ДНЕВНИКИ - Александр Шмеман

Люди, слушающие нас, совершенно искренне не понимают, чего мы от них хотим. На последней глубине мы (кучка) хотим Церкви , но в христианстве давным-давно уже нету опыта Церкви, он заменен опытом храма плюс индивидуальной религии , изнутри лишенной всякой веры в смысле "осуществления ожидаемого и уверенности в невидимом"… Ожидаемое что ? Невидимое что ? Что-то "божественное" in se3 , трансцендентное, загробное, неотмирное, что-то, что "помогает жить". Но все это, modus4 переживания всего этого, в конце концов, – дело вкуса (индивидуального выбора, привычки и т.д.). A de gustibus non est disputandum. Quod erat demonstrandum!5

Перечитал написанное и хочу уточнить – о вере, Церкви и свободе. Говорят: "Свобода каждому верить по-своему…" и т.п. Чудно. Пускай: религиозное "насилие над совестью" – худшее из всех. Говорят: "принимать веру Церкви" (авторитет Церкви и т.д.). Но все это не о том, не так и не то… Когда я говорю, что вера рождает Церковь , я говорю, так сказать, об онтологии самой веры. Ибо вера и Церковь не две разные "реальности", причем одна из них, так сказать, "сохраняет" или "охраняет" другую. Нет. Вера есть обладание Царством (осуществление ожидаемого – Царства – и уверенность в не-

1 Ин.2:19.

2 Focus (aнгл.) – средоточие; центр.

3 по своей природе, по своему характеру (лат.).

4 способ, образ (лат.).

5 о вкусах не спорят. Что и следовало доказать (лат.).

видимом – Царстве). Это обладание и есть Церковь как таинство, как единство, как новая жизнь и т.д. Церковь – это "присутствие" ожидаемого и невидимого. Поэтому говорить о какой-то "свободе веры" внутри Церкви так же бессмысленно, как говорить о свободе внутри таблицы умножения. Принятие Царства есть плод свободы, ее "исполнение" и увенчание, и в этом смысле – будучи постоянным, все время возобновляемым принятием – вера есть свобода, единственно подлинная свобода, каковой должна быть и Церковь как исполнение веры.

Среда, 16 марта 1977

Ужасное известие об опухоли – возможно, раковой – у маленького (пяти недельного!) Ивана, сына Павла Мейендорфа. Сегодня операция. Утром после утрени – молились о нем в семинарской церкви…

Решительный день у Льяны, в Spence.

Вчера днем у Литвиновых, передающих мне три письма от о. Сергия Желудкова (переписываю их дальше). Сидел у них полтора часа с большой радостью. Милые, простые и – главное! – доброжелательные люди.

Утро сегодня на радио "Свобода".

Восторженные статьи о победе de la gauche1 в "Le Monde" и "Le Nouvel Observateur". Изумительная по ясности, по лучезарности погода.

Письмо о.Сергия Желудкова

31 января 1977

"Глубокоуважаемый о. Александр! Дело, с которым я на этот раз обращаюсь к Вам, имеет для нас чрезвычайную важность.

Говорю "для нас" – имея в виду вместе с собою тех русских христиан, которые давно уже испытывают хроническое страданье от ужасающего "кенозиса" святого Христианства в так называемых "религиозных программах" на русском языке всего мира. Единственное (да, единственное) исключение – Ваши выступления. Примите от нас горячую благодарность. Недавно у меня появился магнитофон, и мне удалось сделать отрывочные записи некоторых Ваших бесед. Привез я ленту в Москву – и здесь Ваши речи произвели, по словам одного из слушателей, прямо-таки ошеломляющее впечатление по сравнению с тем, что нам приходится с привычной уже болью в душе выслушивать по "Голосу [Америки]", ВВС, "Немецкой волне" и из Ватикана (откуда, в частности, как выразился этот слушатель, любящий католичество, – "поразительно бездушные" передачи). При этом важно, что чувства личного уважения к ''священнику о. Александру", восхищение его талантом, его культурой испытывают не только "церковные слушатели", но и другие духовно очень ценные люди – наши агностики доброй воли. Живо вспоминаю в этой связи взволнованные отзывы о Ваших выступлениях моих незабвенных друзей П.М. Литвинова и его жены.

1 левых (фр.).

Почему понадобилось мне везти ленту из провинции в Москву? Потому что здесь, как и во всех крупных городах, "Вашу" радиостанцию не слышно. Говорю "Вашу" радиостанцию заведомо условно, потому что руководители ее совершенно не ценят Ваших выступлений по их действительному достоинству, отводят им самое заурядное место где-то, что называется, на задворках политической программы. Поэтому даже и в провинции часто бывает так, что именно Ваше время закрыто глушением.

