Блеск и коварство Медичи - Элизабет Лоупас

Что она могла ему сказать?

Он подошел к ней ближе и положил руки ей на плечи. Чего он ждет? Ждет, что она содрогнется от отвращения и оттолкнет его прочь? И хочет ли она его отталкивать? Да, на его руках была кровь других людей, и это еще не конец. Прольется еще кровь великого герцога, если только его не опередит кардинал. Но даже несмотря на это… Боже праведный… даже несмотря на это, она любит его… Любит и не может жить без него.

Любит…

«Вспомни, — прошептал голос отца в ее голове. Это был не голос демона, а обычный голос, которым разговаривал отец, грустный и печальный. — Вспомни. Ты сама поклялась отомстить Бьянке Капелло за гибель великой герцогини. Ты сама не слишком уж отличаешься от него».

— Мы те, кто мы есть, — сказал Руан. Он взял ее под руки и поднял, прижав спиной к грубой каменной стене подвала. — Скажи мне, и я остановлюсь. Если, конечно, ты хочешь.

— Ни за что, — выдохнула Кьяра. Она обхватила его за плечи, вонзив ногти в его кожаный жилет. Он задрал ее юбки, словно она была уличной девкой, которую он изловил в подворотне. Но ей было уже все равно. — Если нам суждено гореть в аду, то будем гореть оба. А-а-а!

Она запрокинула голову и закричала от наслаждения, когда он с силой вошел в нее. Все ее тело содрогнулось в блаженном экстазе. Руан склонил голову и вонзил зубы в ее шею, продолжая бешено двигаться в ее теле, с каждым толчком ударяя ее об стену. Его дыхание с хрипом вырывалось у него из груди с каждым приложенным усилием. А она не могла сдержаться от криков.

— Руан… Руан… Пресвятая Дева… Бабушка и Лючия подумают, что ты меня здесь убиваешь.

— Они прекрасно знают, что я с тобой делаю.

— А Чинто?

— Если он посмеет хотя бы погреметь замком, то я хлыстом погоню его по улице.

Он поднял ее еще выше. Каменная стена оцарапала ей спину, и она почувствовала, как один из рукавов оторвался от корсажа ее платья. Но все это уже было неважно. Она обхватила ногами его талию и со всей страстью отдалась ему.

— My a'th kar. — Его мягкий и хриплый голос словно исходил из глубины его горла. — Навеки.

Атанор продолжал медленно гореть на столе, издавая негромкое шипение. Через некоторое время Кьяра уже перестала слышать его шум.

— Я бы хотел оставаться для тебя совершенным, — сказал он спустя некоторое время, когда первый бурный порыв сменился плавными нежными движениями, будто две волны в океане, которые вращаются друг вокруг друга, образуя глубокий неспешный водоворот в океанской пене. — Хотел бы быть безгрешным и праведным. Но я никогда таким не был. Даже будучи ребенком. Никогда.

— Я знаю.

— Я подожду тебя еще три дня. Я поговорю с кардиналом, если представится такая возможность. Он наверняка приедет во Флоренцию выразить соболезнование своему брату по поводу ужасной потери. Но я не могу пообещать тебе, Кьяра, что не отомщу ему собственными руками. Я слишком долго этого ждал.

— Я знаю. И понимаю тебя.

— А еще я ждал тебя.

— Я и так принадлежу тебе.

— Нет, не до конца.

Она закрыла глаза и представила себе, как уедет из Флоренции. Запах Арно, рынки на мостах, яркое солнце, зловоние рыбы и гнилых фруктов, шум рыночной толпы и крики торговок. Высоченная колокольня палаццо Веккьо, пылающий на солнце купол собора Санта-Мария-дель-Фьоре, расписанный внутри фресками с изображением Судного дня, где более сотни тысяч разных оттенков цветов. Улицы и площади, каждая из которых по-своему уникальна. Бабушка, которая ослепла и сильно состарилась за последнее время. Лючия и Маттеа, да, даже Лючия и Маттеа, ее сестры, ее родная кровь.

Все это было на одной чаше весов.

На другой чаше был Руан.

Что она выберет?

— Мы те, кто мы есть, — тихо промолвила Кьяра, прижавшись губами к его шее. — И я бы ни за что не хотела ничего другого.

Глава 47

— Целый стакан воды, — промолвил великий герцог. За последние три недели он, казалось, постарел лет на десять. — Врачи сказали, что, когда они вскрыли его маленький череп, оттуда вытекло воды на целый стакан. Если бы они только убрали ее оттуда раньше, мой сын был бы сейчас жив.

— Они и раньше несколько раз предпринимали подобные меры, ваша светлость, — сказал магистр Руанно. — Но это приносило лишь временное облегчение.

Он был одет как ученый, магистр алхимии и горного дела. Если на нем и был его амулет из куска гематита в железномедном обрамлении, то он был спрятан глубоко под одеждой. Подобно древнему богу Протею[95] он принял обличье ученого, в длинной мантии с капюшоном. Отослав прочь докторов и священников, великий герцог вновь обратился к науке, которая всегда действовала на него самым благотворным образом.

— Я бы этого ни за что не позволила, — сказала Бьянка Капелло. Она сидела возле великого герцога, одетая во все черное. Однако все элементы ее одежды — юбка, корсаж, рукава и накидка — были выдернуты из других нарядов, поэтому черный цвет везде был немного разным. Особенно выделялись рукава, настолько обильно расшитые сверкающими драгоценностями, что вряд ли подходили для траурного облачения. Слишком низкий вырез корсажа открывал ее пышную белую грудь. Бьянка попыталась прикрыть ее полупрозрачной кружевной вставкой, но от этого она стала выглядеть еще легкомысленнее. Кьяра стояла за ее спиной, держа в руках стопку чистых льняных носовых платков.

Великий герцог посмотрел на донну Бьянку. Его лицо не выражало ничего. Словно перед ним был посторонний человек, а не женщина, на которой он уже три года как женат и которая до этого больше пятнадцати лет была его любовницей. Женщина, к которой он был привязан оковами безумной страсти, невзирая на попранное достоинство своей законной супруги, презрение семьи и гнев всей Флоренции, если не всей Италии.

— К вашему мнению никто бы не прислушался, сударыня, — сказал он.

Донна Бьянка протянула руку за новым носовым платком. Кьяра взяла у нее использованный платок — на тонкой ткани совсем не было следов настоящих слез, лишь пятна от косметики — и дала ей свежий. Бьянка приложила его к глазам.

— Я тоже его любила, — произнесла она. — Я желала ему только добра.

Великий герцог ничего на это не ответил. Он снова повернулся к магистру Руанно:

— Думаю, ваше снадобье помогло ему. Врачи пророчили ему лишь несколько месяцев жизни, а ему в мае исполнилось бы уже пять лет.

— Любое средство, которое снижает давление, помогает лишь на какое-то время, ваша светлость, — бесстрастно и спокойно ответил Руан. — Я также считаю, что…