Неизвестный Пири - Дмитрий Игоревич Шпаро
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Кто пойдет дальше?
Книга Пири:
…Последние несколько миль я шел с Бартлеттом в авангарде. Он был настроен серьезно и хотел идти дальше, но по плану ему полагалось повернуть обратно во главе четвертого вспомогательного отряда, так как у нас не было достаточно провианта, чтобы основной отряд мог идти в расширенном составе. Если бы мы израсходовали продовольствие, необходимое для того, чтобы его отряд прошел от этого пункта до полюса и обратно, это могло привести к тому, что нам всем пришлось бы голодать, прежде чем мы достигли бы суши.
Последний вспомогательный отряд, возвращающийся на землю, мог возглавить либо капитан, либо Хенсон. Второй, по мнению Пири, на эту роль не годился:
Будучи верен мне и со мною преодолевший на санях бо́льшие расстояния, чем кто-либо другой, он, поскольку в нем текла кровь другой расы, не имел дерзновения и инициативы Бартлетта, Марвина, Макмиллана или Борупа, и я не считал себя вправе подвергать его опасности и возлагать на него ответственность, с которой он в силу своей натуры не мог совладать.
Сентенция показательная. Перед автором три разных перевода на русский язык отчета Пири «Северный полюс», сделанные в 1948, 1972 и 2013 годах. Во всех трех придаточное предложение «поскольку в нем текла кровь другой расы» отсутствует. В первом и втором издании – сокращено, в последнем заменено словами: «в силу специфики своего характера». Очевидно желание редакторов избавить Пири от упрека в расизме.
Однако скрыть взгляды Пири невозможно. New York Times процитировала его:
…После стольких усилий, затраченных в течение всей моей жизни, я хотел, чтобы вся слава открытия Северного полюса досталась только мне.
Как понимать коммандера? А так: Хенсон и инуиты – способные и талантливые люди, но – другие. Мы говорим не о них. Мы говорим о белых. Пири вовсе не расист. «Было бы слишком просто охарактеризовать Пири как расиста, – пишет американский писатель Рассел Гиббонс. – Достаточно сказать, что он отражал классовую позицию своего окружения и семьи, в которую он вошел после женитьбы. Для них чернокожие были только структурированным рабским компонентом общества – устройство, которое не должно было ставиться под сомнение и которое не должно было оспариваться».
Гиббонс говорит о времени, когда Пири и Хенсон геройствовали в Арктике, как о «…периоде реконструкции, подверженном расизму, все еще существовавшему как в официальных кругах, так и в обществе».
Вспомним слова коммандера, противопоставляющие Хенсона другим руководителям отрядов. Они справедливы, но, как видится с высоты нашего более цивилизованного времени, дело тут не в различии рас, а в психологии «слуги», живущего в рамках установленного миропорядка. Как вести себя, если этот миропорядок разрушен? Разведать путь впереди хозяина, руководить инуитами, зная, что позади всесильный босс, это одно, идти к земле с теми же людьми, не имея тыла, – другое. Слуга не готов жить самостоятельно. Так бывает, конечно, далеко не всегда, но в случае с Хенсоном, по-видимому, было именно так (мы найдем подтверждение этому в главе 28).
У Пири есть и вторая причина не отпускать Хенсона, куда более понятная и существенная. «Рабство» слуги порождает «рабство» хозяина. Макмиллан во введении к книге Робинсона приводит слова Пири о верном Хенсоне: «Я не смогу без него обойтись». Что может быть лучше, чем преданный, все понимающий слуга, на которого, в конце концов, можно опереться чисто физически. Читатель помнит картину семилетней давности, когда грузный начальник с покалеченными ногами, входя в каменный дом форта Конгер, пошатнулся и был подхвачен Хенсоном[192].
Вернемся к путешествию. Чуть выше мы услышали слова Пири, что, не отправь он к берегу вспомогательный отряд Бартлетта, «нам всем пришлось бы голодать». Разумеется, это не так. Это полная ерунда. Другую причину Пири огласит на специальных слушаниях в Конгрессе США в 1911 году[193] – славу открытия Северного полюса он не хотел делить с Бартлеттом. Конгрессмен Мейкон, выступая в палате представителей, остроумно опроверг этот взгляд коммандера: «Он [Пири] знал, что Колумб открыл Вест-Индию и что с ним была целая толпа его коллег, он также знал, что ни один из них не разделил с ним славу первооткрывателя. Он знал, что Америго Веспуччи открыл континент, на котором мы живем и который носит его имя, и что с ним было множество компаньонов – и ни один из них не разделил с ним его славу первооткрывателя. Он знал, что, когда Магеллан открыл пролив, который носит его имя, он был в окружении исследователей, ни один из которых никогда не разделял с ним славу первооткрывателя…»
17 маршей из 22 Бартлетт, возглавляя головной отряд, пробивал тропу на север. Сейчас, почти с 88-го градуса, он уходил к земле, снова прокладывая дорогу – теперь обратную – для себя и своего шефа. Роль Бартлетта в экспедиции чрезвычайно велика, и сам он хорошо понимал это. Позже в интервью он сказал:
«Я действительно не думал, что мне придется возвращаться обратно…
…Это было горькое разочарование. Я встал рано на следующее утро, пока все остальные спали, и в одиночку отправился на север. Не знаю, возможно, я немного всплакнул. Мне кажется, я был несколько не в себе. Я думал о том, что оставшийся путь смогу пройти один… даже не имея собак, или еды, или других вещей. Я чувствовал себя таким сильным…»
Бартлетт трогателен, но очевидно фальшивит, ибо возвращение не было ни для него, ни для других неожиданностью. Существует любопытная и правдоподобная интерпретация Хенсона. В газете Boston American в 1910 году он сообщил, что «капитан Бартлетт повернул охотно», и затем как бы разъяснил: «Капитан Бартлетт был рад повернуть назад… Он откровенно говорил мне несколько раз, что у него осталось мало надежды вернуться живым. Несколько раз он сказал, что дошел достаточно далеко и будет «чертовски рад», когда придет время ему остановиться».
Отправив капитана к земле, Пири лишился компетентного свидетеля. Вероятно, цель как раз