Вот положение: единственная (да, единственная) заслуживающая такого наименования проповедь святого Христианства находится в столь неблагоприятных условиях. Совершенно необходимо по возможности их изменить. Какие это возможности? Самое естественное дело было бы – копировать лучшие из Ваших бесед в "религиозных программах" других радиостанций, не подвергающихся глушению. Обращались мы к ним: безрезультатно . Боюсь, что причина, увы, самая обыкновенная зависть (приходится с печалью подумать это о церковных витиях из Лондона и Вашингтона). Если наберусь храбрости, напишу еще в Ватикан, в Кельн – но как-то заранее не уверен в успехе.

Между тем есть одна еще не использованная, хорошая возможность".

(Дальше о магнитофонных записях и о том, как их осуществить.)

"Такова наша к Вам покорнейшая, настоятельная просьба. Мне очень хочется исполнить это священное дело до смерти. Умоляю Вас – поспешите, помогите откопать Ваши десять талантов, сделать их достоянием Церкви в более широком круге благодарных слушателей".

Четверг, 17 марта 1977

Сегодня утром позвонили и сообщили Л., что она избрана headmistress of Spence School1 … Подумал: а все-таки "американский миф" все еще действителен, осуществляется. Ведь только подумать: в 1951 году, когда мы приехали, Л. не говорила ни слова по-английски и ее учила гр. Панина. А теперь – во главе одной из двух-трех лучших в Америке школ.

Чудная Преждеосвященная вчера. Несколько "светлых" исповедей – и вчера, и сегодня… Сейчас уезжаю в Little Rock, Арканзас.

Продолжаю писать уже в Little Rock, [в гостинице] Camelot Inn. Летел долго, с остановками в Вашингтоне и Мемфисе (Теннесси). Сейчас сижу у окна на девятом этаже отеля. Огромный вид на реку Арканзас и далеко-далеко за ней. Пасмурно и серо, но деревья все уже зеленеют. Юг. Это город, с которого в 1955 году началось "возрождение" негров. Сюда Эйзенхауэр ввел войска, когда белые отказались "интегрировать" школу…

В аэроплане читал Morris Dickstein "Gates of Eden. American Culture in the Sixties"2 . Интересно вообще, в частности же как наглядная попытка создавать "мифы": эта игра в Fifties. Sixties, Seventies…3 – немного раздражает. Анализы

1 директором школы Спенс (ангт.).

2 Мориса Дикстейна "Райские врата. Американская культура в шестидесятые годы" (англ.).

3 пятидесятые, шестидесятые, семидесятые [годы] (англ.).

"культурных перемен" сосредоточены на "скоромимопреходящей" интеллигенции, которая, действительно, только и делает, что меняет "богов", сжигает то, чему поклонялась, и кланяется тому, что сожгла. А чуть-чуть глубже – и перемены, напротив, бесконечно медленны, ср., например, "православную ментальность" в Америке. Поэтому читаю я всю эту sophistication1 cum grano salis2.

Монреаль. Суббота, 19 марта 1977

Пишу поздно вечером в Монреале, у Вани и Маши [Ткачуков]. Прилетел рано утром. Весь день retreat: две мои лекции – о Кресте и о Богоматери. Много народа, и говорил – для себя – удовлетворительно. То, что думаю и как думаю… Английская вечерня. Снова умиление от этих молодых голосов, от молодежи в Церкви. И страх за них – лишь бы не "свихнулись"…

Летя из Арканзаса вчера полдня, дочитывал "Gates of Eden". Пришел к вы воду, что одна из особенностей нашей эпохи – придавать необычайное значение незначительному . Сотни страниц, посвященных анализу всеми забытых статей и романов, "трендов"3 , и все бесконечно глубокомысленно, как если бы речь шла о мировых событиях. В свое время о Толстом и Достоевском не писали так, как этот Дикстейн пишет о Мейлере, Апдайке и т.д. И о каких-то журнальчиках. Все сейчас мелкое и направлено на "мелкое".

Вчера в Нью-Йорке опять снег, зима, холодно.

Понедельник, 21 марта 1977

Два дня в Монреале: три лекции, две проповеди, и все это почти без голоса!

Вторник, 22 марта 1977

Утром вчера – лекции, суета и заботы в семинарии, днем поездка с маленькой Верой (которую я привез из Монреаля в воскресенье), втроем, в Wappingers [к дочери Ане]. После воскресной снежной бури – опять солнце, опять весна.

В воскресенье в Монреале, стоя во время английской Литургии в церкви, я думал: неужели когда-нибудь поймут наконец "православные", что служить, петь, стоять в церкви нужно именно так и только так? После этого архиерейская обедня (в которой участвую) кажется настоящим падением . Эти нахальные иподиаконы, разбрасывающие орлецы, "номера" хора, рычание Апостола, все это – привычное с детства! – ударяет по нервам, как предательство… Вот в этом-то как раз и упрекает меня о. Сергий Желудков: в том, что я все это "замалчиваю". От страха ли? Нет, пожалуй, скорее от "реализма", от отвращения к "бунтам" в Церкви, от чувства, что частичные исправления не помогут, если не будет сначала обращения к другому видению Церкви, к другому "переживанию" богослужения.