Такая работа - Сергей Демьянов

После того как я поднял Катарину, мне бы не стоило заговаривать о принципах. Но у меня больше ничего не было такого, на что я мог бы опереться.

Между нами словно прошла волна холодного воздуха. Цыбулин вздрогнул. Поежился. Сделал шаг назад — не так, как будто ему страшно стало, но слишком резко для того, чтобы счесть это случайным совпадением.

Наверное, я параноик, но у меня есть для этого причины. Слишком многие в последнее время убеждали меня заняться тем, чего я не хочу делать. А я на такие вещи нервно реагирую.

— Знакомое, — помолчав, отозвался майор Караев.

Помялся с полминуты, но все-таки протянул мне ладонь, здоровенную, как лопата. Это ему дорогого стоило, по лицу было видно, так что пришлось ответить на рукопожатие.

Многие военные жмут руку так, как будто проверяют, смогут ли они сломать вам пальцы, если это окажется необходимым. На самом деле они не имеют этого в виду, но с инстинктами не поспоришь.

Он стиснул мою ладонь — я чуть не взвыл. Он заметил мою реакцию. Усмехнулся, довольный. Некоторым нужно не так много, чтобы почувствовать себя самой большой собакой в стае и успокоиться.

Вот и отлично.

Теперь есть шансы, что он делом займется вместо того, чтобы пытаться на меня давить.

Когда Караев отвернулся, чтобы отдать своим людям приказ выгружаться из машины, я случайно поймал взгляд Карима Ниязова. Он смотрел на меня так, как будто не мог поверить в то, что у меня есть принципы.

Тьма ползла со стороны могил.

Тьма и холод.

Даже понимая, что это просто ветер, я не мог отделаться от этого ощущения. Что-то злое текло между могильными камнями, просачивалось сквозь прутья решеток, тревожило снег. Оно — ледяная вода с клочьями пены, драными пакетами и огрызками яблок — скользило по дорожкам, неостановимое и исполненное силы.

И в нос мне бил пронзительный запах мертвого болота, какого тут просто быть не могло.

— Это ведь не впервые тут происходит? — спросил я, прибавляя шагу, чтобы не отстать от Карима.

— Нет, — односложно ответил парень.

Справа от него топал майор Караев с рацией в руке. Рация трещала, и это был чертовски противный звук.

Не знаю, как он себе всю эту операцию представлял, но примерно половина нашей силовой поддержки довольно аккуратно и почти бесшумно перебазировалась внутрь одноэтажного здания администрации. Человек шесть отправились в крематорий, остальные обосновались в морге. Действовали они молча и очень слаженно, но на местный персонал все равно похоже не было.

Какова вероятность, что за нами никто не следил?

— Одна и та же группа? — не отставал я.

— Не знаю. — Карим зыркал по сторонам так, словно не на работе был, а каким-то сверхъестественным образом вдруг попал в горячую точку. И теперь под каждым кустом ему мерещился смертник, обвязанный взрывчаткой.

Тьма и холод.

Похоже, он тоже это чувствовал, только никак не мог найти годного логического объяснения своим ощущениям. А просто так бояться стыдно, особенно если ты серьезный взрослый парень и учишься на хирурга. Скрип веток, шорох ветра и тени облаков, бегущие по снегу, не должны тебя пугать. В них нет ничего опасного, ничего неправильного.

Это просто гребаная московская зима.

И я никак не мог придумать, как сказать Кариму, что у его страха есть причина. Некоторые уверены, что всякий, кто способен залезть в чужую голову, должен быть хорошим психологом, но на самом деле это не так. То, что ты видишь проблему, еще не значит, что ты можешь с ней справиться.

— Вы видели, как это происходит? Вы лично видели ритуал?

Мне надо было это знать.

— Да. Это было с месяц назад, я говорил об этом полковнику, — процедил Ниязов, прибавил шагу, словно хотел убежать от меня, и вдруг взорвался: — Что вы меня допрашиваете? Я уже рассказал все, что знал!

Даже не глядя на него, я мог поклясться, что его трясет. Нервы. Нервы и странные ощущения, причину возникновения которых он не смог бы объяснить даже себе самому. А вот я, пожалуй, смог бы — не потому, что слышал его мысли, и вообще не благодаря какой-нибудь особой способности. Просто мне через это тоже когда-то пришлось пройти.

Я знаю кое-кого, кому на кладбище даже днем неуютно.

Даже тогда, когда они приезжают положить на могилы крашеное пасхальное яйцо и кусок кулича, выполоть траву и прилепить свечку из церкви на бордюр. Они проводят эти ритуалы, делая вид, что таким образом продолжают заботиться о своих близких.

Выполняют свои обязанности.

Но слинять с кладбища стараются как можно раньше. Или вообще перепоручают это дело кому-нибудь другому. Они не приходят сюда, если можно не приходить. Лень? Конечно, можно было бы списать это на нее, но обычно все гораздо проще. Смерть притягивает мар, а некоторые люди острее ощущают их присутствие. Карим как раз из таких был. Страх поднимался в нем с каждым шагом, отдалявшим нас от ворот — и фонарей.

Интересно, какого хрена тогда он выбрал себе эту работу.

Мог бы дисками пойти торговать.

— До меня эта информация не доехала. — Я пожал плечами, довольно неловко, как всегда получается на ходу. — А это важно.

— И что, вы не могли меня об этом спросить, пока мы у ворот торчали? — рявкнул Карим. — Смена не моя была, я выбрался доделать кое-что на своем участке. В тот раз их было четверо плюс один парень, который предложил мне немножко подработать. Я согласился и позвонил полковнику. Все!

— Орать хватит, — примирительно сказал Цыбулин, нагоняя его.

Он двигался, как хищник, безо всякого видимого усилия, хотя с его весом немудрено было запыхаться, поддерживая такой темп.

Мы шли вслед за Каримом по самому краю кладбищенского участка. А тени от облаков, то и дело закрывающих низко висящую над горизонтом луну, ползли следом за нами.

Тени?

Карим вздрогнул, словно что-то не то заметил, и замедлил шаг. Полковник тут же насторожился, откинул полу пальто, расстегнул кобуру.

— Что еще? — недовольно спросил Караев.

Наверное, я в жизни так никому не завидовал, как ему в этот момент. Я ждал, что это случится, но все равно оказался не готов. Ледяная тьма, кравшаяся вдоль могильных оград, тьма, полная отчаяния, гнева и безнадежного ужаса, вдруг хлынула вперед. Сквозь белые тела березок, сквозь мертвые туши камней с именами и датами, по гнилым от тепла сугробам.

Страх был как едкий дым.

Многие говорят о кладбищах, как о месте покоя, и о смерти, как о вечном сне. Здесь не было никого, кто бы мог спокойно спать. Не знаю, почему я этого от ворот не учуял. Сейчас, когда тьма захлестывала меня с головой, стекая внутрь холодными ручейками, это было очевидно.