Рассказы и повести - Анатолий Безуглов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– А как у тебя с Верой? – поинтересовалась Мажарова.
– Да ну ее,– отмахнулся с гримасой Ремизов.– Рабоче-крестьянская кровь… Отсталая девица! Говорит, сначала распишемся… А на кой черт козе баян? Тоже мне богатство!
– Ясно,– усмехнулась Нина.– Не обломилось…
– Я даже рад. Свяжись с такой – крови попортишь ого-го!… Ну, чао, старушка!
– Приветик.
– Если будет какой сигнал от Виленского…
– О чем речь, Антоша! Тут же звякну,– заверила его Мажарова.
Юрий Алексеевич Крюков позвонил домой в день, когда в университете вывесили списки прошедших по конкурсу абитуриентов. Трубку взяла Валентина Павловна.
– Ну как, Валюша?– взволнованно спросил кандидат наук.
– Все хорошо, Юлик,– ответила спокойно и с достоинством жена.– Наш Игорь – студент! Да, да! Сама приказ читала…
У Юрия Алексеевича вырвалось какое-то нечленораздельное клокотание, потом он, справившись с нахлынувшей радостью, произнес:
– Ну что, мать, кто был прав? Я ведь говорил, что наш сын пройдет! И без всякого блата!
– Посмотрела бы, как ты сейчас пел, если бы не я,– усмехнулась Валентина Павловна.
– Валентина! – раздался в трубке строгий голос Крюкова.– Ты была у Журавского? Отвечай!
– Успокойся,– сказала жена,– у Журавского я не была. И вообще ни к кому в университете не обращалась…
Она решила ничего не говорить мужу. Во всяком случае, пока.
– Ну, слава богу,– вздохнул с облегчением Юрий Алексеевич.– Позови Игоря.
– У приятеля.
– Когда придет, поздравь от моего имени. Это же надо, еще вчера под стол пешком ходил, а сегодня – студент!
– Между прочим,– не удержалась от выговора мужу Валентина Павловна,– мог бы поздравить лично. Как все нормальные отцы. Хоть бы на недельку вырвался. Сын-то поступает в университет не каждый день…
– Валюша, тут у нас такая запарка!…
– А когда у тебя ее не было?– вздохнула Крюкова.– Скоро ждать из командировки?
– Одному аллаху известно. Работы на полмесяца…
Валентина Павловна знала: если Юлик говорит полмесяца, значит, на весь месяц, не меньше.
Вечером того же дня она пригласила в гости Мажарову, и вручила ей еще четыре тысячи, за сына.
– Рада, что смогла помочь,– скромно сказала девушка.
Крюкова стала расспрашивать о Виленском.
– Сережа настаивает, чтобы я ехала к нему,– сказала Мажарова.
Не открывать же соседке, что от жениха нет никаких вестей.
– А вы?
– Думаю перебраться в Москву только после того, как мы распишемся,– ответила Нина.
– Тоже правильно,– одобрила Валентина Павловна.– Надо ехать в качестве законной жены…
К Нине снова вернулись спокойствие и уверенность. Добрая тень Виленского приютила, спрятала ее от палящих лучей действительности.
– Ниночка,– вдруг страстно обратилась к ней соседка,– вы помогли мне один раз, так посодействуйте и во второй!
– Смотря в чем,– осторожно ответила Мажарова.
– Измучилась я,– жалобно произнесла Валентина Павловна.– Сами знаете, мы ютимся трое в одной комнатке. А ведь муж – кандидат наук, имеет право на дополнительную площадь. По закону! Да и Игорьку теперь нужна отдельная комната… Если бы вы взялись… Я имею в виду Сергея Николаевича… Попросите еще один раз. Его звонок председателю горисполкома – и вопрос будет решен… Ведь мы давно стоим на очереди. Другие получают, а мы…– Она махнула рукой.
– Что вы, Валентина Павловна! Квартиры-это очень сложно,– сказала Нина.– Да и сейчас за это строго…
– В университет тоже было нелегко, однако…– Крюкова многозначительно посмотрела на девушку.– Только один звонок председателю…
– Звонок,– хмыкнула Нина.
– Я понимаю, что труднее…
– А риск?
– Чем больше риск, тем больше благодарность.– Валентина Павловна вышла и вернулась с пачкой денег.– Аванс.
Мажарова завороженно смотрела на внушительную стопу купюр.
«Боже мой! – мелькнуло у нее в голове.– Вот она, свобода!»
– Поверьте, вы совершите доброе дело,– словно издалека доносился до Нины голос Валентины Павловны.– Осчастливите троих людей…
– Ладно,– выдавила из себя Мажарова; ей казалось, что эти слова произнесла не она, а кто-то другой.– Какую вы хотите?
