Заговорщица - Мишель Зевако

— Да чью жизнь?! — взревел Сен-Малин, который, впрочем, уже все угадал.

— Жизнь герцога Генриха де Гиза, — хладнокровно ответил Пардальян.

Сен-Малин опустил голову, слезы выступили у него на глазах.

Шалабр обратился к Монсери:

— Если мы убьем герцога и откажемся выплатить долг, мы не сдержим слова и запятнаем нашу честь. Если же мы его не убьем, нам конец. Монсери, все равно погибать, прошу, убей меня ударом кинжала!

— Хорошо, — ответил Монсери. — А себя я заколю сам.

Сен-Малин с трудом подавил рвущееся из груди рыдание.

— Господа, — сказал шевалье де Пардальян, — вижу, вы твердо решили вернуть мне долг. Но теперь мне ясно, что я запросил слишком много. Сейчас я снижу цену…

Трос приятелей подошли поближе, в их глазах вспыхнул лучик надежды.

— Сударь, — умоляюще произнес Сен-Малин, — оставьте нам Гиза, а мы взамен отдадим себя в ваше полное распоряжение. Вы получите три жизни вместо одной!

— Нет, я не согласен, — возразил шевалье. — Я предлагаю иное: мне не нужна жизнь герцога де Гиза, вы отдадите мне лишь десять минут этой жизни.

Приятели переглянулись, пытаясь понять, что задумал Пардальян.

— Сейчас объясню, — продолжал Пардальян. — Я хочу сказать герцогу пару слов. Это займет минут десять, не больше. После разговора со мной Гиз будет… говорить с вами. Слушайте меня внимательно: ведь герцог войдет сюда, в кабинет. Верно?

— Да!

— Вы признаете, что, попав в кабинет, он не сможет вернуться в прихожую?

— Да, но он сможет сбежать по боковой лестнице!

— Для того, чтобы помешать ему, вы втроем встанете за дверью, ведущей на лестницу. Все пути к отступлению будут для герцога отрезаны, и тогда…

В эту минуту во дворе послышался шум. застучали копыта, зазвенели шпоры, раздались слова команды и чей-то громкий смех.

— Это он! — спокойно сказал шевалье. — Господа, выйдите за дверь! Через десять минут герцог будет— в вашей власти. Но пока его жизнь принадлежит мне! Выйдите, господа, я жду!

Пардальян гордо выпрямился, подкрутил усы. И столько воли чувствовалось в его словах и жестах, что трое убийц поняли: противостоять этому человеку они не в силах. Они предугадывали, что шевалье замыслил нечто необычное. Перед ними был уже не просто храбрый воин, а живое воплощение непреклонного Рока. Все трое осознали, что Гизу не уйти от возмездия…

Они попятились, послушно вышли на боковую лестницу и прикрыли за собой дверь.

— Помните, десять минут! — задыхаясь, прошептал Сен-Малин уже на пороге.

— Десять минут — и ни секундой больше! — крикнул в ответ Пардальян.

Оказавшись в кабинете в одиночестве, шевалье с удовлетворением вздохнул и улыбнулся. Он скрестил руки на груди и встал напротив двери. Из прихожей донесся неясный гул голосов.

Кто-то из придворных громко сказал:

— Король у себя в кабинете, монсеньор. Его Величество ожидает вас!

Потом воцарилось молчание и раздались тяжелые шаги — герцог пересек прихожую. Распахнув дверь, он уверенно шагнул в комнату.

Окинув се быстрым взглядом, Гиз тут же понял, что короля в кабинете нет. Зато в нескольких метрах от себя он заметил какого-то человека, стоявшего спиной к свету. Гиз недоуменно хмыкнул и попытался вернуться обратно в прихожую, но дверь оказалась заперта снаружи — до герцога донесся скрежет задвигаемого засова. Тогда он вновь повернулся к Пардальяну, вздернул подбородок и надменно спросил:

— Кто вы такой? Что вам нужно? Как вы оказались в кабинете Его Величества?

— Мое имя не имеет значения, — спокойно ответил шевалье. — Впрочем, вы меня знаете. Я тот самый человек, который шестнадцать лет назад во дворе дворца Колиньи дал вам пощечину! Помните?

Гиз пробормотал проклятие.

— Я тот самый человек, что восемь месяцев назад крикнул вам на Гревской площади, что вас надо называть не Генрих Меченый, а Генрих Опозоренный…

— Исчадье ада! — зарычал Гиз.

— Я тот самый человек, что сдался вам на улице Сен-Дени, сдался, чтобы спасти несчастную беззащитную женщину. А вы тогда обозвали меня трусом. И я поклялся, что отомщу за оскорбление, поклялся, что вы умрете от моей руки, Генрих де Гиз! Генрих Опозоренный! Сегодня я хочу кровью смыть это оскорбление!..

Генрих де Гиз, убийца Колиньи и многих других несчастных, ты хочешь знать, зачем я явился сюда? Я жду тебя, чтобы предложить открытый, честный поединок. Моя шпага — против твоей, мой кинжал — против твоего!.. Отвечай же, я жду!

— Да вы, сударь, рехнулись! — взорвался герцог. — Определенно рехнулись! Эй, кто-нибудь! Арестовать этого сумасшедшего!

Герцог бросился к маленькой дверце и попытался открыть се, но безуспешно. Мало того: с лестницы раздались угрожающие крики:

— Убей! Убей его! Смерть Гизу!

Гиз узнал голоса и в одно мгновение понял, что трое за дверью не выпустят его отсюда живым!

— Сударь, — спокойно сказал Пардальян, — у вас есть только один способ спастись — прорваться через лестницу, заколов этих троих дворян. Но сначала вам придется сразиться со мной. Решайтесь! Я предлагаю вам честный поединок! Если вы откажетесь, я распахну дверь, эти люди ворвутся сюда, и я скажу им: «Убейте герцога де Гиза, он слишком труслив, чтобы защищаться!»

Генрих Меченый понял, что попал в ловушку, из которой нет выхода. Как он раскаивался, что не нанес удар раньше… король опередил его… он погиб!

И вдруг он осознал, что его единственная надежда — собственная храбрость и умение владеть оружием. А на полях сражений Гиз всегда славился как опытный, хладнокровный и отважный воин.

Убить этого человека… этого негодяя Пардальяна… потом ринуться на лестницу, сметая все препятствия, прорваться в покои королевы-матери и выскочить во двор. Он успеет поднять своих сторонников, они захватят замок, и тогда Гиз собственной рукой всадит кинжал в сердце короля Франции… Только так надо действовать, иначе — смерть!

Не говоря ни слова, герцог вытащил шпагу и атаковал шевалье, надеясь застать его врасплох. Пардальян успел уклониться, и через мгновение клинок противника сверкнул у самых глаз Гиза.

Схватка оказалась молниеносной. Пардальян, не думая об обороне, сделал рискованный выпад, грозивший ему самому неминуемой смертью, окажись Меченый порасторопнее. Жан ударил один раз, только один раз, — и Генрих де Гиз зашатался, выронил шпагу и упал навзничь. Клинок шевалье насквозь пронзил ему грудь…

Пардальян вытер шпагу и медленно убрал ее в ножны. Склонившись над герцогом, он задумчиво произнес:

— Мертв… я отомстил за оскорбление, нанесенное мне тогда в гостинице «У ворожеи»… Прощайте, ваша светлость! Удар шпаги — плата за одно неосторожное слово? Не слишком ли суровая кара? Думаю, нет… Правда, ваше слово всего лишь оскорбило бедного странствующего рыцаря, а мой удар шпаги перевернул судьбу французского королевства…