Клубничка на березке: Сексуальная культура в России - Игорь Кон

«Предупреждение» Медведевой и Шишовой упало на благодатную почву и стало, как по команде, с одними и теми же цитатами и ошибками, тиражироваться бесчисленными, самыми разными газетами, дополняясь все более фантастическими подробностями о подрывной сексуально-просветительской деятельности западных спецслужб, сомнительной нравственности основательницы Международной федера ции планирования семьи Маргарет Зангер и т. п. Газеты запестрели заголовками типа «Занятия сексом в школьном расписании», «РАПСодия по чужой партитуре», «Куклы или презерватив?», «К нам пришел секс, нас ему научат» и т. д. «Правда пять» превратила лозунг РАПС «Рождение здоровых и желанных детей, ответственное родительство» в лозунг «Один ребенок в семье». Бдительная Ирина Иващенко обнаружила идеологический подвох даже в переводе названия Международной федерации планирования семьи: «Понимающие английский язык с легкостью заметят, что Planned Parenthood – это ОГРАНИЧЕННОЕ РОДИТЕЛЬСТВО, а вовсе не “планирование семьи”» (Иващенко, 1997). Выступавших против этой кампании журналистов и ученых начали травить. Журналистка «Известий», написавшая статью в защиту полового воспитания, стала получать анонимные письма с обещаниями: «Мы будем вешать вас на фонарных столбах!» В некоторых выступлениях зазвучали антисемитские нотки.

К этой идеологической кампании присоединилась РПЦ. По мнению Архиерейского собора (февраль 1997 г.) введение в ряде школ предмета полового воспитания «может радикально изменить к худшему нравственную атмосферу в обществе, нанести ущерб целостности человеческой личности, особенно в детском и юношеском возрасте».

Взгляды российских священнослужителей на многие вопросы, связанные с сексуальным поведением, в 1990-х годах были неодинаковы. По признанию сотрудника отдела внешних церковных сношений Московского Патриархата отца Всеволода Чаплина, «церковь испытывает большие затруднения в связи с тем, что наше каноническое право сегодня не всегда можно применять буквально. Иначе всех нужно отлучить от Церкви. Если православный ходит в баню, то он должен следить за тем, нет ли рядом еврея. Ведь по каноническим правилам православному нельзя мыться в бане с евреем».

Вряд ли современный священник сочтет результатом греховных помыслов ночную поллюцию.

«Но вы накажете прихожанку, сделавшую аборт, отлучив на какое-то время от причастия?» – спросил журналист. – «Я должен это сделать, но часто можно с уверенностью предсказать, что в храм она больше не придет. Вот и решайте, что более угодно Богу», – ответил отец Всеволод (Шушарин, 1992).

Московский священник Петр Коломейцев (родился в 1959 г., имеет высшее архитектурное образование, рукоположен в 1991 г.) считает, что «если сравнивать контрацепцию и аборт, то контрацепция не просто меньшее зло, а не зло вообще» (Бредун, 1995). Представления некоторых священников, что супругам следует по возможности воздерживаться от интимных отношений, отец Петр называет «извращенной точкой зрения», ее проповедуют люди, для которых «уйти в Церковь – это значит закрыть шорами глаза, оставить узенькую щелочку и сделать вид, что ничего, кроме этой щелочки, и нет» (Коломейцев, 1994). Однако большинство священников настроены ультраконсервативно. По мнению отца Максима Обухова, «использование противозачаточных средств является смертным грехом, равнозначным убийству», а РАПС – «антихристианское образование, поставившее своей целью разрушение семьи в нашем Отечестве» (Обухов, 1994). Протоиерей Дмитрий Смирнов на заданный самому себе вопрос: «Если с медицинской точки зрения точно известно, что мать умрет родами, что делать?» – ответил:

«Естественно, умирать родами. Если птица, рискуя жизнью, уводит лису от гнезда, спасая яйца, которые неизвестно, высидит ли кто, то почему человеку, существу высшему, не пожертвовать собой ради спасения ребенка?» (Протоиерей Дмитрий Смирнов, 1995).

