В бурях нашего века (Записки разведчика-антифашиста) - Герхард Кегель

"Поскольку я руководил канцелярией посольства Германии в Москве, ответил Ламла, - от меня сейчас официально и срочно потребовали сведений о том, работал ли в Москве в первой половине тридцатых годов в качестве корреспондента немецкий журналист Гернштадт, подвергался ли он выдворению оттуда и что это был за человек. Поскольку мне сказали, что после высылки из Москвы Гернштадт находился в Варшаве, я вспомнил, что вы, господин Кегель, в течение нескольких лет работали в Варшаве. Вот вы и стали для меня спасительным якорем.

Подождите минутку, - произнес Ламла, и, сдерживая дыхание, я услышал, как он спросил что-то явно подслушивавшего наш разговор человека. - Извините меня, господин Кегель, мне тут помешали. А не знаете ли вы, где может быть теперь бывший пресс-атташе посольства в Варшаве?"

"Да, - ответил я. - Возможно, я смогу вам помочь. Как мне тогда стало известно, после возвращения из Варшавы господин Штайн был направлен на работу в министерство пропаганды. Я, правда, после Варшавы его не видел, но предполагаю, что он все еще работает там".

"Большое спасибо, господин Кегель!" - с этими словами Ламла повесил трубку.

Для меня этот разговор оказался нелегким делом - я сразу же понял, что упомянутый телефонный звонок находился в прямой связи с арестом Ильзы Штёбе.

Я был уверен, что вопрос Ламлы, знал ли я в Варшаве Гернштадта, задавался мне лишь с одной целью: гестапо хотело проверить, не стану ли я отрицать, что был знаком с Гернштадтом. Если бы я это сделал, то доказать лживость такого утверждения не составило бы труда. Гестаповцы также желали выведать, каковы были мои отношения с Гернштадтом, чтобы затем поймать меня на удочку. И наконец, они стремились прощупать, как я отношусь в целом ко всем этим вопросам. Возможно, им удалось доказать, что арестованная ими Ильза поддерживала связь с Гернштадтом, и они хотели устроить ловушку мне? Но почему они избрали такой обходной путь, использовав бывшего заведующего канцелярией посольства Германии в Москве? Ведь гестаповцы могли поступить гораздо проще. Таким образом, делал я вывод, главной фигурой в состоявшейся беседе был я, а беседу кто-то подслушивал. В этом я был абсолютно уверен.

Но кое-что для меня оставалось все же неясным. В любом случае мне следовало быть предельно осторожным. Я считал, что серьезная опасность нависла также и над Шелиа. Ведь бывшим сотрудникам посольства в Варшаве было известно, что он как раз в последние предвоенные годы часто встречался с Гернштадтом, который посещал его и в посольстве. Мне следовало как-то предупредить Шелиа об этой опасности. Если в руках гестапо окажется и он, то судьба Ильзы Штёбе будет решена. Обо мне же ему ничего не было известно.

Но как предупредить Шелиа, не подвергая опасности самого себя? Какое-то время я не знал, что делать. Затем решил зайти к нему на работу. Но прежде необходимо было убедиться в том, что за мной не следят. Я намеревался попросить у него книгу, о которой он мне не раз говорил и которую хотел дать почитать. При этом я рассчитывал - разумеется, как бы между прочим рассказать ему о своем телефонном разговоре с Ламлой, предоставив ему самому сделать из этого необходимые выводы. А может быть, ему известно что-либо новое об арестованной Ильзе Штёбе. Но вначале я хотел посетить д-ра Шаффарчика, чтобы предварительно ознакомиться с обстановкой, а затем уже решить, что делать дальше.

По дороге в отдел информации я прежде всего убедился в том, что за мной не следят. Шаффарчик, как он это всегда делал во время моих посещений, дал мне некоторые интересные материалы из "прессы врага". В ответ я рассказал ему кое-что о становившемся все более напряженным положении на "экономическом фронте". Затем он как бы невзначай заметил, что арест фрейлен Штёбе и д-ра X. все еще хранится в строжайшем секрете. Я также как бы между прочим ответил, что дело это, очевидно, чрезвычайно неприятно для господина Кизингера и господина фон Шелиа. Да, несомненно, заметил он, сказав далее, что фон Шелиа, возможно, располагает более подробными сведениями, но он сейчас находится совсем не в Берлине, а в Швейцарии. Этому счастливчику Шелиа, поинтересовался я, видимо, удалось добиться перевода в наше дипломатическое представительство в Берне. - "Нет, нет, - прервал Шаффарчик мои завистливые рассуждения, - Шелиа не переведен или еще не переведен туда. Но ему удалось выехать в командировку в Швейцарию, и уже это весьма неплохо". Я искренне согласился.

Узнав, что Шелиа в Швейцарии, я почувствовал облегчение. Я нисколько не сомневался, что он не вернется в Берлин из этой "командировки", что он отправился в Швейцарию из-за ареста Ильзы Штёбе. В Швейцарии, как мне было известно, у него есть лицевой счет в банке, и он сможет прожить там некоторое время, не испытывая особой нужды. Такое решение проблемы с Шелиа отвечало интересам Ильзы Штёбе и, разумеется, моим.

Когда я прощался с Шаффарчиком, то чувствовал, что у меня с души свалился камень. Я сказал ему, что примерно через неделю загляну к нему снова, так как у меня здесь поблизости будут дела, а его зарубежная информация представляет для меня большой интерес.

Дело в том, что Шелиа должен был вернуться из "служебной командировки" через неделю. И ради осторожности я все же хотел убедиться в том, что он действительно предпочел остаться в Швейцарии.

Когда я неделю спустя вновь заглянул к Шаффарчику, он сразу же поведал мне о том, что Шелиа вернулся из своей "служебной командировки". Услышав об этой чудовищной глупости, я ужаснулся. Теперь мне не оставалось ничего иного, как идти к Шелиа и рассказать ему о своем телефонном разговоре с Ламлой. Я радостно, как только мог, поздравил его с возвращением на родину, расспросил о впечатлениях от поездки в Швейцарию, а затем сразу же попросил у него книгу, которую он хотел мне одолжить, но она не оказалась у него под рукой. Далее я как бы между прочим рассказал ему о телефонном звонке Ламлы, расспрашивавшем меня о некоем Рудольфе Гернштадте, которого он, Шелиа, наверняка помнит по работе в Варшаве. Потом я быстро сменил тему нашей беседы.

Теперь Шелиа был очень взволнован. Он закурил сигарету, и, когда подносил ее ко рту, рука его дрожала. Я распрощался с ним, заметив, что меня очень заинтересовали его впечатления о поездке в Швейцарию. Не могу ли я через несколько дней, когда он снова привыкнет к берлинским будням, позвонить ему, спросил я? Может быть, мы сможем где-нибудь пообедать вместе?

Несколько дней спустя Шаффарчик сообщил мне о том, что вечером того же дня, когда я побывал у Шелиа, тот был вызван в отдел личного состава МИД и оттуда не вернулся. Очевидно, он арестован. Почему? Этого в отделе информации никто не знает.