Атлантическая премьера - Леонид Влодавец

Тут разговор прервался. Браун притих, а я, Коротков, стал размышлять в одиночку, лишь изредка прибегая к его памяти, благо за этим было не надо далеко ходить. Я попытался представить себе, как Браун ко мне вселился.

В переселение душ я, конечно, не верил, коммунистическое воспитание не позволяло. Но в препараты — верил, потому что знал, что такое «Зомби-7». А раз был «Зомби-7», то мог быть и «Зомби-6», который мне вкололи перед тем, как я начал видеть картинки из жизни Брауна; в том числе ту, где был его день рождения и малыш Ник Келли. Вот тут в моем сознании утвердилось: мне — тридцать, как Нику.

Сразу после этого произошло нечто очень серьезное. Нет, не на дне рождения. Там все прошло весело и бестолково, как у всех детей, и я запомнил главный подарок, шикарную игрушечную машину — управляемый по проводам

«кадиллак»… Нет, что-то совсем иное произошло с советским солдатом

Коротковым, 1962 года рождения, русским, ранее не судимым… То есть с тем, кем до этого дня был я.

Произошла какая-то цепная реакция. Прямо как в песне: «То, что было не со мной, помню». Но там это так, для красного словца, а со мной-то это произошло вполне реально. Некоторое время «я» — Николай Коротков и «я» — Ричард Браун существовали в одной черепной коробке. Где-то там, в сером веществе мозга, в каких-то там полушариях и извилинах. Но потом Коротков стал медленно, а потом все быстрее и быстрее исчезать. Со всем своим детдомовско-армейским прошлым, с неумением ухаживать за женщинами, с неразвитым чувством самосохранения, с привычкой все измерять метрами, килограммами и литрами (точнее, поллитрами). Со всеми своими двадцатью годами жизни. Он одну за другой сдавал позиции в собственном мозгу. Туда бесшумно, словно японский ниндзя, проникли память, привычки, опыт, навыки, умения и знания Ричарда Брауна. Так вода вытесняет воздух, заставляя его сжиматься, когда заполняет какой-то замкнутый объем.

Тогда я не уловил точно окончательного преобразования своего «я». И Ричард Браун, который вселился на чужую «жилплощадь», не определил того, что обрел новое тело. Не должен был определить, во всяком случае. Так задумывали люди, от которых зависело МНОГОЕ.

Разговор, которого я не слышал

Ни «я» — Николай Коротков, ни «я» — Ричард Браун не слышали этого разговора. Ни своими ушами из первых уст, ни в записи на диктофон, ни в пересказе. Никто не собирался посвящать их в очень секретные дела. Но в том, что такой разговор был, сомнений нет.

Где он состоялся? Черт его знает. Где-то на Земле, может быть, под землей, в каком-нибудь бункере, может быть, над землей, на борту какого-нибудь самолета или вертолета, а может быть, на воде или под водой — в принципе неважно.

Кто беседовал? Трудно сказать. Одним из собеседников, наверное, был Джонатан У. Хорсфилд, потому что именно он знал ВСЕ или почти ВСЕ. Но, конечно, он сказал только малую часть того, что знал. А вторым собеседником был какой-то мистер X. Или Y. Или… Впрочем, это тоже неважно. Важно, что это был человек, от которого зависело ОЧЕНЬ МНОГОЕ или даже ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ МНОГОЕ.

— Зачем вам нужен этот парень? — спросил тот второй у мистера Хорсфилда. Речь шла обо мне.

— Эксперимент. Весьма важный и любопытный. Во-первых, мы рискнули проверить действие «Зомби-6» и сможем на основе полученных данных приблизиться к разгадке «Зомби-7». Во-вторых, нам подвернулся случай испытать систему интротрансформации на реальном солдате вероятного противника. В-третьих, мы ставим уникальный опыт по сверхскоростной передаче опыта 30-летнего мужчины 20-летнему сопляку. Разве это не интересно с точки зрения чистой науки и будущей практики?

— Мне всегда хотелось, мистер Хорсфилд, чтобы вы больше занимались практикой. В конце концов вы работаете за счет правительства и в его интересах.

— Вы правы, сэр. Хотя, осмелюсь напомнить, что в интересах нашего правительства дистанцироваться от этого проекта. И этот парень — одна из гарантий того, что участие нашего правительства в программе «Атлантическая премьера» не будет афишировано. В нужный момент он опять станет солдатом Коротковым. Более того, он сможет рассказать то, что даст нам фору в психологической войне. Впрочем, это мелочь по сравнению с тем, что даст эксперимент по интротрансформации.

— Я думаю, мистер Хорсфилд, что в операциях, подобных той, которую вы намерены провести, нужно в минимальной степени использовать неотработанные элементы. В конце концов, ваш эксперимент можно было бы провести в

полигонных, а не в боевых условиях.

