Дороги авантюристов, или Загадочная яхта лорда Гленарвана - Виктор Павлович Точинов

Рассмотрим для примера один миф: как он возник, как его развивал сам Миклуха, как привели к законченному виду маклаеведы двадцатого века. Миф связан с пиратством и пиратами — ну как пройти мимо?

Суть мифа такова: Миклухо-Маклай боролся с пиратами и работорговцами, наведывавшимися к берегам Новой Гвинеи, и даже захватил одного пиратского капитана, отдал его под суд.

Вот это да! Представляется эпичная картина: папуасские пироги берут на абордаж шхуну или бригантину под Веселым Роджером, пушки гремят, стрелы свистят, абордажные сабли скрещиваются с туземными дубинами, а впереди Маклай на лихом коне… в смысле, на командирском челне.

Однако закрадывается сомнение. Миклуха был задохликом, весил 44 кг при росте 167 см, к тому же постоянно чем-то болел: в придачу к многолетним хроническим болячкам постоянно подцеплял тут и там что-то новое. В Новую Гвинею, например, приехал с хронической малярией, и уже на месте заразился лихорадкой денге. Зачастую едва ходил, ветром шатало, куда такому на абордаж, смешно даже.

Заглядываем в первоисточник (дневник Миклухи) и видим, что все не так эпично.

Для начала «капитан пиратов» был не из тех капитанов, кто командуют бригами и фрегатами. И не из тех, у кого под началом роты или батареи. Тем капитанам, что выводят на поле спортивные команды, «капитан» из маклаевского мифа тоже не родня.

Так называлась должность в туземной иерархии. Пониже, чем вождь (радья), — что-то вроде старосты деревни. Грозный «пиратский капитан» рулил не бригантиной, а туземной деревушкой на островке Мавара невдалеке от новогвинейских берегов — иногда ее жители приплывали на пирогах по-соседски пограбить Новую Гвинею и ее жителей.

Дело обычное для тех времен, заурядное. Папуасы не были единым народом, разделялись на множество племен, порой соседние деревни говорили на разных языках.

Жили племена не всегда дружно. Береговые папуасы ходили походами на горных, горные отвечали тем же, на море тоже случались регулярные локальные войны. Сегодня воевали, завтра мирились, девушек у соседей сватали, на свадьбах вместе пили-гуляли.

Капитану Мавары не повезло: в очередной свой соседский визит он пограбил дом, где остановился Миклуха, и имущество «ученого», и тот очень обиделся. (Случилась эта история не на Берегу Маклая, очень далеко от него, на другом конце громадного острова, — слава святого чудотворца там Миклуху не защищала).

Дальше произошло вот что:

«Утром 25 апреля я узнал, что один из предводителей грабежа, капитан Мавары, скрывается в одной из пирог. Я сейчас же решился: не сказав ни слова моим людям, которым я не мог доверять, отправился я в сопровождении только одного человека к пироге, где капитан Мавары был прятан. Найдя его и приставив ему револьвер ко рту, приказал следовавшему мне человеку связать ему руки. Он был так изумлен и испуган, что не оказал ни малейшего сопротивления».

Вот так абордаж… Как-то совсем не эпично, правда? Миклуха тоже так посчитал, и в поздней, расширенной редакции дневников эпизод заиграл новыми красками. На сцене появились дополнительные персонажи: подчиненные Миклухе серамцы с ружьями, люди капитана с копьями и луками, ситуация приобрела напряженный драматизм, грозила обернуться кровопролитием, и лишь мужество и твердость повествователя помогли избежать беды.

На следующий день капитан Мавары сбежал (лишь во второй версии дневников), и Миклуха с заряженным ружьем мужественно бросился ловить его во главе своих людей: поймали, но капитан снова вырвался, бросился в морские волны и сдался только после обещания открыть огонь на поражение (плавать «грозный пират», очевидно, не умел). Такой вот джеймсбондовщиной оброс рассказ о достаточно заурядном происшествии. Так закладывалась основа для мифа.

Финал у обеих версий един: Миклуха сдал пленника голландскому резиденту, тот без суда, личным решением, сослал капитана подальше от родных мест.

От первого успеха Миклуха распалился, возбудился и немедленно затеял новую авантюру: потребовал у резидента роту туземных солдат себе под начало, плюс канонерскую лодку. Дескать, очистит огнем и мечом от подобных пиратов все окрестные островки. Ну, и вещички свои заодно вернет.

Резидент посмотрел на странного русского долгим взглядом…

И отказал.

Чтобы не рисовать портрет Миклухи одной лишь черной краской, отметим его импонирующие черты характера и поступки.

Он не был трусом ни в малейшей мере. Одно лишь решение надолго поселиться почти в полном одиночестве среди дикарей, имевших самую дурную репутацию, дорогого стоит.

Он был неимоверно целеустремлен и настойчив. На многочисленные свои хвори не обращал внимания: едва отлежавшись после очередного приступа, вставал и продолжал начатое. Правда, закончилось это плохо: в Россию Миклуха вернулся с целым букетом не вылеченных толком болезней и скончался молодым, не дожив до 42-х лет.

Он сумел совершить огромную эволюцию в своем отношении к папуасам, это легко можно заметить, проанализировав лексику дневников. Поначалу Миклуха выдает вот какие пассажи: «Самцы у папуасов очень берегут своих самок. Эта черта, встречающаяся у большинства диких рас»; часто использует термины «приручить», «приручение», «ручные», когда пишет о своих отношениях с папуасами, например: «Они делаются все более и более ручными: приходят, сидят долго, а не стараются, как прежде, выпросить что-нибудь и затем улизнуть поскорее со своею добычей». А приручают известно кого — животных, взаимоотношения с людьми именуются иначе.

Но со временем тон и лексика дневников меняются, исчезают «самцы» и «самки», сменившись на мужчин и женщин, от терминов дрессировщика животных Миклуха тоже отказался. Стал видеть в папуасах людей, пусть и своеобразных. Не будет преувеличением сказать, что он под конец попросту подружился со своими темнокожими соседями. А с женщинами-туземками вступал в интимные отношения.

Короче говоря, Николай Николаевич сумел убить в себе расиста. Сам сумел, без внешнего давления, как случается в наши дни, без демонстративного преклонения коленей. Взял и убил. Это тоже дорогого стоит.

Он искренне пытался помочь своим друзьям-папуасам, спасти их от «прелестей» колонизации. Хотя и себя не забывал, авантюрист все-таки…

Когда Миклуха предпринял самую масштабную свою авантюру — выступил с проектом протектората над Папуасским Союзом (ядром этого квазигосударственного