Нравственный образ истории - Георгий Михайлов

Шуйский с Клешниным и члены комиссии доложили Царю Феодору Иоанновичу свою версию случившегося. Борис остался «вне подозрений». Чувствительный Государь едва не умер от скорби по погибшему сводному брату. Царица Ирина едва не ушла в монастырь. Но потом супруги утешились. Нагие же в Угличе поносили Годунова как убийцу. Требовались срочные меры, и «царский шурин» их предпринял.

По результатам следствия патриарх Иов объявил мнение Собора: «Перед Государем Михайлы и Григория Нагих и Углицких посадских людей измена явная: Царевичу Димитрию смерть учинилась Божиим судом... Михайла Нагой с братьей и мужики Углицкие, по своим винам, дошли до всякого наказания...» Это решение явно разошлось потом с соборным постановлением о канонизации убиенного мученика отрока Димитрия, но на тот момент оно развязало руки Борису Годунову.

«Нагих, - пишет А.Д.Нечволодов, - привезли в Москву и крепко пытали; у пытки был сам Годунов... Но, по свидетельству летописцев, Нагие и на пытке говорили, что царевич убит. Их разослали в заточение по дальним городам. Царица же Мария была пострижена [с именем Марфы] в Выксинской пустыни, за Белозером. С угличанами поступили также с беспощадной строгостью: до 200 человек было наказано смертью или отрезанием языка; многих посадили в темницы; большинство же было сослано в Сибирь, для заселения города Пелыма. Самый колокол, звонивший в набат, был отправлен в Тобольск... После этой расправы город Углич... совершенно запустел и с той поры уже не поднимался».

Иоанн Грозный казнил своих врагов, злоумышленников; но чтобы так - опустошать целые города, дабы избавиться от свидетелей... Не будем забывать, что Иоанн был законный Царь, самодержец. Он не заискивал перед народом. Ибо Помазанник лишь Богу даёт отчёт. Но он любил свой народ, и народ любил Грозного Государя. Годунов же, снедаемый властолюбием, шагал к престолу по ступеням преступлений. Страх, подозрительность, суеверие были его спутниками.

Через шесть лет после убийства в Угличе Борис приблизился к заветной цели. В конце 1597 года занемог Царь Феодор Иоаннович, и 7 января 1598-го скончался. «Я вполне убеждён в том, - писал тогда голландец Масса, - что Борис ускорил его смерть, при содействии и по просьбе своей жены [Марии Григорьевны Годуновой, бывшей Скуратовой], желавшей скорее сделаться царицей».

О том, как после кончины Царя Феодора Борис захватил престол, мы рассказывать не станем. Об этих неправдах у большинства историков говорится подробно. Скажем лишь, что обладая реальной силой, Годунов разыграл впечатляющий спектакль, будто принял на себя бремя власти «по настоянию народа» и по решению Земского Собора, на который не был допущен никто из его противников. Царица Ирина ушла в монастырь, а тех бояр, что пытались препятствовать воцарению Бориса, ожидали расправы и ссылки.

Публично, как говорилось, Годунов казнил не многих. Поначалу он даже отказывался подписывать смертные приговоры (тоже своего рода фарисейство). Зачем казнить, если можно было умертвить противника без шума, например, по пути в ссылку. И когда репрессии приобрели широчайший размах, худшим из безнравственных начинаний Бориса стало явное поощрение доносительства. Более всего, пишет А.Д.Нечволодов, «поощрял он доносы слуг и холопов на своих господ; один из таких холопов князя Шестунова донёс о чём-то на последнего и, по-видимому, несправедливо, так как Шестунова не постигла ни кара, ни опала; тем не менее, доносчику за его усердие было сказано жалованное Царское слово перед всем народом на площади, а затем его наградили поместьем». С того времени доносы слуг приняли страшные размеры, а господа (не угодные Борису Годунову) отправлялись в темницы, где нередко их ожидала гибель. Такой новый для России вид иезуитски изощрённой тирании, разумеется, не мог привести ни к чему доброму, а лишь способствовал разжиганию вражды и стал в итоге важнейшей предпосылкой Великой московской смуты.

Когда-то в древнем Риме император Домициан, безнравственность коего сравнивали с вопиющим развратом Нерона, учинил в государстве институт доносительства, за что был убит отчаявшимися гражданами. А тот, кто пришёл ему на смену и прекратил зло, отдав приказ топить доносчиков в море, - император Траян - был наречён лучшим из цезарей. У сенаторов римских даже в обычай вошло: каждому новому императору желать «быть счастливее Августа и лучше Траяна».