— Ну, полигонных испытаний было достаточно много. Но мы работали со своими. Мы представляем себе все процессы с точки зрения биофизики и биохимии достаточно адекватно. Пока никаких отклонений от прежнего опыта мы не имеем. Они могут возникнуть только в случае воздействия тех факторов, которые мы не предусмотрели. А где мы можем найти непредусмотренные факторы, кроме как в боевой обстановке?

— Может быть, но я бы не стал подвергать риску успех операции.

— Риска почти нет. Все, что он должен сделать — это превратиться в самого себя, когда на это придет команда. У него не будет возможности отказаться…

— Наверно, Хорсфилд сказал это с улыбкой.

— Тем не менее вы уверены, что Дик Браун будет достаточно комфортно чувствовать себя в этой шкуре?

— На сто процентов. Он ведь начисто забыл, как выглядел до того момента, когда у него не раскрылся парашют. В конце концов, мы же не зря три дня поддерживали жизненные функции в его мозгу… Да, установка для считывания информации впервые была проверена не в лабораторных условиях. Конечно, мы записали все, но Короткову загрузили только то, что было до последнего дня Брауна. Он помнит лишь то, что лег спать и заснул. То, что на следующее утро он проснулся, отправился на тренировочный прыжок и разбился, в память Короткову не введено. Просто в одно прекрасное утро он проснется на другой базе, среди людей, которые с ним незнакомы. Они будут знать друг друга только по кличкам и проведут вместе достаточно времени, чтобы мы смогли убедиться, что Браун надежно работает на носителе-Короткове. Никаких контактов с внешним миром не будет до самого начала операции.

— Кое в чем вы меня убедили, Джо. Но у меня есть еще одно сомнение. Этот покойный Браун имеет родственников?

— И порядочное количество! — Должно быть, мистер Хорсфилд и тут оскалился. — У него живы и отец, и мать, и тетка, и еще кое-кто.

— Вы не подумали, что они могут поинтересоваться судьбой своего Дикки? Вы же не сообщали им о его смерти, верно?

— Ну, разумеется. Он с ними в весьма прохладных отношениях. Он с восемнадцати лет живет сам по себе. То есть жил… Впрочем, можно сказать, и живет. Им он вряд ли за чем-нибудь понадобится. Но я все же подстраховался. Всем людям, которые когда-либо виделись с Брауном, мы перенесли в мозг закодированный «спящий» опознаватель…

— Так-таки каждому? — перебил мистер Х или Y.

— Во всяком случае, всем родственникам, которых мы выявили, а также друзьям детства, то есть тем, кто помнит его достаточно хорошо. Так вот. До тех пор, пока они не увидят его в новом обличье, они будут держать в памяти образ настоящего Брауна. Как только кто-либо из них воочию столкнется с Коротковым, то тут же опознает в нем Брауна. Это сделано только для подстраховки, на случай, если новый Браун для чего-то понадобится здесь. В любой момент мы сможем снять этот опознаватель, и тогда никто из них не признает Короткова-Брауна.

— Ваша «История Джекила и Хайда» отдает фантастикой, сэр. Те разработки, которые делаются у вас, меня пугают. Ведь если говорить откровенно, вы пересаживаете человеческие души… С одной стороны, мне все время кажется, что вы шарлатан и жулик. Я видел ваше досье — вы не должны ничего смыслить в этих проблемах. Вы случайно не посланец Сатаны, мистер Хорсфилд? Может быть, все эти штучки — черная магия?

— Я прагматик, сэр. Я всегда считал, что неосуществимо только то, чего не хочет Господь Бог. Если он допускает, чтобы наши эксперименты удавались, значит, это Ему угодно. Поэтому не переживайте за наши души. У вас еще нет понимания того, что это может дать нам в руки?

— Понимание есть, уверяю вас. Но… оно несколько двоякое, мистер Хорсфилд. С одной стороны, мне не трудно будет убедить людей, от которых зависит ОЧЕНЬ-ОЧЕНЬ МНОГОЕ, что ваша эта… интротрансформация — ключ к победе над антиамериканскими силами во всем мире. Вывернуть наизнанку противника, сделать его покорным слугой или даже рабом, превратить идеалиста в прагматика, русского — в янки, коренным образом заменить идеологию и психологию каждого индивидуума в отдельности и огромных масс в целом — это неплохо. Хотя и потребует, как видно, неких затрат, подотчетных Конгрессу. Никаких ядерных или обычных войн, никаких дорогостоящих кампаний по информационному прессингу, ни инвестиций в агентов влияния. Несколько медицинских компаний, фармацевтических поставок, вакцинаций — и все, контроль над миром обеспечен. Так?