У свободы цвет неба (СИ) - Аусиньш Эгерт

   - Это еще не самый плохой случай, - кивнула Полина.

   - Расскажи про плохой, - решительно сказал магистр.

   Женщина грустно улыбнулась и взглянула вверх, явно припоминая что-то.

   - Мать всегда говорила ей, чтобы она берегла себя и носила резиновые сапоги, чтобы не замочить ноги. Кроме того, она говорила ей: "Чтоб ты провалилась". Будучи хорошей девочкой, она была в резиновых сапогах, когда упала с моста. Это из одной книги, досточтимый Айдиш ее тоже знает. А в моей собственной практике были случаи самоубийства, передававшегося по наследству от деда к отцу и от отца к сыну на определенном году жизни и определенным способом. Вот умеренно скверные варианты. Мне продолжать, или этого довольно?

   - Напоминает какие-то дары наших старых богов, - Эрве качнул головой.

   - Нет, - легко и безразлично сказала мистрис. - Это люди делают с людьми. Боги тут ни при чем, ни ваши, ни наши.

   - Значит, есть что-то, что делают и боги?

   Женщина неопределенно улыбнулась.

   - В каком смысле "делают"... Древние боги - это абстракция, сделанная людьми для людей и из людей.

   - Как это - сделанная из людей? - насторожился Эрве.

   Она посмотрела на него внимательно и печально.

   - Представляю, что вы себе вообразили. Но нет, не так.

   - Откуда ты знаешь, что я себе представил? - уточнил он.

   - Достопочтенный Вейлин был достаточно откровенен весь предыдущий месяц. Да и остальные дознаватели тоже. А у меня все в порядке с памятью. Нет, наши старые боги не имели привычки одеваться в мертвые тела, намеренно оставленные для них. Кстати, я все еще не представляю, как можно провернуть подобный трюк.

   - Трюк... - тихо повторил донельзя удивленный магистр.

   - Да, трюк, - повторила женщина, - потому что все, что делается якобы богом, делается всегда людьми ради него. Было только одно исключение.

   - Иисус из Назарета, - слегка скептически кивнул Эрве.

   - Да, - тон женщины был серьезен и спокоен. - Он сам прошел весь путь до конца, оставшись при этом человеком и учителем. Поэтому и остался единственным примером, который невозможно перерасти. А у наших языческих богов другие законы развития. Все они возникли, какое-то время были, потом перестали существовать и были забыты. Они все сперва были безобразны и безлики, желали разрушения и крови. В те времена, если человек творил определенные непотребства, по характеру того, что он сотворил, определяли, какой бог завладел его рассудком. Затем у богов появились образы животных, потом человеческие тела.

   - Человеческие образы? - предположил магистр.

   - Нет, именно тела, - возразила мистрис. - С головами животных и птиц. И только после этого у богов появились человеческие лица. А с ними и способности делать нечто прекрасное, недоступное человеческому уму и человеческим рукам. На самом деле, по-прежнему все то, что им приписывали, было деяниями людей, просто эти деяния настолько выходили за пределы представимого, что для того, чтобы признать их, люди приписывали сделанное богам. А делали это люди, во имя богов. Или даже не во имя, а богам это посвящали другие и позже. Но я все это говорила Хайшен, неужели она не рассказала вам?

   - Я здесь один, - дружелюбно сказал магистр. - Не считая тебя, конечно. То, что она писала, я прочел. Сейчас я хочу услышать это от тебя. Итак, боги обрели человеческие лица. Что было дальше?

   - Дальше люди победили их, появились герои. Так называется человек, способный совершить нечто, что по силам только богу, и сравняться с ним. Это очень непростая задача. Некоторое время таких людей приравнивали к богам, но потом их становилось все больше и больше, и наконец богами стали называть правителей. Как раз тогда и пришел Иисус.

   - И почему же он так важен? - спросил Эрве, изо всех сил пряча усмешку. - Чем он отличается от других героев?

   Полина вздохнула.

