Приключения Михея Кларка - Артур Конан Дойл

Коварный род Стюартов уже не сидит на английском троне, религия в Англии есть дело, предоставленное совести каждого. Кому этим обязана Англия? Да никому иному, как сомерсетским мужикам, которые первые восстали против католического ига. Армия Монмауза была авангардом того ополчения, которое вступило в Лондон три года спустя, когда Иакову и его жестоким министрам пришлось спасать жизнь позорным бегством.

В ночь 27 июня, а вернее, на рассвете 28-го мы добрались до города Фрама. Дождь снова начал нас преследовать, и в Фрам мы вошли, промокшие до костей, жалкие, облепленные с ног до головы грязью. Отсюда мы на другой день направились снова в Уэльс, где провели ночь и следующий день. Надо было дать время солдатам отдохнуть и обсушиться.

Утром наш Вельдширский полк отправился на парадный смотр на площадь перед собором, в котором Монмауз слушал благодарственное молебствие. В самом деле, мы достигли в краткий промежуток времени больших успехов.

Смотр кончился. Распустив солдат, мы возвращались домой, но около собора нам пришлось натолкнуться на громадную толпу народа. Толпа состояла из грубых углекопов, навербованных в Багворти и Ор. Рабочие слушали товарища, который, стоя на телеге, говорил им проповедь. Оратор делал безумные, отчаянные жесты. Сразу было видно фанатика, для которого религия есть пункт помешательства. Неистовая проповедь, очевидно, пришлась по вкусу толпе, ибо из нее то и дело раздавались одобрительные возгласы и благочестивые стоны и вздохи. Мы остановились поглядеть.

Лицо у проповедника было дикое; потрясая рыжей бородой и лохматыми волосами, из-под которых сверкал возбужденный взор, он громким хриплым голосом говорил проповедь.

— Чего мы не сделаем для Господа, — вопил он, — чего мы не совершим ради Его великой святости? Почему Его рука отяготела на нас? Почему мы до сей поры не освободили страну сию, подобно Юдифи, освободившей народ Божий? Воззрите! Мы хотели мира — и где же он? Мы хотели времен благих — и перед нами смута и горе! Почему все сие, спрашиваю я? Оттого, братья, что мы оскорбили Бога и не обратились к Нему всем сердцем. Устами своими мы восхваляли Господа, но наши дела были далеки от Него.

Сами вы знаете, что прелатство — проклятое дело и что сего греха Всевышний не терпит. И однако, мы, служители Бога Вышнего, что сотворили? Разве вы не видели своими собственными глазами пышных храмов, воздвигнутых прелатами? Не позор ли для Творца — сии храмы? Кто смотрит на эти храмы греха и не стирает их с лица земли, тот приобщается к греху прелатства и прогневает Господа. Доколе вы будете хромать на оба колена? Горе тебе, грешное поколение! Вы не холодны и не горячи, и поэтому-то отяготело на вас Божие проклятие. Оставил вас Бог. Мы были в Шептоне и Фраме и оставили подобные сему идольские капища нетронутыми. В Гластонбери мы также пощадили идолопоклоннический храм, и горе нам за это! Плохо тому, кто, возложив руку на плуг, оглядывается назад. А теперь глядите сюда!.. — Последнюю фразу проповедник выкрикнул диким голосом и обратился к красному собору: — Что означает эта громадная куча камней? — продолжал он. — Не есть ли это алтарь Ваала? Не построен ли этот храм для тщеславия? Разве мы, истинно благочестивые люди, строим храм? Ведь в этих храмах проповедуется хитроумное и лукавое учение, которое есть ни что иное, как вывернутый наизнанку папизм. Можем ли мы терпеть подобные надругательства над верой? Неужели мы, избранные чада великого Бога, потерпим, чтобы этот очаг духовной заразы остался неприкосновенным? Если мы сами не хотим помочь Всевышнему, то не можем рассчитывать и на Его помощь. Мы пощадили много прелатских храмов, братья. Неужели мы пощадим и этот?

Толпа заволновалась как море, и послышался громовой вопль:

— Нет! Нет!

— В таком случае разрушим это храм так, чтобы не оставалось камня на камне.

— Хорошо, хорошо! Разрушим!

— Так приступим же к этому святому делу.

— За работу, братья! — раздался чей-то исступленный голос.

Проповедник спрыгнул с телеги и бросился к собору. Толпа диких фанатиков бросилась за ним. Одни ломились, дико крича, в отворенные двери собора, другие ломали колонны и пьедесталы статуй, третьи рубили скульптурные украшения и старались повалить стоявшие в нишах статуи святых.

— Этого допускать нельзя, — коротко произнес Саксон, — нельзя оскорблять таким образом религиозные чувства многих, и для кого? Для немногих фанатиков? Да таким образом вся церковная Англия отступится от нашего дела. Если фанатикам удастся разрушить соборы, это будет хуже, чем если бы мы проиграли сражение. Сэр Гервасий, приведите немедленно свою роту, а мы в ожидании вашего прихода будем сдерживать этих фанатиков собственными силами.

Баронет увидал в толпе зевак одного из своих унтер-офицеров и крикнул:

— Эй, Мастертон, скорее идите в лагерь и скажите Баркефу, чтобы он вел сюда роту. Мушкеты зарядить. Я же пригожусь здесь.

В это время мы увидали какую-то громадину, которая лезла прямо на нас. Саксон радостно воскликнул:

— Ага, вон и Бюйзе! Да и лорд Грей с ним! Милорд, мы должны спасти собор. Эти фанатики хотят его разграбить и сжечь.

К нам подбежал седой старик со связкой ключей в руках. Он был в отчаянии.

— Сюда-сюда, господа! О, поспешите же, господа! Остановите, если можете, этих беззаконников. Они разбили статую апостола Петра. Они разобьют все статуи, если их не остановят. Восточное окно разбито. Они притащили бочку пива и поставили ее на алтарь. Господи-господи! Кто мог бы подумать, что такие ужасы творятся в христианской стране?

Старик громко рыдал и топал ногами от бессильного гнева.

— Это соборный сторож, сэры, — сказал кто-то из толпы, — он состарился в этой должности.

— Сюда, сюда, лорды и джентльмены! — кричал старик, проталкиваясь сквозь толпу. — Увы, они расшибли статую апостола Павла!

И действительно, из собора послышался оглушительный треск. Было очевидно, что фанатики произвели какое-то новое разрушение. Сторож с еще большей поспешностью бросился вперед, и мы очутились у низкой дубовой двери, которую он отпер. Пройдя по вымощенному камнем коридору, мы очутились в церкви недалеко от алтаря.

Храм был полон народом. Бунтовщики бегали взад и вперед, ломая и разрушая все, что им попадалось под руку. Многие из них были действительно фанатики, верившие в то, что делают настоящее дело. Но много было между ними плутов и мошенников, которые всегда припутываются к армиям, находящимся в походе. Фанатики срывали со стен иконы и ломали их, рвали и выбрасывали в окно молитвенники, а воры между ними хлопотали над массивными подсвечниками и уносили из собора все, что представляло какую-нибудь ценность. На кафедре стоял какой-то бродяга в лохмотьях. Он обрывал с нее красный бархат и бросал его вниз, в толпу. Другой, повалив аналой, старательно обламывал с него медные украшения. В боковом приделе толпа людей опутала веревками статую евангелиста Марка и дергала ее вниз. Статуя зашаталась, упала с оглушительным треском и рассыпалась в мелкие куски. Дикие вопли фанатиков приветствовали это. Шум стоял невообразимый.