100 великих оригиналов и чудаков - Рудольф Баландин

Домой к нему пришли два его товарища и предложили ему прокатиться в карете (повезли в лечебницу). Он решил, что ему предстоят почести, ибо революция победоносно завершилась. Он видел радостные лица и приветственные жесты прохожих. Слышал отдалённые звуки марша и твёрдую поступь революционных солдат (его не смущал перенос действия из Китая в Россию).

Некоторые прохожие внушали ему серьёзные подозрения: их лица выражали хитрость и затаённую злобу. Это явно были шпионы и враги революции. Но на страх им всё громче раздавался революционный марш. В такт ему Кандинский начал топать ногами в карете и подпевать. Но вскоре он понял, что кучер — шпион — везёт его в ловушку.

Как быть? Выход найден: спасительный огонь папиросы. Пока она горит, враги не страшны. Это — символ власти. Не случайно товарищ предложил ему закурить. Надо постоянно прикуривать от потухающей папиросы, не теряя огня. Тем более что под марш в ритме движения кареты появился революционный отряд. Офицеры приветствуют его…

Вот и дом для торжественной церемонии. Его встретили почтительно, надели официальный костюм. Значит, предстоит выступить в парламенте. Он ощутил усталость. Сел, задумался. Очнулся — вокруг нет никого. В соседних помещениях какие-то голоса. А если это — палачи, которые ловят его мысли?!..

Время шло. Торжества не было. Он волновался всё сильнее. Заметил решётки на окнах. Понял: враги заманили его в западню. Подозрение превратилось в уверенность. Двери заперты, окна зарешечены, нет делегаций и поздравлений…

Потрясение! Он пришёл в ярость, круша всё вокруг, колотя в стены и двери. Затем началась истерика…

Такова плата за крушение установки: буйство, истерика — вплоть до убийства и самоубийства. (При безнадёжных формах шизофрении больной может до конца пребывать в иллюзорном мире.) Установка требует подкреплений. У психически больного рассудок, подчиняясь установке подсознания, находясь в ИСС, изощрённо выискивает их, дополняя отсутствующие детали воображаемыми образами.

Вот один из примеров не одиночного, а группового перехода в ИСС уже в наше время. В одном селе проживала больная шизофренией, утверждавшая, что близится конец света. При обострении мании она видела, как дьявол тащит грешные души в ад. Она была, что называется, вне себя. За ней ухаживали четыре её сестры. Они постились и постоянно молили Всевышнего о выздоровлении сестры. Через несколько дней вдруг увидели, как тело больной покрылось шерстью, ступни превратились в копыта, а на голове выросли рога. Это был сатана!

В ужасе, отвращении и ярости они схватили что попалось под руки и принялись изгонять нечистого из тела сестры. Избиение продолжалось до тех пор, пока несчастная не умерла. Они были уверены, что совершили благое дело, обеспечив её душе место в раю. Их поместили в больницу. За три дня лечения они обрели душевное равновесие, успокоились, хотя по-прежнему не сомневались, что им удалось изгнать беса.

По такой схеме возникают массовые психические эпидемии. Они редко проявляются в такой криминальной форме. Но суть остаётся той же. Имея примерно одну и ту же установку (вера в Бога, демонов, правителей), люди в определённой ситуации действуют одинаково, испытывают сходные эмоции, а то и мании, которые становятся заразительными. (Физиолог, психолог и психиатр академик В. М. Бехтерев предлагал считать это действием своеобразного «вируса».)

Виктор Кандинский одним из первых начал исследовать это явление. Он писал: «Главнейшие источники душевных эпидемий — религиозное чувство, мистические стремления, страсть к таинственному». И приводил примеры из истории: крестовые походы, средневековую демономанию, охватившую Западную Европу.

Вот некоторые его выводы:

— Свойство психической организации человека именно таково, что всякое духовное движение или настроение одного индивидуума отражается на духовном состоянии лиц, его окружающих. Люди в этом отношении представляют аналогию с камертонами одинакового тона: заставь звучать один из них, остальные сами собой придут в созвучное дрожание.

— Галлюцинации и иллюзии происходят тем легче, чем больше ослаблены органы чувств, чем более истощена нервная система вследствие ненормального возбуждения, ненормального физического труда или вследствие недостатка питания.

— Чувства мелочные и своекорыстные гораздо более склонны приобретать эпидемическое распространение, чем идеи и чувства высокие.

— Душевнобольные часто сохраняют свободу суждений, но теряют свободу выбора.

— Проходит время ненормального душевного расстройства, время коллективного увлечения или страсти, и вернувшиеся к рассудку люди обыкновенно сами не могут понять причину своих прошлых ошибок.

— При слабом развитии высших мозговых функций — мышления и воли — человек весь свой век может прожить жизнью пассивною, так сказать, машинальною… При таком отсутствии личной самостоятельности в человеке не может быть и речи о нравственной свободе его.

Позже эти идеи развивал В. М. Бехтерев в книге «Внушение и его роль в общественной жизни». Они чрезвычайно важны, в частности, для понимания того, что происходило со значительной частью населения СССР в период «перестройки и гласности», а затем и расчленения страны. Возобладали именно чувства мелочные и своекорыстные. Сохраняя свободу суждений, массы граждан утратили свободу выбора, повинуясь внушению средств массовой рекламы, агитации и пропаганды (СМРАП).

На примере Виктора Кандинского мы видим, что даже человек с психическим расстройством способен преодолевать недуг и даже изучать его. Интересно отметить, что выдающийся американский психолог и философ У. Джемс сослался на исследования Кандинского, проведённые над «образованным врачом», по-видимому, не подозревая, что пациентом в данном случае был сам психиатр.

Однако со временем Виктору Хрисанфовичу всё трудней было справляться с болезнью. Чувствуя приближение одного из приступов, он принял смертельную дозу опия и лёг на диван, читая повесть Льва Толстого «Казаки»… В истории психиатрии он остался как самый необычайный учёный, который был одновременно пациентом, врачом и исследователем болезни.

В. В. Кандинский

Василий Васильевич Кандинский (1866–1944) — двоюродный брат Виктора Хрисанфовича — тоже был весьма незаурядным человеком. Страдал ли он психическим заболеванием? Вряд ли. Хотя отклонения от так называемого здравого смысла, а уж тем более от традиционных взглядов на изобразительное искусство у него определённо были.

Родился он в Москве, в семье фабриканта, выходца из Сибири, и немки, коренной москвички. Согласно семейному преданию, его прабабушка была монгольской княжной. Успешно закончив юридический факультет Московского университета в 1892 году и женившись на своей кузине Анне Чимянкиной, он, вроде бы, остепенился: стал доктором правоведения, доцентом юрфака. Его пригласили в Дерптский университет.