Московский священник Артемий Владимиров подкрепляет свои уроки целомудрия «научными» данными:

«Относительно медицинских, физиологических последствий нецеломудрия много свидетельств дает современная наука. Есть такой закон: “телегония”. <…> Породистая сука, которую не уберегли хозяева для законной случки, возымев знакомство с одноухим деревенским Бобиком и принеся приплод, считается уже испорченной. Ее потомство уже не будет носить признаков породы – ни первое, ни последующее… Еще в большей степени этот закон действует в человеческом обществе. Выражается он в том, что человек, лишивший девицу девства (как правило, это люди циничные, развратные, нечистые, больные), отравит всю последующую жизнь не только ей, но и ее детям. Ибо клетки прелюбодея, проникшие в лоно незадачливой романтической девушки, остаются там десятилетия и затем вступают в сражение с плодом, который заблагорассудится когда-то зачать этой потрепанной жизнью душе. Это одна из основных причин врожденных болезней детей, начиная от расстройства всех сигнальных систем, внутричерепного давления, недоразвитости, болезни Дауна, идиотизма и пр.» (На страже…, 1997).

Журналистка «Известий» метко назвала это разговором «на собачьем уровне» (Батенева, 1997).

По убеждению авторов книги «Православный брак и страсть блуда» О. Соловьева и Е. Шишимарова, подростков нужно оберегать не только от «дьявольской» науки сексологии, но и от классической русской литературы и любого искусства: «Толстой – классический писатель маразматического типа»; Пушкин – «развратник», «“Евгений Онегин” – классический пример искаженного понятия о браке» и «написан довольно пошлым языком», «“Капитанская дочка” и “Дубровский” с точки зрения морали весьма сомнительны», а безобразник Микеланджело на фреске «Страшный суд» «изобразил всех людей голыми» (а надо было в мундирах и при орденах?) (Соловьев, Шишимаров, 1996).

К церковникам и прессе сразу же присоединилось коммунистическое большинство Государственной думы. Депутаты квалифицировали план введения в России сексуального просвещения как угрозу «национальной безопасности» и следствие подрывной деятельности западных спецслужб. Генеральную прокуратуру вынудили начать формальное расследование, в ходе которого вопросник, направленный на выяснение того, что школьники знают об анатомии, физиологии и психологии сексуальности, пытались квалифицировать как «развратные действия» и «совращение несовершеннолетних»; самый «страшный» вопрос, который широко цитировался в прессе, был: где находится и какие функции выполняет клитор? Несмотря на сильное желание тогдашнего Генпрокурора Ю. И. Скуратова, чью личную сексуальную нравственность вся страна вскоре увидела на телеэкранах, угодить законодателям, возбудить против В. В. Червякова уголовное дело Генпрокуратура не смогла и ограничилась частным определением в адрес Минобразования, обязывающим его тщательнее контролировать проводимые в школах исследования и опросы (что совершенно правильно).

Однако руководители Минобразования и тем более – его работники на местах и директора школ были напуганы. Кому охота подвергаться публичной травле за участие в новом деле, в необходимости и успешности которого ты сам не уверен?

Консервативную позицию заняла и официальная педагогическая наука в лице РАО, которая, как преемница бывшей Академии педагогических наук, несет прямую ответственность за многолетнее отставание страны в деле сексуального просвещения. При обсуждении этих вопросов на «круглом столе» и в Президиуме РАО весной 1997 г. выступления большинства академиков были не более конструктивными, чем речи священников. Академики сменили ссылки на моральный кодекс строителя коммунизма на апелляцию к православной морали и «национальным нравственно-этическим представлениям и традициям народов России», но их нежелание и неспособность смотреть фактам в глаза остались прежними. Указав на недостатки так называемого проекта ЮНЕСКО и предложив министерству приостановить его реализацию, Президиум РАО поставил задачу «выявления оптимальных форм и методов нравственного воспитания школьников, включающего элементы полового воспитания» (оппортунистическая формулировка начала 1960-х годов, в 80-е уже вводили курс этики и психологии семейной жизни). Правда, тогдашний президент РАО психолог А. В. Петровский недвусмысленно отмежевался от попыток клерикализации российской школы и возвращения к бесполой педагогике недавнего прошлого, но общий тон обсуждения был, безусловно, охранительным. Люди говорили, чего не надо делать, не предлагая ничего конструктивного.

Просидев и выступив на трех посвященных этой теме заседаниях РАО, я понял, что реального дела там не будет, его заменят пустые споры о соотношении «полового воспитания» и «сексуального просвещения». Попусту тратить время или идти на беспринципные компромиссы, вроде предложенной академиком Д. В. Колесовым замены права подростков на получение сексуальной информации «правом на незнание», я счел нелепым. В письме, переданном покойному В. В. Давыдову 12 апреля 1997 г., я поставил точки над i и откровенно сказал коллегам, что думаю (на заседаниях я выражался более резко):