Остров Русь (сборник) - Сергей Лукьяненко

— Стас, раз уж проник сюда через шкаф… то обратно прошу так же! Я заклинание составлял строго, изменить не получится.

Шкаф нашелся рядом. Большой, совершенно пустой. Решилов печально махал нам, точнее Стасу, рукой. А в последний момент сунул ему авторучку и пробормотал:

— Любимая, я ей автографы надписываю…

Стас, хоть и старался не подавать виду, был польщен. Кубатай помрачнел еще больше. Мы залезли в шкаф, посидели там… потом Смолянин распахнул дверцы, и мы оказались в библиотеке Кащея.

— Ой! — неожиданно воскликнул Стас. — Так мы из Антарктиды так же могли вернуться?

— Если б догадались, — заявил Манарбит, по-хозяйски пройдясь по библиотеке.

Мы вышли из замка. На полянке, в тени развесистого мангового дерева, стояли два сфинкса… у одного грива заплетена в косички. А рядом…

— Хроноскаф! — завопил Стас. — Новый! С лазерной пушкой! Со спальней! Как тот, фальшивый, что нам на Венере показывали!

— Можете вернуться и с помощью магии, — вздохнул Манарбит. — Чего уж там…

— Нет! — твердо заявил Стас. — Не надо. Хватит с меня магии.

И я наконец-то облегченно взял его за руку. Преодолел Стас свои писательско-магические комплексы.

— Что ж, — глухо сказал Кубатай. — Мне трудно до конца довериться сфинксам… но один раз они уже вернули вас домой. Пусть вернут еще раз. Вы торопитесь?

— Да нет… — Стас шагнул к Кубатаю… и вдруг прижался к нему. Во! Это мой-то несентиментальный братец! Подействовало на него пребывание в шкуре диктатора-одиночки! Я понял, что вот-вот расплачусь. И вдруг, в этот торжественный момент, когда Ватсон платочком утирал глаза, Смолянин, сложив руки на животе, благостно улыбался, а суровый Холмс нервно выбивал пепел из трубки, — в этот момент… из замка вышел огромный, жизнерадостно скалящий зубы негр в золотой короне с птичьими крыльями на ней. На поясе его сиял огромный меч, тело покрывала тускло-серая кольчуга.

— Ваня! — вскричал Кубатай. — Ты ли это?!

— Я? — наморщив лоб, словно вспоминая, кто с ним говорит, вопросом ответил негр. — Я! Вот… вернулся.

— А хоббиты как? — поинтересовался Смолянин.

— Нормально. Крепкие ребята, хоть и кролики. Фродо кольцо расплавил!

Я так и не понял, о чем это он. Но видно было, что негр — человек хороший и добродушный. Ватсон выступил вперед и протянул ему руку. Негр помялся, потом улыбнулся:

— А! Доктор! Привет, привет… Ребятишек-то нашли?

— Вот они…

Даже ойкнуть я не успел, как негр взял меня на руки, приподнял, рассмотрел. Потом ту же процедуру повторил со Стасом.

— Ничего, нормальные ребята, — успокоенно заключил он.

— А что ж ты вернулся-то, Иван? — полюбопытствовал Кубатай. — Кто царствовать будет?

— Ара. Ну, Арагорн. Мы его подлечили малость, он почти не пьет. Гэндальф-то, он гипнотизер каких мало! Закодировал Арагорна от алкоголизма. А мне там оставаться недосуг, интересного ничего уже не будет. Не должно богатырям русским прохлаждаться!

Я понял, что это и есть тот самый Иван-дурак — из книжки. Только почему он негр? Вернусь — обязательно прочитаю!

— Давайте тогда… отходную! — решил вдруг Кубатай.

— А давай! — улыбнулся Иван-дурак.

…Через полчаса мы сидели в Кащеевой трапезной и обедали. Сфинксы, добродушно урча, пожирали вареного тунца. Люди ели бананы и сало. Мы со Стасом, не сговариваясь, питались только фруктами. А Кубатай, выпивший стакан мутной настойки на кокосах, встал и заявил:

— Друзья мои! Сегодня великий день! Встретились пять цивилизаций! — И вдруг заорал: — Мяу!!!

— Прими таблетку, Кубатай! — вскричал Смолянин.{121}

Генерал-старший сержант судорожно сунул руку в карман:

— Это конец! А где же таблетки?!{122} Неужели все вместо семечек сщелкал?! Давайте поспешим, с минуты на минуту может случиться непоправимое!

Сфинксы прекратили урчать. А Кубатай затараторил:

— …Пять цивилизаций! Во-первых, мы со Смолянином. Настоящие люди! Мяу… Во-вторых — Стас и Костя! Наши предки! Прародители! В-третьих — Иван… кхе… дурак… и Манарбит. Настоящие русичи! В-четвертых — мистер Шерлок Холмс и мистер Ватсон! Граждане Вымышленного — но такого хорошего мира! И наконец — сфинксы, настоящие венерианцы!

