Тайна масонской ложи - Гонсало Гинер

Соблюдая всяческие предосторожности, чтобы остаться незамеченными, убийцы выбрались из дома. Оказавшись на улице, под защитой ночи, они стали рассказывать друг другу о своих ощущениях.

— Я все еще чувствую сладкий вкус мести, когда мои руки прижимали ее к кровати, подавляя ее последние усилия в борьбе за жизнь.

— А еще нам довелось почувствовать ее последний вздох — за мгновение до того, как наступила смерть. Этим вздохом она передала нам свою жизненную силу, и единственное, о чем я жалею, — так это о том, что мне не удалось увидеть выражение ее лица, когда она умирала…

Зал судебных заседаний и помещения алькальдов королевского двора

Мадрид. 1751 год

1 октября

Всякий раз, когда алькальд Тревелес зачитывал приговоры, выражение его простоватого худощавого лица становилось необычайно торжественным — это был его звездный час.

Сейчас напротив Тревелеса стоял — выглядевший уж слишком высокомерным для незавидной ситуации, в которой он оказался, — мужчина средних лет, грубоватый с виду. Он без особого интереса слушал приговор, который зачитывал алькальд.

После того как этот человек признал себя виновным в совершении ограбления и убийства в одной из наиболее известных ювелирных мастерских Мадрида, Тревелесу оставалось всего лишь публично объявить о раскрытии преступления и зачитать приговор — что он сейчас и делал.

Закончив, он с презрением посмотрел на осужденного, упрекнул его за безответственное поведение — во время оглашения приговора этот человек все время нагло ухмылялся — и приказал стражникам немедленно увести его.

Пока стражники едва ли не волоком тащили осужденного из зала, Тревелес подумал о том, насколько абсурдным бывает иногда поведение человека. Если, например, этот преступник откровенно насмехался над правосудием, когда его приговаривали к двумстам ударам кнутом, пяти годам тюремного заключения и еще десяти годам пребывания на галерах, то другие впадали в уныние и слезно умоляли пощадить их, когда им за совершенные ими незначительные преступления угрожали гораздо более легкие наказания.

Но, как бы то ни было, Тревелес гордился своей профессией: не только потому, что она давала ему возможность избавлять общество от всяких мерзких типов — а именно так он называл правонарушителей, — но и потому, что ему нравилось ощущать власть и применять ее.

Ударив по столу деревянным молотком, он объявил заседание закрытым и поспешно направился в свой кабинет.

Придя туда, он снял мантию и тут же утратил тот торжественный вид, который был у него во время его выступления в зале судебных заседаний.

Сам не зная почему, он вдруг начал мысленно подводить итог своей жизни. Немало пережив в свои сорок лет, Хоакин знал себя достаточно хорошо — а особенно свои недостатки.

Если он вполне мог похвастаться принципиальностью, проявляемой им при выполнении служебных обязанностей, то этого, пожалуй, нельзя было сказать о других сферах его жизни. Когда кто-нибудь другой недобросовестно выполнял свои обязанности, Тревелес относился к нему сурово и безжалостно, а вот к своим недостаткам он был довольно терпимым. Он никогда не шел на компромисс с теми, кто причинял вред и страдания окружающим, но при этом вполне мог не выполнить обязательства, которые накладывала на него дружба с теми или иными людьми. Каждый раз, когда Тревелес попадал в сложную ситуацию, он действовал непоследовательно, руководствуясь скорее собственной выгодой, чем такими моральными принципами.

Когда он размышлял обо всем этом в тиши своего кабинета, он вдруг вспомнил о безнравственных отношениях, установившихся у него с Кэтрин, несмотря на его любовь к Марии Эмилии, и о предательстве, которое он совершил по отношению к своему другу де ла Энсенаде, открыв государственные секреты послу Англии, который, как известно, плел интриги против де ла Энсенады.

Вспоминая о своих прегрешениях, он ощутил себя недостойным — и недостойным человеком, и недостойным судьей. Он показался себе мелким жуликом, обманывающим и близких ему людей, и даже самого себя.

Однако он тут же позабыл о мучивших его угрызениях совести, когда раздался стук в дверь и вошедший затем секретарь сообщил, что приехал человек, которого Тревелес ждал.

Этим человеком был Воемер, капитан королевской гвардии: Тревелес направил к нему посыльного с просьбой срочно приехать. Он не пояснил посыльному, зачем ему нужен капитан, а поговорить с Воемером он собирался о последнем из совершенных масонами преступлений.

— Благодарю вас за то, что сочли возможным так быстро ко мне приехать. — Тревелес пожал офицеру руку, сразу почувствовав, что Воемер очень раздражен. — Пожалуйста, пройдите в мой кабинет. Там я объясню вам причины, заставившие меня попросить вас приехать.

Дождавшись, когда капитан присядет на предложенный ему стул, Тревелес сел с другой стороны своего рабочего стола.

— Имейте в виду, что у меня очень мало времени. Надеюсь, что причины, по которым вы решили отвлечь меня от работы, веские. — Этими дерзкими словами капитан хотел вызвать Тревелеса на откровенность.

Алькальд угрюмо посмотрел на собеседника.

— Судить об этом вы будете сами. Ваши друзья совершили еще одно преступление: на этот раз они убили графиню де Вальмохаду. Возможно, лично для вас это не имеет большого значения…

Тревелес предполагал, что причиной этого преступления стала месть за то, что муж графини был внедрен в масонское общество в качестве соглядатая, однако алькальд не стал рассказывать об этом капитану, потому что тот все же был масоном и Тревелес не испытывал к нему особого доверия.

— Я не понимаю, зачем вы мне об этом рассказываете и о каких друзьях вы говорите… — Если речь шла о цыганах, на которых капитан при своей последней встрече с Тревелесом попытался взвалить вину за совершенные преступления, то у него имелась грандиозная новость, о которой алькальд наверняка еще не знал. — Вы имеете в виду Тимбрио и Силерио Эредиа?

— Вы прекрасно понимаете, что я имею в виду вовсе не их, а ваших братьев-масонов.

— Я вижу, что вы очень уверены в своей версии. Может, вы уже знаете, кто они такие? Они уже во всем сознались? — Капитан перешел в наступление, потому что у него имелась информация, которую он пока придерживал, намереваясь выложить ее алькальду в наиболее подходящий момент. К тому же он был почти уверен, что Тревелес вряд ли достиг больших успехов в расследовании относительно причастности масонов к совершенным преступлениям.

— Если вы сообщите мне их местонахождение — которое вам наверняка известно, — то не сомневайтесь — они признаются, — ответил Тревелес ударом на удар.