Добронега - Владимир Романовский

Никто не понял, о чем говорит князь, но возражать на всякий случай не стали.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ПЯТАЯ. НАСТОЯЩИЙ ВОИН ДОЛЖЕН УМЕТЬ.

Игумен Иоанн, суровый грек, в молодости мессионерствовал в Скандинавии и теперь неплохо говорил по-шведски.

— Здравствуй, — сказал он.

Хелье поклонился. В теплой шерстяной монашеской робе, которую ему подарили, чтобы он не мерз, он отличался от обитателей монастыря только длиной волос.

— Зачем я тебя позвал, вот… Тут, видишь, брат Артем едет не откладывая в Киев…

— Ничего не нужно, — Хелье мотнул головой.

— Ты подожди! Не быстро спеши! Я даже помню, есть поговорка в этих краях даже… Как это, на местном наречии… Поспешишь… Поспешишь…

— И все пойдет прахом, — подсказал Хелье.

— Да, что то в такой душе. Так… Брат Артем едет в Киев, и надо бы, помимо разного… для кузни… купить. Разные приложения. Для кузни.

— Приспособления, — подсказал Хелье.

— Да, точнейше. Кузнец дал составление.

— Список?

— Да. В то время как брат Артем именно в этих делах не смыслит. Вообще совсем.

— Пусть едет сам кузнец.

— Нельзя, Хелье. Он обет дал за что-то… Славяне любят давать обеты. Это хорошо. Но не каждый раз. Прошу тебя ехать с братом Артемом. Ты знаешь, где купить и за сколько… для кузни. Тебя никто не обманет. Не отказывай.

Вообще-то, подумал Хелье, они меня всё это время кормят. И робу дали. А денег не требуют. Как-то глупо отказываться. Но ведь нельзя мне в Киев. Или можно? К Горке я близко не подойду. А так — повидаю Гостемила… нет, не хочется мне его видеть. Ну, стало быть — до Кузнечного Конца и назад, да? А то что-то одиноко здесь. Нужно и на людей посмотреть. Как они там, без меня.

— Хорошо, — сказал он. — Согласен.

— Да! Хороший ты. Хороший парень Хелье. Я сразу понял. Все деньги у брата Артема. Да, было кроме этого. Ты владеешь свердом?

Хелье промолчал.

— Нет, ты не замолчи. Ты скажи. Владеешь?

— Владею.

— Пойдем, я выдам тебе сверд. Лихих людей много в реках и на хувудвагах. Сверд в кладовой. Пойдем.

Монах-кладовщик отпер дверь. Много разной утвари. Игумен прошел в дальний угол, разобрал там какой-то хлам, вытащил оружие, и протянул Хелье.

Первый раз за три месяца Хелье ощутил рукоять в руке. Сверд оказался тяжеловат, и лезвие покрыто было ржавчиной, но, судя по всему, ржавчина не проела его пока что насквозь. Старые формы, старый сплав, небось олеговых еще времен. Хелье поискал глазами и тут же обнаружил точильный камень. Подобрав, он сунул его в карман.

Монашеская роба имеет много преимуществ. В частности, позволяет человеку ходить неузнаным в тех местах, где у него есть знакомые. А сверд скрывается под нею полностью, и при этом движения не затруднены.

Весь день, сидя у кормы, Хелье обхаживал ржавый сверд, неспеша, со знанием дела, импровизируя новый принцип заточки и чистки. Очищенный от ржавчины и заточенный, сверд оказался шедевром старого оружейного мастерства. Новгородской ковки, кильон имел резной, поммель украшали языческие узоры, до того виденные Хелье только на рисунках. Но тяжеловат. Сделан еще в те времена, когда главное назначение свердов было — рубить, как тупым топором, чем сильнее, тем лучше. Хелье сделал несколько упражнений — и разозлился на себя. Кисть ослабла за это время.

Ночью в прибрежном лесу возбудились и завыли волки.

— Ишь воют, проклятые, — сказал настороженно брат Артем, крестясь.

Хелье это рассмешило. Сделав круглые глаза, он поднял голову к луне и протяжно завыл по-волчьи.

— Прочь, сатана! — крикнул Артем, крестясь.

— Не бойся, не съем, — сказал Хелье.

— Оборотень!

— Сам ты оборотень! А еще я мяукать умею. Хочешь вместе помяукаем?

— Вот же послал Господь попутчика, — сказал тихо Артем.

— Не Господь, — строго возразил Хелье, — а игумен, и не попутчика, но сопровождающего. Бога не гневи. А то волкам скормлю.

К середине следующего дня прибыли на Подол, и оттуда отправились в Кузнечный Конец. В одной из кузен Хелье переговорил с хозяином и показал ему сверд. Кузнец пришел в восхищение и тут же предложил Хелье поменять его на другой, новый, прочный и легкий, рассчитывая продать старинное оружие какому-нибудь любителю за десять гривен. Хелье потребовал себе гривну.

— Да ты что! — возмутился кузнец. — Я тебе, милый человек, мой лучший сверд даю за эту старую рухлядь. Вы, чернецы, совсем с ума спятили!

— Не самый лучший, — возразил Хелье. — Самый лучший вон лежит, но я не люблю такие рукояти, об них руку натираешь сразу. Давай сверд и гривну серебра, получишь рухлядь.