С ним явно творилось что-то непонятное. Произнеся последнее слово, он наклонился и лизнул Шидлу в нос. Сфинкс, ошарашенно отпрыгнув, выдернул из кобуры муми-бластер.

— Простите, — бросил Кубатай. Все молчали, осмысливая событие. А Кубатай как ни в чем не бывало продолжил свою торопливую речь:

— Что же нам теперь делать?! Мир и дружба?! Бхай-бхай?! Нет, мяу! Еще живы вечные разногласия! Между нашими мирами! Думаю, венерианцы, отправив детей домой, честно возвратятся на свою планету…

— С удовольствием, — заверил Шидла, продолжая держать дистанцию.

— А Холмс и Ватсон, мяу… простите за бестактность…

— Не волнуйтесь, генерал! — раскуривая трубку, сказал Холмс. — Мы в восторге от наших приключений… но изрядно соскучились по дому. По Лондону, Бейкер-стрит, миссис Хадсон…

— Я, если вы не против, маленький ламповый заводик заведу! — блаженно щурясь, сказал Ватсон. — Я хочу внедрить в свой мир электричество!

— Внедряйте! Только быстрее. Может случиться непоправимое, — повторил Кубатай. — Кто у нас остается? Извиняюсь — Манарбит. Что прикажете с вами делать?

— Казнить нельзя, помиловать! — побледнев, попросил бывший Кащей.

— Эмоционально, лексически правильно, но, увы, неубедительно! — решил Кубатай. — Рано или поздно снова козни будешь строить, дружок! Мы тебя на Большую землю доставим.

— А что, я — за. В библиотекари пойду. Пусть меня научат… И Гапона со мной отправьте, теперь-то вижу, правильно он мои былинки раскритиковал. Критиком будет. Он мужик твердый. Вот вам, например, не признался, в какую книжку я пацанов запрятал. А ведь это он по моему приказу ее из-под шкафа обратно на полку поставил…

Холмс ударил себя по лбу и хотел что-то сказать, но Кубатай, торопясь, перебил его намерение:

— Смолянин! Бегом за Гапоном! — скомандовал он. И, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, обратился к остальным: — Итак, все решено. Поспешим! И тут же завопил совсем уже дико: — Мяу!!!

— Дядя Кубатай! — Стас тревожно посмотрел на своего героя. — С тобой все хорошо? Может, поколдовать маленько? Я умею!

— Мяв-мяв-мяв!!! — затараторил Кубатай. — Нет-нет-нет!!! Быстрее — все по местам! По шкафам! По хроноскафам!

Шерлок Холмс подошел ко мне, неумело погладил по голове и сказал:

— Желаю вам удачи в жизни, юные джентльмены… Вот-с… На память. — И протянул трубку. Свою, еще дымящуюся, обкусанную на мундштуке. Представляете — настоящая трубка Холмса!

— Только не курите, — строго предупредил Ватсон. — Курение вредит вашему здоровью!

— А я как же? — обиженно надулся Стас. Тоже мне волшебник! Сам что угодно сотворить может, а подарки клянчит!

Холмс порылся в карманах, извлек оттуда шприц, с сомнением посмотрел на него, положил обратно.

— Извини, дружок, но… Ничего нет больше.

— Ну и не надо, — гордо заявил Стас. — Шарики-Малики!

В руке его возникла точно такая же, как у меня, трубка.

Я остолбенел. Что, Стас теперь навсегда волшебником останется?

А Кубатай все торопил:

— Поспешим. Попрощаемся — и по коням! — Тут он неожиданно горячо обнял Шерлока. — До свидания, Холмс. Обещаю, я часто буду про тебя читать…

— До свидания… э-э-э… лысый, — неожиданно резко ответил сыщик, с трудом освобождаясь из объятий. — Хотя вы уже не лысый. У вас уже растут волосы…{123}

Кубатай смущенно провел ладонью по зеленому пушку. И мурлыкнул.

Остальные тоже обнимались, жали друг другу руки и лапы. Примчался Смолянин, волоча за руку ошалело повторяющего — «Я больше не буду… Я хорошим буду!» — Гапона…

А спустя пять минут мы уже мчались в хроноскафе через время и космос. Домой!

Послесловие,

в котором Холмс клянется больше никогда не играть на скрипке, Кубатай получает рыбу и задание, а Стас испытывает разочарование

— …А знаете, Ватсон, — усаживаясь у камина и сняв с него огромную шотландскую туфлю с табаком, сказал мне Холмс, — я никогда больше не буду играть на скрипке!

— Почему? — слегка удивился я.

— Так… просто… Не нравится мне этот звук: м-м-мяу, м-м-мяу!

— Ну и правильно, — одобрил я друга. — Честно говоря, вы и играть-то толком не умеете.

— Знаю. — Холмс вздохнул, печально вытянул ноги к огню и поинтересовался: — Как ваш сынишка, Ватсон?

Я был поражен. Никогда, никогда Холмс не интересовался моими личными делами! И вдруг — такая заботливость! Он даже вспомнил про моего Джона…