Сумерки человечества - Кирилл Тимченко

Лысый, однако, смотрел не на еду, а на двух девочек, сжавшихся на маленьком диванчике рядом со столиком. Одна, постарше, лет семнадцати, пыталась собой закрыть свою сестренку, еще совсем маленькую, не старше пятнадцати лет. Обе были чернявые и темненькие, но с русским чертами лица. Мать, наверное, была местной. Одеты обе были по-домашнему, в легкие сарафаны и босиком.

- Видал, что этот урод утаить хотел, - толкнул меня под бок Лысый, скаля зубы, - Ведь чуть мимо не прошли. Ты какую хочешь сначала? Помладше или ту, что старше? Мне как-то пофиг, с какой начинать. Только потом все равно поменяемся.

- Не подходите! – не выдержав, закричала старшая, тоже услышав адресованный мне вопрос, - не смейте к ней даже прикасаться! Она еще ребенок!

- Заткнись, шалава! – рявкнул Лысый, замахнувшись рукой для удара, от чего девчонка зажмурилась и попыталась закрыться руками, - Сейчас как врежу, если еще вякнешь! Когда разрешу, тогда болтай, стерва такая, - а потом снова повернулся ко мне, так и стоявшему, как истукан, - Ну ты будешь выбирать или нет?

Я сжал автомат так, что пальцы побелели. Вот именно сейчас я и выбирал, но только не из того, о чем думал Лысый. Передо мной стоял гораздо более серьезный вопрос – согласится и стать таким же, в надежде выиграть хоть еще один шанс для своей жизни, уже пустой и бессмысленной, или остаться при своих убеждениях, но выступить открыто. Каратель же мои колебания воспринял уже в своем направлении.

- Ну, если не решаешься, тогда я первый, - гадко ухмыльнулся он, - я с мелкой девчонки начну, с ними, знаешь, веселее получается.

Старшая попыталась закрыть свою сестренку, отчаянно царапаясь, но не по силам ей было тягаться с таким сильным и здоровым мужчиной, к тому же очень поднаторевшим в таких делах за последнее время. Обе истошно кричали, словно так могли отпугнуть насильника, так, что у меня в ушах заложило. Лысый, не обращая на это внимания, заломил старшей руки и с силой несколько раз ударил ее по лицу, после чего стащил на пол.

- И на тебя время будет, не торопись, - приговаривал он, отдирая от себя ее руки, а потом неожиданно обратился ко мне, - Ну чего ты стоишь как истукан, хватай, пока горячая, только не обожгись.

В глазах у меня потемнело, и я шагнул вперед как самый классический зомби, работая уже на автомате и не осознавая всех поступков, подчас мелких и почти незаметных, но, к удивлению, складывающихся в очень логичный план. Лысый снова отвернулся, занятый снятием с девочки сарафана одно рукой, в то время как второй уже держался за ширинку. Моих первых действий не заметил, а потом для него все оказалось уже слишком поздно.

Перевернув в руках автомат, я накинул ремень оружия ему на шею и упер в спину кулак. Удивленный таким поворотом, Лысый успел только голову поднять, когда я резко дернул ремень на себя, схватив его для прочности обеими руками. Голова неестественно запрокинулась, от чего он даже щелкнул зубами, прикусив себе губы. В теории после такого должна переломится шея, но сил для такого у меня не хватило. От напряжения снова пошла кровь из раненной руки, когда бинт стал медленно сползать с оставшейся фаланги мизинца, зацепившись за какою-то потертость на ремне.

Каратель схватился руками за ремень, забыв о девчонке, только пытаясь хоть раз еще вздохнуть. Я же продолжал тянуть, понимая, что сейчас все и решится. Сходится с этим человеком в рукопашную мне совершенно не хотелось, тем более, что в любую секунду он мог позвать на помощь.

Сделав еще одно усилие, я намотал ремень на руку, сдавив петлю на шее еще сильнее, и отлично чувствуя напряженный позвоночник человека коленом. Лысый вытаращил глаза, покрывшиеся сеткой лопнувших сосудов, широко распахнул рот с гнилыми зубами, тщетно дергая пережатым горлом.

Обеими руками цеплялся за ремень, пытаясь оттянуть его, но каждый раз лишь раздирая себе кожу на горле. Во взгляде, который я уже мог видеть, так сильно отклонил его голову, смешались страх и ненависть. Губы складывались в слова, которые произнести не мог, а я продолжал давить, наблюдая за его агонией. Руки все же вцепились в ремень, но сил в них уже не осталось, ноги принялись выделывать кульбиты, стуча каблуками по полу, а глаза закатились, только покрытые красными прожилками елки торчали из широко распахнутых глазниц. В какой именно момент он умер, я так и не понял, только в какой-то момент напряжение спало и тело обмякло, расслабив сразу все мышцы. Во время удушья у него даже кишечник облегчился, отчего по комнатке быстро распространялся противный запах, а на посиневших губах остались клочья пены.