Доносами Годунов не подавил московскую оппозицию; шепталась почти вся Россия. Но повреждение моральное было огромным. Читатель помнит о Богдане Бельском, отправленном в ссылку, затем освобождённом по милости Царя Феодора. Так вот, по оговору доносителей, Бельский вновь пострадал. Один из шести иноземных лекарей Борисовых выщипал по волоску всю окладистую бороду несчастного князя.

«Заморских гостей» при дворе Годунова обреталось множество. Борис не только лечился у иностранцев (это была его страсть), но и потакал их проискам. Лютеранская кирха стала первою инославной церковью, построенной в Московии. Собирался Царь Борис и университет завести на западный манер, только этого ему не позволило духовенство. «Ереси же Арменстей и Латинстей последующим добр потаковник бысть». Так сказал о Годунове летописец «смутного времени», Троицкий келарь Авраамий Палицин, участвовавший также в подготовке Земского Собора, избравшего в 1613 году первого Царя династии Романовых, Михаила Феодоровича.

Когда Годунов короновался, Михаилу Романову исполнилось три года. И отец его, старший из сыновей покойного князя Никиты Романовича, Феодор, не мог представить себе, как сложится судьба его и сына, братьев князей Романовых, да и самой России.

Феодор Никитич (будущий патриарх Филарет и отец будущего Царя Михаила) отличался редким благородством души и умом государственным. Он был достойным представителем славного рода служилых бояр Кобылиных-Кошкиных-Захарьиных-Юрьевых-Романовых. О ратных подвигах его предков, о их верности Государям Московским мы упоминали на протяжении всей нашей трилогии. Из этого семейства происходила и добродетельная Анастасия Романовна, первая Русская Царица, родившая Иоанну Грозному трёх сыновей. Феодор Никитич был её родным племянником. А теперь он тоже пострадал от доносителей Борисовых.

Подвели братьев «Никитичей» двое неверных слуг. Во исполнение «Царской воли» корыстные предатели донесли ложь на своих господ и, в доказательство того, что те якобы готовили «отравное зелье», подбросили на хозяйский двор мешок разных кореньев. Так неугодные Годунову братья Романовы попали под стражу заодно со своей многочисленной роднёй и друзьями: князьями Черкасскими, Шестуновыми, Репниными, Сицкими, Карповыми (репрессии были масштабными).

Пытали не только господ, но и дворовых людей. Те под пыткой ничего не показали. Тем не менее, суд над Романовыми учинился в 1601 году. Из пяти братьев «Никитичей» трое в заточении погибли. В живых остались только искалеченный палачами Иван да старший Феодор, которого сразу после ареста постригли в монахи с именем Филарет. Как монах, Феодор-Филарет уже не мог претендовать на Царство, что и требовалось Годунову, ибо род Романовых, через Анастасию, был в то время самым близким к династии Рюриковичей. Другие потомки Рюрика, например, Шуйские, относились к ветвям побочным (удельно-княжеским). В числе их предков не было правящих Государей.

Таким образом, в ходе борьбы Годунова за власть на историческую сцену вышли почти все участники пролога «Смуты». Для первого акта сей кровавой драмы не хватало лишь «воскресшего из мёртвых» царевича Димитрия, либо самозванца на его роль, чтобы именем его свергнуть Царя Бориса. Затем самозванец должен был погибнуть, уступив место новому «боярскому царю».

О том, что наследник Грозного действительно мог остаться в живых, писал не только современник тех событий, Ж.Маржерет, но и позднейшие историки - Шереметьев, Беляев, Суворин, Иконников. Другие, в их числе Соловьёв и Ключевский, не считали «Лжедмитрия» подлинным царевичем, но и самозванцем его также не признавали. Ибо, писал В.О.Ключевский, «он держался, как законный природный царь, вполне уверенный в своём царственном происхождении». Н.И.Костомаров (в отличии от Н.М.Карамзина) не отождествлял Царя Димитрия I с монахом-расстригой Григорием Отрепьевым, а Н.Н.Покровский, в связи с неясностью данного вопроса, предлагал не использовать термин «Самозванец», так как «пущенный в оборот Костомаровым термин "Названный Дмитрий" лучше передаёт сущность дела».

Мы же, дабы говорить, по возможности, не от себя, будем использовать те и другие термины и приводить разные мнения известных учёных.

«Боже, суд Твой цареви даждь»