Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев

Слушателя, который первым обнаружил, что они пьяны, сеиды долго уговаривали не выдавать их. Но такое разве утаишь? Все собрались вокруг провинившихся, а они с тупой настойчивостью, свойственной пьяным, утверждали, что очень нас всех любят и что выпили самую малость.

Кто-то посоветовал затолкать их в реку; чтобы хмель выветрился. Вода в реке была еще очень холодной, но нашлись охотники искупаться и окунуть туда пьяных. Когда их вывели под руки из реки, у них зуб на зуб не попадал, но выглядели они много лучше, чем в первый момент, и уже не заверяли всех в своей любви.

Наш повар, который влез в реку вместе со всеми, пробыл в воде дольше всех. За привязанность к воде его в школе давно прозвали «водяной птицей».

Он особенно негодовал на сеидов:

— Ашуг говорит: «Жажду праздника, чтобы я мог спеть!» Молла больше всего надеется на поминки, на которых за чтение молитв по усопшему ему положена мзда. А сеид во все дома в округе заглянет в поисках своей доли, которую ему обязан отдать каждый правоверный мусульманин.

Все смеялись, а сеиды на сей раз смолчали: возразить нечего.

Уже поздно вечером мы вернулись в Шушу. Заметно похолодало. С гор тянуло сыростью. Ребята разбрелись по дороге: одни уже у самой школы, а другие — лишь добравшись до окраины.

Повар с Керимом гнали ослов, нагруженных посудой, по большой дороге, стараясь не отставать от слушателей. Я добежал до школы быстрее всех, казалось — ноги мои в этот день не знали усталости, мог бы идти хоть на край света!

ПЕРВЫЕ ЭКЗАМЕНЫ

В начале июня нам сообщили, что к концу месяца закончатся занятия и из Баку приедет специальная комиссия экзаменовать нас. Выдержавшие экзамены, как снова заверили нас, поедут в Баку, в Центральную тюркскую партийно-советскую школу. А кто не сдаст экзамены, будет направлен на работу в свою деревню.

Все заволновались. Не жалея сил и энергии, мы занимались с утра и до вечера. Наши учителя помогали нам, проводили дополнительные занятия, устраивали опросы, напоминавшие будущие экзамены. Мысль о строгости бакинской комиссии приводила нас в трепет.

Наступили жаркие дни. С рассветом мы поднимались с постелей, чтобы, пока еще прохладно, успеть позаниматься до завтрака. А потом забирались на склоны близлежащих гор, ложились на траву и начинали повторять все то, что учили весь год. Иногда забывали про обед и ужин. Только вечерняя прохлада прогоняла нас в школу. Ложились спать в эти дни мы в два-три часа ночи. Некоторые от усталости засыпали за столами с книгами и тетрадями.

И вот двадцать пятого июня прибыла долгожданная комиссия. В ней было три человека. Двадцать восьмого июня начались экзамены, которые продолжались и в первые дни июля. Страхи наши оказались напрасными. Все слушатели партийной школы сдали экзамены и получили свидетельства об окончании партшколы. Мы поздравляли друг друга, радовались, что закончились наши предэкзаменационные мучения, печалились, что расстаемся на лето.

За день до своего отъезда в Баку Муслим Алиев вызвал меня к себе.

— Я договорился с членами комиссии и с уездным комитетом партии, чтобы до отъезда в Баку ты оставался и жил в партшколе. Принимая во внимание, что ты круглый сирота и что тебе некуда ехать, все расходы на твое содержание в летние месяцы берет на себя партийная школа. Уездный комитет выделил школе двадцать пять овец, поэтому Керим тоже останется, здесь, будет пасти наше стадо и готовиться к поступлению в школу. Вместе с ним будете караулить здание. Договорились?

Лучшего я и желать не мог. Он пожал мне руку, и мы простились.

Через несколько дней на летние каникулы разъехались учителя и слушатели. И мы остались с Керимом одни. Днем Керим пас овец, ослов, корову и двух буйволов, а я уходил в городскую библиотеку, где читал подряд все книги русских и турецких классиков литературы. Не хочу хвастаться, что все мне было понятно, но русские романы я читал с неослабевающим интересом.

Вечерами я занимался с Керимом.

В ОВЕЧЬЕЙ ШКУРЕ

Однажды утром мы получили письмо за подписью, управляющего делами уездного комитета партии:

«Овец, принадлежащих партийной школе, следует передать подателю этого письма, который перегонит их в горы».

Мы прочли письмо. Керим смотрел на меня, а я, на Керима. Распоряжение было каким-то непонятным. Если овец надлежало перегнать на эйлаг, почему это не поручили Кериму? Но приказ есть приказ. На обороте письма мы попросили расписаться человека, которого прислал управляющий отделом кадров. Керим помог выгнать овец из овчарни.

Прошло только два дня, как мы получили новое письмо:

«В связи с тем, что овец, принадлежащих партийной школе, отправили в горы, упраздняется должность чабана».

И снова мы не знали, что думать. Овец в школе нет, но есть два старых буйвола, корова и два осла. Кто же будет ухаживать за ними? Мы оба расстроились. Но вскоре я принял решение:

— Все остается по-прежнему. Ты пасешь то, что осталось. А продукты, оставленные на мою долю, будем делить пополам. И я буду с тобой заниматься, как и раньше.

Керим в ответ не сказал ни слова. Его молчание я понял так, что он не может принять одолжение даже от меня. Гордость не позволяла ему оставаться в школе после того, как его должность упразднили. Дело в том, что все заработанные деньги Керим отправлял своим сестрам и не оставлял себе ни гроша. Поэтому без школьной зарплаты он бы пропал.

Прошла неделя, и Керим сказал мне, что на три дня поедет к сестрам. Обещал скоро вернуться.

Я кормил животных, вспоминая с грустью свое пастушество. Потом шел в библиотеку и занимался до вечера. Иногда оставался в школьном здании и тогда подходил к роялю и одним пальцем подбирал незамысловатые мелодии. Днем на улице было оживленно и шумно, а по вечерам жуткая тишина и темнота окутывали дом. Я запирал двери на все замки и засовы, но страх иногда заставлял цепенеть. Шаги мои отдавались гулким эхом в коридорах большого пустого здания.

Я с нетерпением ждал конца каникулярного времени, чтобы поскорее поехать в Баку.

Однажды ранним утром меня разбудил громкий стук в ворота школьного двора. Я обрадовался, что кто-то вернулся в школу, и помчался вприпрыжку открывать ворота. Не успел я их приоткрыть, как меня оттерли четверо всадников и стали загонять на школьный двор