Странник - Михаил Русаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дождавшись, когда Сима закончит со стиркой, он попросил её помочь повесить шторы. Начали с маленькой комнаты, приобрётшей статус спальни. Судя по слою пыли, скопившемся на круглой палке, выполнявшей роль карниза, предыдущие хозяева шторами не пользовались и откуда на всех окнах взялись карнизы, было не понятно. Возможно, достались этим хозяевам по наследству от тех, кто здесь жил до них.
Конструкция оказалась примитивной, но неудобной и когда они закончили с первой шторой, то желания продолжать не было ни у Сергея Петровича, ни у Симы. Тем более, что воскресенье, по представлениям Сергея Петровича, было банным днём и он решил немного полежать в ванне.
У Сергея Петровича было стойкое представление, что в первой половине 20-го века москвичи, особенно те, кто жил на окраинах, мылись исключительно в городских банях. И наличие в квартире большой ванны было для него большой неожиданностью. В принципе, мокнуть в ванне он не любил, предпочитая мыться под душем. А вот тут потянуло. Пока ванна наполнялась, он приготовил мочалку, мыло, большое полотенце и купленные вчера трусы и футболку большого размера, которые решил использовать в качестве пижамы.
А ванна была действительно большой, заметно больше тех ванн, которые помещались в стандартных санузлах конца 20-го века. Собственно, Сергей Петрович не любил принимать ванны именно из-за того, что, при своём росте выше среднего, не мог полностью погрузиться в воду, обязательно торчали либо коленки, либо верхняя половина грудной клетки. А здесь он, погрузившись по шею, едва доставал ногами до противоположного конца ванны. Такие ванны Сергей Петрович видел только в санаториях. Но там ванны были лечебной процедурой и отпускались строго по времени, как правило, 10 минут. А сейчас он хотел понежиться не меньше получаса.
Но ему не дали. Только он расслабился, как вошла Серафима, сняла халат, под которым уже ничего не было, залезла в ванну и попыталась пристроиться на нём сверху. Но Сергей Петрович не позволил. Разведя ноги пошире, он спихнул её вниз, заставив сесть на дно ванны, а спиной лечь ему на грудь. Некоторое время Сима лежала неподвижно, но потом начала шевелиться с явным намерением сесть повыше. Сергей Петрович опять не дал ей это сделать, зажав её талию ногами и придержав за плечи, а когда она покорилась, начал намыливать её волосы банным мылом159. Потом смыл, ещё раз намылил и опять смыл. А потом взял мочалку (до губки он не мог дотянуться) и стал ею аккуратно тереть Симину кожу. После того, как он натёр всё, до чего смог дотянуться (чтобы обработать спину, пришлось посадить Серафиму вертикально), он отдал ей мочалку и она сама прошлась ею по своим ногам. А потом и по ногам Сергея Петровича. Немного подумав, она протиснулась в щель между Сергеем Петровичем и стенкой ванны и уже он оказался лежащим на её груди, а она намыливала ему голову. А потом тёрла мочалкой торс и руки. После этого пришлось вставать и, выдернув пробку из слива ванны, окончательно смывать мыло под душем. При этом Серафима опять попробовала к нему пристать, а он опять пресёк её поползновения плотно прижав к себе и не давая возможности хулиганить. Наконец она сдалась, первой вылезла из-под душа, вытерлась, накинула халат и ушла. А Сергей Петрович неспеша домылся, вытерся уже влажным полотенцем, ополоснул ванну, одел пижаму (резинку в трусах пришлось немного подтянуть, хорошо хоть дизайнеры белья ещё не додумались пришивать её намертво, и она была продёрнута через кулису по верхнему краю) и пошёл в спальню.
Серафима уже лежала под одеялом, а висевшую на спинке кровати ночную рубашку Сергей Петрович расценил не как намёк, а как декларацию о намерениях. Собственно, иного он и не ожидал, но, как известно, надежда умирает последней. Поэтому сняв пижаму, лёг не на свободную половину кровати, а сразу залез к Симе под одеяло. Просиявшая Серафима тут же прижалась к нему и начала гладить и подёргивать, но смогла добиться желанного эффекта только минуты через две-три. И повернулась спиной, подставляя нужное место. А вот на неё ласка Сергея Петровича подействовала почти мгновенно и тихие постанывания почти тут же перешли в протяжные стоны.
Минут через десять Сергей Петрович почувствовал, что его готовность участвовать в процессе резко ослабевает. Это же почувствовала и Серафима, её реакция стала быстро ослабевать. Сергей Петрович решил не доводить дело до полного фиаско, а повернул Симу на спину и стал целовать, постепенно спускаясь от шеи через грудь и живот к лобку. При этом он сам постепенно разворачивался и, дойдя до лобка, лёг на Симу сверху и попробовал опустить голову между её ног. Но серафима плотно свела ноги.
– Ты чего?
– Нет, это ты чего? Тебе можно, а мне нельзя?
Серафима некоторое время колебалась, но потом, всё же, неуверенно развела ноги. Сергей Петрович не стал атаковать сразу. Сначала он потёрся подбородком, потом носом, вдыхая возбуждающий аромат, отчего его орган, оказавшийся на уровне лица Симы, слегка напрягся. Сима попробовала поймать его ртом, но Сергей Петрович не дал, приподнявшись на коленях. Серафима не оставила его в покое и стала делать рукой то, что ей не позволили делать ртом. Тогда Сергей Петрович, решивший, что это будет отвлекать её от собственных ощущений, снова развернулся и подошёл к нужному месту снизу, хоть это и было менее удобно. Минут через пять Сима, наконец, раздвинула ноги пошире и расслабилась. Тогда он перешёл к атаке языком, сначала осторожно, а когда Сима не выдержала и начала стонать – в полную силу. Но долго так продолжать не смог – язык устал. Передвинувшись в постели и прижавшись к Симиному боку, он попробовал делать то же самое пальцем. Но очень быстро понял, что так ей не нравится и оставил это занятие.
Немного подержав Симу в объятьях, он поднялся, протянул ей её рубашку, одел пижаму и лёг на свою половину кровати.
– Ты так уснёшь? Или тебе надо к кому-то прижиматься?
– Не знаю. Наверно, усну. А если нет, можно я тебя обниму?
– Ты же знаешь ответ. Спокойной ночи.
Следующий рабочий день у них начался с написания рапортов о происшествии в парке. Крымов был занят и
