Счастливчик Ген (СИ) - Геннадий Ищенко

К вечеру, когда дороги столицы начали очищаться от людей и транспорта, мы покинули гостеприимный дом Хелманов.

— Поспешите, — сказал нам дед Алины. — Погода стала меняться, и скоро должен начаться дождь, а вы без плащей. Лето закончилось, теперь надолго зарядят дожди. В это время только и ездить в гости, поэтому берите карету и приезжайте. Все равно вам в вашем дворце нечего будет делать.

Я ему ничего на это не ответил, просто приветливо кивнул на прощание. Работы было непочатый край, и частые поездки в гости были пока не для меня. Мы успели в самый последний момент: нам осталось дойти до ступеней парадного подъезда дворца с полсотни шагов, когда по веткам деревьев застучали первые капли еще по–летнему теплого дождя.

Глава 8

Унылая пора! Очей очарование! Переместить бы сюда Александра Сергеевича. Интересно, что бы он написал о первом сезоне дождей, который здесь заменяет осень? Листва не облетает, солнца не видно, а сверху почти все время льет. Иногда дождь лишь слабо моросит, чаще льет, как из ведра. И так весь сезон, все шестьдесят дней. Дороги приходят в полную негодность. Верхом, имея заводного коня, еще можно ехать с горем пополам, а вот экипажи, или тем более крестьянские возы, утопают в грязи по колесную ось. Подвоз продуктов в города прекращается, причем не на шестьдесят дней, а на больший срок, так как потом наступает зима, которая отличается от осени только отсутствием дождей. Морозов, которые могли бы проморозить грязь, нет, и приходится долго ждать, пока все потихоньку просохнет. Люди приспособились и перед дождями делали в городах огромные запасы продовольствия и дров. Дрова для отопления не использовали, так как всю зиму были плюсовые температуры, и не было сильных холодов. Они шли только на помывку и приготовление пищи. Подвоз продовольствия из ближайших сел все‑таки был, но продуктов привозили немного, и за них приходилось платить двойную цену. Ни один крестьянин не рискнул бы выехать из дома, не запрягая в свой воз четверки коней, а такое могли позволить себе немногие. Даже на дворцовой кухне для готовки вместо свежего мяса использовали вяленое и копченое и солонину, а вчера первый раз подали сало. Единственным плюсом было почти полное исчезновение канализационной вони, к которой я уже успел привыкнуть. Потоки воды начисто промыли все сточные канавы, и в городе впервые ничем не воняло. Транспорта и пешеходов на улицах резко поубавилось, в непогоду большинство предпочитало сидеть дома или, если были лишние деньги, забежать в соседний кабак. Цены в них на выпивку и закуску тоже подскочили. Я пользовался предоставленной возможностью и по полдня пропадал в фехтовальном зале. Король так и не заменил капитана, а я не стал на этом настаивать. По молчаливому уговору все наше общение свелось к обмену кивками при встрече, его — уважительному и моему — небрежному, а по всем вопросам я обращался к его помощнику. Вторым делом, которое отнимало много времени, была поэзия. Помучившись три дня, я все‑таки перевел в стихотворную форму первую сцену. Получилось здорово, но я ужаснулся предстоящему объему работы. Алина прочитала написанное и пришла в восторг.

— А можно попробовать мне? — попросила она.

— Пробуй, — великодушно согласился я. — Только возьми другую книгу.

Через пару дней она показала мне свой вариант второй сцены. Девушка работала, когда я был на тренировках, и успела срифмовать текст в три раза больше меня. Прочтя ее вариант, я был поражен: в моем тексте была просто рифма, а у нее свой неповторимый стиль.

Я выдрал исписанные мной с таким трудом страницы и вручил ей обе книги со словами:

— Твой перевод намного лучше, да и работаешь ты быстрее меня. Держи книги и работай, будешь первой поэтессой этого мира.

— Но у нас женщины не пишут книг! — испугалась она.

— Другие не пишут, а моя жена будет писать. А на обложке, если хочешь, напишем наши имена.

— Вот почему ты такая? — внезапно всхлипнула Лана. — И шьешь, и играешь здорово, а теперь еще и книги пишешь, а я вот ничего не умею!

Конечно, мы бросились ее утешать.

— Шить и играть я тебя могу научить, — пообещала Алина. — Научила же я тебя метать ножи.

— Это точно, — сказал я, обнимая младшую и вытирая ей слезы. — Но, по–моему, лучше бы не учила. У меня от ваших ножей уже голова болит.

Действительно, Лана от безделья по полдня с перерывом на прием пищи развлекалась, сидя в малой гостиной на диване и один за другим втыкая в мишень ножи из своего мешка. Дело, конечно, полезное, но когда ты занят литературным текстом, а кто‑то рядом раз за разом втыкает что‑то в доску, это потихоньку начинает раздражать.

— А писать стихи? — спросила младшая.

— Как же я тебя этому научу, если сама не знаю, как это у меня получается? Читай, как пишут другие, и пробуй сама. Может быть, и получится.

Совместными усилиями Лану успокоили, но этот случай заставил меня задуматься. Мрачная, дождливая погода и отсутствие солнца действовали всем на нервы, делая их раздражительными. Это особенно сильно проявлялось, если человеку нечем было себя занять. Младшей вовсе не были свойственны хандра и плаксивость, а вот теперь, после всего одной декады дождей, она расклеилась. Что же будет к концу сезона?

— Завтра я съезжу в особняк, — сказал я женам, — и поговорю с Лонаром, чтобы он подобрал для вас из женщин ордена такую, которая смогла бы хоть немного научить вас работать мечом и просто защищаться без всякого оружия. Есть у него несколько таких. Заодно вообще физическую форму поднимете, лежа целыми днями на диване можно так растолстеть, что нам придется менять двери. И зачем вы мне тогда такие будете нужны?

Конечно, после такого заявления они обе дружно на меня набросились. Пришлось спасаться от них на кровать, где они меня догнали и доказали, что форма ими еще не потеряна.

— Не знаю как вам, а мне судьба стать толстым точно не грозит, — отдышавшись, заявил я.

— Сам виноват! — сказала довольная Лана. — В следующий раз не будешь обзываться!

— Вот займется вами тренер, сразу про постельные игры забудешь, — пригрозил я.

— Никогда!

— А вот посмотрим. Ты лучше у старшей спроси, какой я был после тренировок.

— Если не считать того случая, когда ты меня чуть не сделал заикой, заорав, как резаный, когда я с тебя начала стаскивать одежду, то терпимо, мне хватало.

Я выбрал время, когда очередной ливень перешел в морось, закутался в плащ и на недовольном Звере в сопровождении таких же недовольных гвардейцев посетил особняк.

— Ты плащ‑то сними, — остановил меня Маркус на пороге своего кабинета. — И вытряхни в коридоре: мне здесь лишняя вода ни к чему, и без того сыро, а дров мы за делами запасли мало.