Книга о русском еврействе. От 1860-х годов до революции 1917 г. - Сборник Статей

Муни (псевдоним Самуила Викторовича Киссина). Печатал стихи в «Перевале», «Русской Мысли» и других изданиях. Сборника стихов не выпустил. Был мобилизован в армию во время первой мировой войны. Покончил с собой в 1916 г.

Вера Михайловна Инбер (родилась в 1891 г.). В 1912 г. выпу­стила в Париже несколько сборников стихотворений: «Печаль­ное вино», «Горькая услада». Дальнейшая литературная дея­тельность прошла в Советской России.

Александр Акимович Биек (родился в 1883 г.), поэт и пере­водчик, печатался в «Золотом Руне», «Мире искусства», в тол­стых журналах. Издал книгу стихов «Рассыпанное ожерелье» (1911 г.) и переводы Рильке (Одесса, 1919 г.). В эмиграции опуб­ликовал ряд статей, переводов, а также новую книгу переводов из Рильке (Париж, 1957 г.).

Осип Эмильевич Мандельштам (1891—1941 (?) выступил в литературе в 1909 г. Печатался в «Аполлоне». В 1913 г. вышла первая книга стихов «Камень». Дальнейшая деятельность поэта прошла в годы революции, вплоть до конца 30-х годов, когда по­эт был подвергнут репрессиям и погиб. Еврейской тематики у него нет. Как правильно заметил один критик, «если он даже случайно вспоминал Палестину, то не с какой-либо националь­ной, но чисто художественной целью».

Борис Леонидович Пастернак (родился в 1890 г.). Первый сборник его стихов футуристического направления вышел в 1912 г. Дальнейшая литературная деятельность прошла под со­ветской властью. В 1958 г. получил Нобелевскую премию по литературе. Его роман «Доктор Живаго», не допущенный к из­данию в Советской России, вышел на иностранных языках в сотнях тысяч экземпляров и завоевал автору мировую извест­ность.

Самуил Яковлевич Маршак (род. в 1887 г.) начал печатать с 1907 года стихи и переводы с английского. Дальнейшая деятель­ность прошла после революции. С 1923 г. выдвинулся в Совет­ской России в качестве поэта для детей.

Lolo (псевдоним Леонида Григорьевича Мунштейна) — (1866—1947), поэт, переводчик, драматург, сатирик, либретист. Редактор журнала «Рампа и Жизнь» (1907—1917), автор пьес «Фея Каприз», «Вечный Праздник». В эмиграции вышла книга стихов «Пыль Москвы».

Саша Черный (псевдоним Александра Михайловича Гликберга), — 1880—1932. Автор нескольких сборников сатир, книг для детей, книги «солдатских рассказов». Пользовался в эмигра­ции большой популярностью. Крещен.

Дон-Аминадо (псевдоним Аминада Петровича Шполянского) — 1888—1957. Автор ряда сборников сатир и лирики, книги мемуаров (1954). Сотрудник ряда газет в России. В течение 20 лет помещал юмористические фельетоны и стихи в газете «По­следние Новости» (Париж).

7

М. О. Гершензон в связи с новой поэзией на иврит однажды высказал следующие соображения, которые уместно будет здесь воспроизвести:

«До сих пор еврейская поэзия только жа­ловалась и вспоминала, и оба эти тона одинаково говорили о безнадежности, — писал он. — Еврейство века жило не только в материальном гетто, внешнее рабство делало его и духовным рабом, — рабом неотвязной мысли о своей народной судьбе. Беспечность — драгоценнейшее благо смертных, источник ду­ховной свободы, родник величия и красоты — вот что история отняла у еврейства, а с ним отняла все».

Но молодая поэзия на иврит, от Бялика, Черниховского и Шнеура до наших дней, по­казалась Гершензону «чудом» на фоне еврейской юдоли.

«Ев­рейскую музу не узнать, — восклицает Гершензон. — Как в от­дельной личности, так еще более в целом народе совершаются события, которых нельзя предвидеть... О таком духовном собы­тии свидетельствует новая еврейская поэзия... Эти молодые по­эты любят, как юноши всех стран, и вольно и звонко поют свою любовь; им открыта природная жизнь, и они с любовью живо­писуют ее; они мыслят о жизни, о человеке, о Боге, — их не гне­тет неотвязная мысль о еврейской беде. И потому, когда их мысль обращается к ней, — потому что забыть о ней невозмож­но, — как ново звучат их слова о еврействе! Они — люди, сво­бодные люди вполне».

Идишистский поэт и литературный критик И. Киссин, под­хватывая восторженные слова М. Гершензона о молодой по­эзии на иврит, пишет по этому поводу, — спустя 20 с лишним лет, в разгар последней национальной катастрофы — во вторую мировую войну:

«Если бы Гершензону привелось читать новых еврейских поэтов, новую поэзию на идиш, он, несомненно, пришел бы еще в гораздо больший восторг».

Киссин в яркой и патетической форме говорит о «новейшем чуде нашего народ­ного творчества» — о литературе на идиш, которая «несет на­роду углубленное национальное самосознание» и создание которой «является главной заслугой русско-еврейской интелли­генции»?

Возвращаясь к основной нашей теме о судьбах русско-ев­рейской, «третьей» ветви еврейской литературы в России, мы должны констатировать прежде всего, что — в силу внешнего давления, оказанного большевистской революцией и насильст­венной ликвидации русско-еврейской периодической печати и связанного с ней русско-еврейского художественного слова, — оборвалась нить еврейского культурного творчества на русском языке. Было бы, однако, неправильно относить эту гибель толь­ко за счет внешних факторов. По-видимому, культурно-ассими­ляционные тенденции сами по себе играли тут известную роль, особенно в области художественного творчества, и мы имели основание подчеркнуть процесс постепенного превращения русско-еврейского писателя и поэта, пользующегося русским языком, преимущественно как инструментом в своих нацио­нальных целях, — в писателя, максимально приобщившегося к миру русской литературы и ее языковой стихии, почти органи­чески слившегося с этим миром, еще 80 лет тому назад совер­шенно чуждым даже для самого тонкого слоя народившейся только русско-еврейской интеллигенции.

Если бы Россия представляла собой правовое демократиче­ское государство, а не коммунистическую деспотию, сковыва­ющую всякое проявление свободного творчества, — в том чис­ле и художественного, — и если бы в такой России обнаружи­лись далеко идущие процессы культурной ассимиляции, — то можно было бы прийти к парадоксальному выводу, что руси­фикаторские мечтания русско-еврейских просветителей 50 — 60-х годов о «слиянии» с русским народом, о добровольной ас­симиляции еврейской интеллигенции с русской, — осуществи­лись! Сейчас такого рода выводы представляются явно несо­стоятельными. Мы видели на опыте 20-х — 40-х годов, когда в Советской России, — в обязательных коммунистических фор­мах, — шла так называемая «еврейская работа» на идиш, то она, рассудку вопреки и наперекор стихии, наполнялась наци­ональным содержанием и вписала в свой актив немало дости­жений литературного и языкового характера. И в последнее десятилетие 1948-59 гг., когда идиш разделил тяжкую судьбу иврит, попавшего под запрет и репрессии еще с 20-х годов, — когда всякая литературная, научная и школьная деятельность на идиш исключена из советской легальности, и в порядок дня поставлена принудительная ассимиляция, принудительная ру­сификация (и, вероятно, украинизация, белорусизация и т. д.) для еврейского населения, — и доморощенный советский анти­семитизм, повторяя черносотенные