Владимир Высоцкий. По лезвию бритвы - Федор Раззаков

Творение заслуженного художника РСФСР Александра Рукавишникова, известного не только в творческой среде, но и среди спортсменов-каратистов, и архитектора Игоря Воскресенского до сих пор вызывает споры среди друзей и поклонников Владимира Высоцкого.

М. Шемякин: «Мне памятник нравится. Можно было сделать тот заумный памятник-камень, осколок метеорита… Но не нужно забывать, что Володя — поэт народный… Этот памятник — как бы произнесенная речь, без которой не обойтись.

Я понимаю, что, может быть, это не шедевр и не совсем то, что хотели бы видеть друзья… Но друзья могут нормально прийти и просто помолчать минуту…

Пусть он слишком расшифрован, если можно так сказать… Но ведь он был сделан уже давно… Памятник был сделан в нужный момент, там есть эта закованность… Люди ведь идут — туда приходит поклониться вся Русская земля, поэтому нужен какой-то образ».

М. Козаков: «Первый взгляд на памятник. Что-то золотое стоит над могилой. Первое ощущение — ощущение медного дешевого цвета. «Ничего, со временем потемнеет, будет чуть лучше», — замечает Алла Демидова.

…Золотой памятник. Фигура Высоцкого вырывается, пытается вырваться, освободиться от пут бронзовой ткани. Дальше нимф над головой. В нимбе отражается затылок. Нет, это только нечто вроде нимба — гитара. Назад от грифа лошадиные морды… «Что за кони мне попались…» Памятник будет нравиться народу, точнее — публике. Литературная безвкусица. Высоцкий, его лицо — совершенно не его. Ощущение, что над верхней губой усы. Он, правда, какой-то период носил усы, носил он и бороду, но на памятнике они ни к чему.

Доказательством «нужной» реакции — фраза Жоры Гречко, недавно прилетевшего из космоса с Джанибековым: «Я думал, что этот памятник не разрешат… Смотри-ка, стоит. Здорово».

Начало 1986 года было для поклонников Владимира Высоцкого малообнадеживающим: в центральной прессе не появилось НИ ОДНОЙ публикации, приуроченной ко дню рождения поэта. Только «дальняя» газета «Вечерняя Одесса» 25 января опубликовала на своих страницах статью Станислава Говорухина под названием «Коль дожить не успел, то хотя бы допеть» да в февральском номере журнала «Катера и яхты» вышла статья В. Ханчина «Вы меня возьмите в море, моряки». Казалось, что ситуация прошлого года, когда в союзной прессе было опубликовано всего 13 статей, в которых в той или иной мере упоминалось имя Владимира Высоцкого, повторяется с точностью до одного.

В начале того года актеры Театра на Таганке В. Смехов, Л. Филатов и В. Шаповалов, так и не сумевшие сработаться с новым режиссером А. Эфросом, перешли работать в театр «Современник». В мае «Современник» справлял 30-летие своего рождения, и зав. агитпропом Бауманского района Москвы Криницына, присутствовавшая на юбилейном вечере, с тревогой в голосе сетовала на то, что такой прекрасный коллектив принял в свои ряды таких неблагонадежных артистов. В частности, она упомянула В. Смехова, которому она лично год назад запретила читать стихи Высоцкого на вечере в Политехническом музее. Вспоминая ее выступление в «Современнике», сам Смехов горько резюмировал: «В мае 1986 года партийная чиновница гордилась публично тем, что запретила читать стихи Высоцкого в городе Москве».

Но с того момента, как правление нового генсека перевалило за свою годовую отметку, то есть с апреля 1986 года, количество публикаций о Владимире Высоцком стало медленно, но уверенно расти. Энергичные усилия нового идеологического начальника Александра Яковлева начали давать свои первые реальные всходы. В «Огонек» пришел Виталий Коротич, в «Московские новости» Егор Яковлев, в «Советскую культуру» Альберт Беляев. Перестройка родила первого своего ребенка по имени «Гласность». Именно этот «ребенок» вобьет первый гвоздь в крышку гроба не только советской, но и всей мировой коммунистической системы. После своего XXVII съезда, состоявшегося в феврале 86-го, Коммунистическая партия Советского Союза под мудрым руководством нового генсека уверенно двинулась к своему самоуничтожению.

Но агония уходящего режима была ужасной. 26 апреля 1986 года в 1 час 24 минуты ночи на четвертом энергоблоке Чернобыльской АЭС произошел взрыв ядерного реактора… По словам академика Велихова: «Чернобыльский взрыв был хуже Хиросимы, где взорвалась всего одна бомба, а здесь радиоактивных веществ было выброшено в 10 раз больше плюс полтонны плутония». Но в те дни подлинные масштабы катастрофы «отцами гласности» от народа тщательно скрывались. Зато правда о Чернобыле «компенсировалась» другим: с лета того года со страниц средств массовой информации взлетели «ночные бабочки-путаны», заширялись наркоманы, заговорили больные СПИДом. Началось активное приобщение граждан СССР к изнанке жизни в родном Отечестве. То, что намного позднее «патриотическая» печать назовет «духовным Чернобылем» или «насильственным вышибанием из советских людей веры и надежды в светлое будущее». По меткому выражению энергичного Генерального секретаря: «Процесс пошел». Изменение жизни в СССР к лучшему началось не с экономики, а с идеологии, не в пример коммунистам Китая. Можно ли было тогда представить, к чему приведет страну подобная перестройка…

Мы все становимся умнее задним числом. И уже в наши дни А. Папушин, оценивая итоги горбачевского правления, горько резюмирует: «Горбачев задумывал «революцию сверху», и, мне кажется, его ошибкой была гласность. Начиная свой НЭП, пользуясь в целях сохранения внутриполитической стабильности социалистической риторикой, горбачевское Политбюро тем не менее сказало о демократии и гласности. Необъяснимо «забыв» при этом Ленина, не допускавшего мысли о какой бы то ни было сдачи идеологических позиций.

Я думаю, в конечном счете гласность превратилась в капкан для самих ее инициаторов — и как раз потому, что носила не стратегический, а тактический характер. В противном случае с ней можно было… обождать (!), поддерживая тем временем устойчивость страны и власти и имея в перспективе нормальный, цивилизованный, эволюционный путь развития. Но… вожди перестройки недооценили либо свой народ, либо собственную «подачу». Гласность нанесла смертельный удар по советскому «реальному» социализму. Но она же вышибла общество из колеи, ликвидировав ту инерцию движения (или, как говорят, «застоя»), которая могла бы стать спасительной в период перестройки. Громоздкий советский поезд сошел с рельсов».

Но вернемся в год 1986-й, в те дни, когда в кабинетах Идеологического отдела ЦК КПСС намечалась кампания по разоблачению сталинских преступлений. Стратегам этой кампании казалось, что, свалив всю вину за развал страны на «вождя всех народов» и его духовного продолжателя Леонида Брежнева, нынешние правители смогут оправдать любые свои прошлые и нынешние ошибки и преступления.