Кузнец хотел опять возражать, но Хелье, прикинув расстояние до потолка, неожиданно подкинул рухлядь вверх с подворотом. Он давно не практиковался, но некоторые навыки застревают надолго. Олеговых времен клинок перевернулся семь раз, летя вверх, и девять раз, летя вниз, и вошел острием вертикально на локоть в земляной пол.

— Пес ети, — только и сказал кузнец.

Больше он не спорил. И все, что нужно было монастырской кузне, продал со скидкой и самого лучшего качества.

На торге, где брат Артем покупал какую-то утварь, Хелье, опустив капюшон на глаза, остановился возле скоморошьего заграждения. Скоморохи старались.

— А ты не знаешь? — услышал он знакомый голос.

Хелье обернулся осторожно. Александр что-то выпытывал у женщины, торгующей малосольными огурцами.

— Нет, — ответила женщина, сокрушаясь и поправляя с достоинством большую грудь.

— Это просто негодяйство! — вскричал раздраженный и, показалось Хелье, действительно отчаявшийся Александр. — Во всем Киеве ни одной повитухи не осталось!.. О!

Он заметил Хелье и сразу узнал его. Плохо, подумал Хелье. Что-то меня выдает.

— Здравствуй! — закричал Александр.

— Шшш, — сказал Хелье.

— Прости, — Александр понизил голос. — Жена рожает. Повитух нет! Я с ног сбился.

— А сам не умеешь?

— Нет. Глупо, правда?

А ведь может помереть Матильда, подумал Хелье. Только этих угрызений совести мне и не хватало.

— Я умею, — сказал он.

— Да ну?

— Учили.

«Настоящий воин умеет все, что умеет любой обычный человек, только лучше» — вспомнил Хелье один из лозунгов Старой Рощи. Сам он никогда не принимал роды, но три раза присутствовал, опять же в Старой Роще.

— Вообще-то это не мужское дело, — сказал Александр, яростно надеясь.

— Конечно нет, — ответил Хелье.

— Бежим.

— Мне нужно предупредить Артема.

— Ты в монахи постригся?

Хелье не ответил. Подойдя к брату Артему, он сказал тихо,

— Я вернусь через час. Выпей пока что бодрящего свира вон в том заведении, видишь? Вот тебе гривна.

Брат Артем хотел уж было возразить, но гривна свое дело сделала.

— Я думал, — сказал Хелье на бегу, — что ты с женой куда-то уехал.

— Вернулись мы. Не доехали.

— Ага.

— В связи с событиями. Скотина Хайнрих бьет норманнов в Италии, там сейчас опасно.

Добежали. Александр не стал стучать и ждать, пока Швела откроет дверь — просто выбил плечом засов.

Матильда лежала на спине в спальне и слегка подвывала. Да, подумал Хелье. Сейчас я в первый раз увижу ее голой, не в лучшем состоянии.

Он развязал веревку, стащил с себя робу, отцепил сверд.

— Ааааа?! — застонала Матильда, увидев Хелье.

— Тихо, — велел Хелье. — Александр, сними с нее покрывало, что ли, и говори ей какие-нибудь проникновенные слова.

Матильда попыталась перевернуться на бок и не отдать покрывало, но ничего у нее не вышло.

Тело Матильды разочаровало Хелье. Он ждал большего. Бедра оказались худые, арсель отвислый, талия недостаточно точно очерчена, а кожа неровна и негладка, и слишком бледная. Икры для такого тела были широковаты, колени костлявы, груди отвисали, а пигментные пятна вокруг сосков были большие, темного цвета, с крупными пупырышками. Впрочем, это сейчас он так думал. Годом раньше он наверняка всему этому умилился бы.

— Вставай на четвереньки, — велел он ей. — Вставай, вставай.

— Делай, как он говорит, — подтвердил Александр.

— Thou hast promised a midwife, — сказала она, исходя бриттской тоской.

— He be thine midwife today.

— Be this a manner of jest?

— Do as he sayeth. He seemeth to know what he doeth. No, seriously.

— Старая Роща, — подсказал Хелье. — Делай, что велят.

Матильда, поколебавшись, зашлась вдруг криком и встала на четвереньки. Хелье присел рядом.

— Вдохни глубоко, — сказал он. — Глубже. Так. Теперь дыши глубоко и тужься.

— Больно!

— А нечего было беременеть. Глубже. Тужься, хорла! Александр, нужны два ведра с горячей водой и одно с холодной.

Кость у Матильды была широкая, а бедра узковаты. Александр и Хелье провозились два часа, но вот показалась голова, а затем и плечи. Грязный лилово-розовый кусок мяса. Поддерживая мясо осторожно, Хелье взял поданный ему Александром нож и перерезал пуповину. Розовый кусок мяса молчал. Хелье шлепнул его по игрушечному арселю. Молчание. Хелье макнул его в теплую воду, затем в холодную, и снова в теплую, и снова шлепнул. Рот у куска мяса распахнулся и издал сиплый, требовательный, ужасно недовольный вяк, того типа, от которого у отцов сжимается в бесконечной жалости сердце, а у матерей просыпается чувство облегченного удовлетворения, а губы сперва складываются в трубочку, а затем растягиваются в дурацкую улыбку. Матильда снова лежала на спине.