Война. 1941—1945 - Илья Эренбург

Два года не прошли даром. Роль танков по-прежнему первостепенна. Но теперь преимущество на нашей стороне, причем мы сильнее не только числом, но и качеством. Самоотверженным трудом наши инженеры и рабочие создали сильные танковые резервы. Все понимали, что от танков зависит судьба и Киева, и Москвы, и Урала. Приведу любопытную справку о том, как понимает народ значение танков. Весной, по почину одного крестьянина, начался всенародный сбор денег на нужды обороны. Жертвовавшие — крестьяне, рабочие, интеллигенция — большей частью указывали желательное назначение их взносов, и вот из семи миллиардов рублей пять предназначались танковым силам. Народ не ошибался: в изгнании врага из России, которое началось этим летом, танки играют ведущую роль.

Никто не отрицает достоинств немецких танков. Их последние модели — «тигры» и «пантеры» — обладают солидной броней и сильным огнем. Но они медлительны, а поэтому уязвимы. Обладая большой маневренностью, наши танки бьют «тигров» и «пантер» в их уязвимые места. Без бахвальства можно сказать, что наш средний танк «Т-34» остается до настоящего времени непревзойденной универсальной машиной.

За два года войны выросли крупные танковые командиры. Мне пришлось, встретиться со многими из них, с генералами Катуковым, Ротмистровым, Богдановым, Бадановым, Бутковым. У танкистов не было и не могло быть традиции: танки новое оружие. Танкисты создают теорию на поле боя. Это новаторы, нет у них рутины. Они страстно любят свое дело, любят запах бензина, нестерпимый грохот, жару или лютую стужу в металлической коробке. Они научились прорываться в тыл врага, перечеркивать своими гусеницами его планы. Если еще недавно пленные немецкие офицеры говорили мне об оборонительной линии на Десне, то теперь советские танкисты внесли в эти расчеты свои поправки. Не думаю, чтобы немцы могли положиться и на Днепр.

Гитлеровцы пытаются ослабить танковые удары Красной Армии сильной артиллерией. Этим летом у немцев уже не мелкокалиберные противотанковые орудия, но мощные 88 мм. Секунда промедления, и танк гибнет. Но выросли не только командиры наших танковых частей, выросли и танкисты. Они научились маневрировать. Им не страшны пикирующие бомбардировщики врага: уже не идут танки по прямой, как ходили раньше.

Я не стану говорить о моральной силе советских танкистов. Во всех армиях мира танкисты — эссенция. Танкисты Гитлера — это эссенция разбоя. Если немецкий пехотинец грабит по мелочи, немецкий танкист оптовик грабежа. На нем шесть украденных пуловеров — из всех стран Европы. В его танке еще недавно был маленький универмаг: «трофеи», отнятые у жителей. Он говорит о своем расовом превосходстве громче и нахальнее, чем пехотинец. Когда война для Германии перестала казаться выгодной и заманчивой, немецкие танкисты сразу поблекли. Советский танкист с первого дня войны понял, что он сражается за свободу России. Это поддерживало его в самые трудные дни. Это ведет его теперь через степи, леса и реки на запад. Можно было бы рассказать о тысячах и тысячах подвигов, о смертельно раненном танкисте, который вывел из боя машину, о радисте, охваченном огнем, который продолжал передавать донесение, о таранах, когда обреченные советские танкисты пробивали тяжелые машины врага. Сознание морального превосходства никогда не покидает наших танкистов, а гусеницы или огонь для них — акт справедливости, кара палачам.

Два года тому назад танки Гудериана и Клейста неслись на восток. Теперь несутся на запад советские танки. Книга Гудериана называлась «Внимание, танки!». Сейчас эти слова в страхе повторяют гитлеровские офицеры на Днепре: идут русские танки. На востоке немцы отступают под грозными ударами России. Эти удары требуют других: с запада.

Киев ждет

Перед нами столица Украины. Перед нами гордость России. Перед нами Киев. Когда предки фрицев жили в берлогах и одевались в звериные шкуры, далеко за пределами нашей Родины шумела слава Киева. Перед нами мать городов русских. Смуглым золотом горят купола Лавры. Высятся новые светлые дома на Липках. Падают медные листья каштанов на горбатые улицы. Киев, наша любовь, ты перед нами. Ты молчишь. Ты ждешь. Ты ждешь нас!

По древним улицам еще ходят фрицы. Прусские колбасники еще топчут Крещатик. Баварские пивовары еще сидят на Владимирской горке. Немцы еще в Киеве. Они не уйдут оттуда. Их нужно оттуда выбить!

Сколько горя причинили Киеву проклятые карлушки! Не улыбаются больше девушки. Бабки не греют на осеннем солнце свои старые кости. Не играют дети в садах над Днепром. Матери, прижимая к груди ребят, смотрят на восток. Они смотрят на нас. Они шепчут: «Спасите!»