   - Тем, что он не герой. Он не спорил с богами и не соревновался с ними. И не ставил себе цели быть равным богу. Он был любимым сыном бога и при этом человеком с начала и до конца, человеком и остался, уйдя к отцу в вечную жизнь. И все, что он делал, делалось не ради мирской власти, а ради людей. Чтобы показать пример того, что так вообще-то можно. Ровно настолько можно, насколько сможет сам человек. А бог, единый, а не какой-то из многих, был и остается его отцом. И существует еще в третьей форме, свободного духа, который может быть повсюду, где сочтет нужным.

   - И здесь? - уточнил Эрве.

   - Здесь он есть несомненно, мы же говорим о нем, - как о чем-то естественном сказала мистрис.

   - В какой форме? - немедленно уточнил Эрве, оглядывая кабинет, и вздрогнул. Инклюз на столе неожиданно поймал солнечный луч и засиял нестерпимым золотым блеском. Тень мотылька отразилась на потолке и стала огромной, сравнявшись размером с открытой книгой на столе магистра, занимавшей половину столешницы.

   Полина, проследив взгляд досточтимого, пожала плечами.

   - Например, в этой. Или нет. Откуда мне знать. Может быть, он - те слова, которые мы сейчас о нем говорим. Дело же не в форме.

   - А в чем? - с интересом спросил Эрве.

   - А в том, что всякая душа, которая не летит к нему, как мотылек на свет, становится серым ветром, про который ты спрашивал. И неважно, при жизни или после смерти. Точнее, если это случается при жизни, смерть обычно вопрос времени, и очень недолгого.

   - Я не знаю твоего бога, - медленно сказал Эрве. - Значит ли это, по-твоему, что я должен вскоре после нашего разговора перестать жить и стать этим ветром?

   - Я не уверена, что ты его так уж и не знаешь, - ответила Полина. - Возможно, именно его ты называешь Потоком.

   Эрве задумался на несколько ударов сердца.

   - Подожди... Ты сказала - существует еще в третьей форме. И в ней присутствует здесь. Но каковы тогда первая и вторая?

   Женщина глубоко вздохнула. Потом поморщилась и прижала два пальца к виску. Эрве терпеливо ждал, и в конце концов Полина заговорила, постоянно прерываясь, чтобы собрать слова.

   - Это, - она с усилием зажмурилась на мгновение и снова открыла глаза, - сложно. Как точно все это сказать - самый сложный вопрос моей веры. О нем люди спорили веками, - Полина вздохнув, опустила взгляд на миг, потом посмотрела прямо в глаза магистру. - Ты это, похоже, уже знаешь, но я все равно повторю. Люди Земли убивали друг друга в этих спорах. Не боги, не проклятые существа, люди, сами, считая, что лучше знают... - она опять замолкла, собираясь с силами или набираясь храбрости. - Тем не менее. - Ее голос стал немного тверже. - Первая форма Бога, в Которого мы верим - это Отец, Творец всей Вселенной. "Он был, когда ничего не начало быть". Эту форму нельзя себе представить.

   - Был он, и не было еще ничего другого? И из него появилось все? Действительно похоже на Поток... - проговорил Эрве.

   - Не "из него появилось", а "он создал", - уточнила она, - но чем это отличается, мы сами не знаем. Вторая форма Бога - сам Иисус Христос.

   - Но ты сказала, что он человек и любимый сын твоего бога? - Эрве слушал очень внимательно, следя за логикой произносимого.

   - Да, Его сын, человек. И сам Бог, одновременно, - Полина вздохнула. - Я говорила, что это сложно. Именно об этом много спорили. И стали говорить, что Иисус Христос есть Человек и Бог, сочетающий в себе природу и волю человеческую и Божественную, не-слитно, не-раздельно, - мистрис очень искусственно сочетала сааланские корни. Получалось более-менее понятно, хотя такие слова вряд ли нашлись бы в свитках библиотеки Академии. - Именно потому, что он Человек и Бог, он мог принять за всех людей смерть. Подлинную смерть. И через три дня - вернуться к жизни.

   - Но если он вернулся к жизни, где он теперь? Ты сказала - ушел к отцу, значит, он умер еще раз? - переспросил Эрве.