к касимовцам презрительно («сатлык халык» – продажный народ) из-за участия хана Касима в походе против Казани, говорят (передразнивая касимовцев), что те ошибочно толкуют название Касимова от хана Касима: совпадение это случайное, объяснимое дефектами речи, а в действительности то был Кячим[317].

«Правда, – отмечает автор, – глядя на ханскую мечеть, касимовцы тешат себя картинами былого величия: мусульманство-де долго процветало в Касимове, и только впоследствии унижено было перед христианством. Однажды Петр I, проезжая по Оке, перекрестился на минарет, гордо возвышающийся над городом. Когда промах разъяснился, верхушка минарета была снесена пушечным выстрелом, и с тех пор будто бы минарет принял кубастеньскую форму – диаметр башни не соответствует высоте ее.

… Распад идет неуклонно – жить в Касимово тяжело, дорога в Питер закрыта. И потянулись эмиграционные потоки опять на восток. Дома заколачиваются, касимовцы сознают духовное и материальное свое ничтожество; они смотрят на это, как на наказание – исполняется проклятие, павшее на хана Касима за то, что он поднял руку на брата, казанского хана…»[318].

В результате всего сказанного, образовалась неуклюжая спайка различных культурных пластов. После образования Магометанского Духовного Собрания в 1788 г., когда в эти места хлынул целый поток мусульманского духовенства для просветительской работы, то стало происходить как бы уже повторное и значительно ускоренное омусульманивание населения.

Как эпилог в своих изысканиях В. А. Гордлевский заключает: «Низы были финны, робкие, тихие, а верхи – воинственные татары, обладавшие полнотой власти, но они растворились в массе финского населения, т. е. касимовцы – не кто иной, как финны, принявшие язык и религию господствующего класса. Татары – служилые люди поглотили финнов, финны исчезли как народ, но память о них жива в культуре… Все же остается вопрос, как могли (немногочисленные) татары, но регулярно обновляющиеся и пополняющиеся навязать коренному населению свой язык; не проще ли думать, что в Касимово живут татары, впитавшие только в себя финскую культуру…? Так и остался вопрос нерешенным – почему и как одно племя было вытеснено другим… Узнать мишарей – значит понять и великорусскую народность»[319].

В свою очередь, анализируя фонетические особенности восточно-тюркских наречий (турецкий, киргизский, алтайский, якутский, джагатайский, телеутский, да и монгольский в какой-то степени, Г. Н. Ахмаров пришел к выводу, что мишарский диалект к ним наиболее близок, поскольку характерные переходы звуков и выговоры не свойственны фонетическим законам казанский татар. Кроме того, эти наречия мишарей сближает даже с народами финского племени. На самом деле язык мишарей гораздо приятней и благозвучней, чем язык татар. В нем нет густых горловых звуков г, к, х, нарушающих благозвучие татарского языка. Что мишари смеются над говором татар, особенно над их горловыми звуками, говоря: «Татарнын бабасы пейгамбернен сухариен орлаб ашаган узе таарат алыб йорганда, тамагына шул отороб калган» (Предок татар съел сухари, похитив у пророка, когда он был занят омовением, и сухари пристали в его горле).

Кроме того, в языке мишарей встречаются такие слова, каких нет ни в татарском, ни в русском языке, или же они сильно искажены: аран (хлев, конюшня), бильбау (пояс), карагат (смородина), кура (жердь), нюеш (уголь), цярик (башмак), бугул (стог), кабат (повторение), каны (где), бябич (сапоги), малахай (шапка-ушанка), пангы (гриб),