Еще можно спасти Киев. Но дорог каждый день. Дорог каждый час. Немцы знают, что им не уйти от великого гнева. Они разожгли огонь, и на этом огне они сгорят. Мы видели пепелища городов и сел. Один пленный фриц мне сказал: «Нам крышка, зато мы спалим все». Они видят, что их ждет смерть, и они хотят убить жизнь. Мы долго шли мимо сожженных сел. Наши гимнастерки пропахли гарью. Наши сердца переполнились лютым горем. Мы знаем: если цела хата, это потому, что немец не успел ее сжечь. Мы должны спасти Киев. Мы должны опередить факельщиков. Мы должны обогнать смерть.

Киев ждет. Он ждет в смертельной тоске. Нет без Киева Украины. Нет без Киева нашей Родины. На нас смотрит сейчас вся Россия. Здесь, у седого Днепра, идут грозные бои. От них зависит судьба Киева. От них зависит и наша судьба. Если выбьем немцев из Киева, они покатятся в Германию. Немцы хотят, чтобы Киев стал их опорой. Киев должен стать их могилой.

Вот он перед нами, красавец город. Он жив. Он верит в нас. Он нас ждет.

Киев, любимый Киев, мы идем!

9 октября 1943 г.

Перед Киевом

Этому селу повезло: здесь были партизаны. Белеют мазанки. Мычат коровы. Один теленок отстал от стада. Девчонка стыдит его: «дурной». Ноги вязнут в песке. Здесь звуки войны особенно громки — песок. В хате звенят стекла: это немцы снова бомбят переправу. Просыпаясь от грохота, я вспоминаю: да ведь я на правом берегу Днепра…

Я проехал мимо десятков сожженных сел. Еще розовели головешки. Женщины и детишки раскапывали пепел. Я видел это много раз — от Бородина до Дарницы, но разве можно к этому привыкнуть? Это жжет сердце. Кажется, что шинель пропиталась запахом гари. Я не забуду рослого рыжего немца, который, обезумев, кричал: «Нам капут, а я спалил три дома!» Он смеялся, и смех был страшным — судорога, оскал агонии.

Трудно поверить: я на правом берегу Днепра. В этих словах какая-то магия. Широк Днепр, пожалуй, чересчур широк, когда едешь на пароме, а в небе разворачиваются немецкие бомбардировщики. В узких местах — 500–600 метров. Как одолели бойцы эту преграду? Другие расскажут о разведке саперов, о подготовке, об опыте Десны. Я сейчас хочу сказать о чувствах. На что только не способен человек, если что-то в нем горит, екает, распирает сердце! «Днепр! Днепро!» — восклицали люди, увидев реку. Некоторые умывались днепровской водой, другие пили священную воду. Старики из сожженных деревень тащили припрятанные лодки, гребли. Люди переплывали широкую реку на плотах, на бочках, на бревнах, на воротах. Первый, ступивший на правый берег, тотчас схватил лопату и стал рыть окопчик.

Потом, как в сказке, выросли мосты. Саперы часами стояли в холодной воде. Санитары под бомбами подбирали раненых. Когда переправа наведена, налетают бомбардировщики. Но никакая сила больше не может остановить бойцов: они рвутся вперед.

Немцы вот уж добрый год как говорят и пишут о «линии Днепра». Пленные рассказывают, что во время отступления фрицев подбодряли одним словом «Днепр». В «линию Днепра» верили и немецкие офицеры. Я говорил с капитаном Вандевальдом из 339 пд. Он воевал в Польше и во Франции. Его глаза элегически светятся, когда он говорит: «Я провел полгода в Шамбертене», вспоминает прославленное бургонское вино. Этот капитан, украшенный двумя Железными крестами, увидев русских на правом берегу Днепра, оробел и добровольно сдался в плен. «Где же восточный вал? — восклицает он. — Нас все время обманывали». Другой немецкий офицер мне сказал: «Мы пережили два страшных удара — Сталинград и крах нашего летнего наступления. Русские на правом берегу Днепра — это третий удар, и, скажу прямо, самый страшный. Ведь позади у нас нет таких мощных естественных рубежей».

Немцы делают все, чтобы отбросить наши части на левый берег. Они подвезли несколько дивизий с других участков фронта. Одна из этих дивизий еще недавно была под Ленинградом. На один из отрезков правобережного фронта в междуречье немцы подбросили две танковые и две пехотные дивизии. Противник яростно контратакует — со времен Орла и Белгорода не было таких упорных боев. Немецкие дивизии, потрепанные у Севска, у Сум, у Рыльска, отброшенные в свое время к Киеву, получили там пополнение. Многие пленные, с которыми я говорил, прибыли из Франции в сентябре. Это юнцы или тотальные фрицы. Они показывают: «Приказано во что бы то ни стало очистить правый берег».