Обе девочки с ужасом смотрели на меня, не представляя чего ждать дальше.

Им, может, и невдомек, почему я так поступил, для них я такой же, как и остальное зверье, налетевшее сюда. Никто не может заглянуть в душу человека, разглядеть, что именно там происходит. Иначе те же каратели уже давно меня растерзали, увидев все то отвращение, какое испытываю к ним в общем и к каждому в отдельности.

- Спрячьтесь и не высовывайтесь, - прохрипел я, чувствуя, как противно дрожат от напряжения руки, - сидите, пока все не закончится, а потом бегите отсюда.

Они обе смотрели на меня, замерев, видно, совсем растерявшись. Лишь только маленькая все хваталась за руку старшей сестры, пугливо жавшись у нее за спиной.

- Ну, - рявкнул я уже громче, выходя из себя от мысли, что девчонки даже не понимают, что именно сейчас произошло. Думают, наверное, что это все какой-то злобный розыгрыш, - Быстрее!

- Спасибо, - выдавила все же из себя старшая, с ужасом глядя на тело

Лысого. На большее у нее не хватило, уже даже губы дрожали. Адреналин в крови начал падать, и сейчас девчонка была близка к тому, чтобы впасть в истерику. Не говоря больше ни слова, она потащила младшую за собой в туалет, от страха вовсе потерявшую дар речи.

Мне оставалось еще одно дело, больше похожее на спектакль. Дисциплина в отряде с самого начала приказала долго жить, потому, наверное, нас еще никто не хватился, но все же когда-то должны посчитать потери, если такое вообще есть в привычке, тогда вот и поинтересуются, куда делся боец по кличке Лысый. И ни у кого не должно быть подозрений, что смерть его связана с кем-то из своего же отряда. Логично считая, что расследовать все равно никто не будет, я выбрал самый простой путь инсценировки. Взяв со столика нож, единственный с острым концом, размахнулся посильнее и всадил в горло трупу, специально так, чтобы вошел снизу. Кровь обильно полилась наружу, но не толчками, а медленно и словно нехотя, ведь сердце уже не билось. Я отскочил подальше, чтобы не забрызгаться кровью, хотя на камуфляже ее и так было больше некуда.

После перевернул тело со спины на живот, при этом нож, неприятно щелкнув, вошел еще глубже, выйдя с другой стороны. Вышло немного похоже, будто его убили, защищаясь, местные, что было вполне реальным. Я бросил взгляд на закрытую дверь, где спрятались девочки. Если труп найдут здесь, то и их наверняка обнаружат, просто посмотрев вокруг. Хорошо бы вытащить его наружу, но тогда наверняка кто-нибудь увидит меня, слишком их много здесь, чтобы пытаться спрятаться от всех. Вздохнув, решил сейчас понадеяться на удачу, которая вроде мне была благосклонна, если после всего еще остался в живых.

Оставив труп внутри, я вышел на улицу, озираясь по сторонам. Если сейчас спросят, то уже мысленно решил, что плюну на все и скажу, что Лысый лежит внутри мертвый, дальше как покатит. Ведь видели, что вместе с ним внутрь заходим.

К моему счастью, об одном отставшем солдате из всего отряда никто и не думал интересоваться. В самом разгаре было то, зачем сюда все и явились, урезонивали местных, красочно объясняя, к чему приводит отказ от выплаты дани Республике. Местные, запуганные и подавленные, стояли зажатые в тесном кругу, окруженные автоматчиками из числа мародеров. Напротив, у длинного рейсового автобуса, успели устроить расстрельную стенку, красовавшуюся свежими подтеками крови и пулевыми отверстиями. На траве лежало с десяток тел крепких здоровых мужчин, буквально превращенных в решето автоматными очередями. Про аккуратность никто не говорил, поэтому стреляли куда и как угодно. Один даже еще дергался в агонии, дрыгая связанными руками и ногами, никак не желая умирать. Внимания на него уже не обращали, вытаскивая под хохот и свист, а так же отчаянные вопли местных, новых жертв из толпы, выбирая, как успел понять, самых сильных и здоровых, на которых, в общем, и строится выживание всей группы.

Восемь или девять человек, среди них даже две женщины, вытолкнули к стенке, испуганно стрелявших глазами во все стороны в бессильном желании найти хоть какой-нибудь выход из этой ситуации. Шансов конечно не было, но я невольно испытал уважение к одному мужику, похожему на бывшего военного, с военной выправкой и точно подогнанным камуфляжем. Когда один из карателей, потерявших бдительность от уверенности в собственных силах, пнул в пах одного из пленников, слишком близко подойдя к остальным, этот мужик уверенным движением схватил ствол его автомата, рывком нагнув вниз, а второй рукой со всей илы ударил его в челюсть.