– Трехкомнатную, конечно же! – оживилась Крюкова.– И, если можно, поближе к центру…
– Постараюсь…
– А на Сиреневой набережной?– выдохнула Валентина Павловна.– Ну, в девятиэтажке?
…Когда Мажарова вернулась к себе, Вольская-Валуа молча протянула ей телеграмму. В ней сообщалось, что через день приезжает Михаил Васильевич, дядя Нины…
– Ну, тетя Поля,– с сожалением вздохнула девушка,– лафа кончилась… Завтра придется перебираться в общежитие…
Дело в том, что эта квартира не принадлежала ни ей, ни ее родителям.
Родилась и выросла Мажарова в небольшом городке Павловске, неподалеку от Южноморска. Тихое провинциальное захолустье часто рождает обывателей или мечтателей. Нина относилась ко второй категории. Она всегда пребывала в грезах о чем-нибудь необыкновенном. В детстве – о славе киноартистки. И непременно знаменитой. Затем, когда подросла и окончила школу,– о жизни в большом городе с огромными домами и вереницами автомобилей. Идеалом для нее был Южноморск с его пестрой публикой и праздничным духом. Она ездила туда поступать в институт, но с треском провалилась, так как в школе училась средне. В ее родном Павловске было одно-единственное учебное заведение – финансовый техникум. Пришлось идти туда.
После техникума наступили будни – работа на старенькой фабрике и дом. Единственное увлечение – мечты. Теперь уже о блестящем муже – капитане дальнего плавания, крупном ученом, космонавте. Пищу для грез давал телевизор. Но у них в Павловске не было моря, отсутствовали крупные предприятия, а космодром находился за тысячи километров.
Местным женихам Нина отказывала. Постепенно претенденты иссякли. Годы уходили. И вот Нина решилась сама поехать в Южноморск: не придет же гора к Магомету.
В Южноморске, помимо тети Полины, родной сестры отца, жил еще один родственник – двоюродный дядя. Тоже Мажаров. Он приходился отцу Нины двоюродным братом.
Дядя, Михаил Васильевич, был человек суровый и родню не очень жаловал. Его поглощала единственная страсть – красивые, дорогие, старинные вещи. Деньги Михаил Васильевич имел. И немалые. Считай, полгорода ходило с его зубными протезами. Дантист он был, надо сказать, отличный, клиентуры хоть отбавляй.
Эта страсть разделила Михаила Васильевича не только с дальними, но и с ближайшими родственниками. Когда была жива жена, семья еще как-то держалась. Но с ее смертью дети дантиста – дочь и сын,– повзрослев и встав на ноги, постарались уехать от скупердяя-отца подальше. И общались с ним лишь посредством редких писем да телеграмм по случаю дня рождения.
Приезд Нины в Южноморск не стал желанным подарком для дяди. Надо было помогать девушке с устройством, предоставить хотя бы временное жилье. Михаил Васильевич болезненно воспринимал любое постороннее вторжение в его жизнь, а еще больше – в квартиру-музей.
Полина Семеновна взяла его в оборот. Брюзжа и ворча, дантист устроил так, что Нину по лимиту приняла на вновь построенный завод химического волокна (его директор сверкал прекрасной вставной челюстью, сработанной Михаилом Васильевичем), прописали и дали место в общежитии. Но работала она не у станка (заводу выделили лимит только для рабочих), а в бухгалтерии. Дядя попросил…
На несколько месяцев в году – в самую жару – Мажаров был вынужден оставлять весь свой антиквариат на попечение Полины Семеновны: с какого-то времени у зубного протезиста стало пошаливать сердце, и врачи настоятельно советовали уезжать летом в более северные широты. С июня по август он проводил в Карелии, где теперь постоянно снимал домик возле озера.
Тетке было скучно и боязно одной в таких апартаментах. Да еще в городе произошло несколько квартирных краж, слухи о которых с неизменными преувеличениями распространились по всему Южноморску. Поэтому Вольская-Валуа попросила племянницу пожить вместе с ней у дантиста, что та с удовольствием и сделала.
И вот теперь хозяин ехал из Карелии домой.
Свое возвращение в общежитие Мажарова отметила вечеринкой, на которую пригласила девчат из других комнат. И даже комендант, суровая и строгая Раиса Егоровна, согласилась заглянуть к Нине на огонек, чего с ней никогда не случалось. Все только потому, что в общежитии знали, чья Мажарова невеста.
Но ни восхищение подруг, ни почтительное отношение коменданта не радовали Нину. Переезд в общежитие с его казенным бытом, мебелью, общей кухней и душем еще больше обострил тоску. Ожидание становилось невыносимым.
Единственное, что не беспокоило,– это деньги. Из тех, что так нежданно-негаданно свалились, можно сказать, с неба, она отдала долги, расплатилась с тетей Полей, и еще осталась порядочная толика.
