По ту сторону тьмы - Йэн Бэнкс

— Приключенческие рассказы? — Шеррис улыбнулась.

— Ну да, — ответил андроид, любовно отделывая шероховатую поверхность какого-то круглого плода. — Весьма приятно бывает заниматься лепкой, или мозаикой, или резьбой по дереву, а еще приятнее — ехать на отремонтированной кем-то машине, осматривать отреставрированное здание или прогуливаться вокруг. Но сам процесс работы обычно занимает много времени, и, на мой взгляд, неплохо бы заодно заполнить его занимательными приключениями.

Он обернулся и посмотрел на Шеррис.

— Ваша жизнь в свое время тоже станет приключенческой историей, леди Шеррис. Я… — Андроид осекся и, отвернувшись, вновь занялся карнизом.

Она наморщила лоб, затем чуть заметно улыбнулась и опустила взгляд.

— Не все люди завидуют долгому веку андроидов, сознавая собственную недолговечность, Ферил, — сказала она. — Я польщена, если вы и вправду считаете, что моя жизнь будет достойна внимания даже после моей смерти.

Андроид помолчал, затем снова обернулся.

— Тем не менее, я хотел бы попросить у вас прощения, леди Шеррис. Весь наш род, и я в том числе, создан по образу и подобию человеческому, и вот, подобно человеку, я, забывшись, проявил жестокость. Мы всегда считали своим долгом перенимать у человечества его лучшие черты, помня о том, что мы являемся продуктом не слепой эволюции, а интеллекта, хотя порой слепая эволюция бывает мудрее любых научных изысканий. Я же невольно поступил в соответствии с ложным и распространенным среди людей представлением об андроидах и прошу извинить меня за это.

Шеррис подняла взгляд; испачканная гипсом машина застыла на вершине стремянки. Женщина слегка улыбнулась и чуть качнула головой.

— Столь учтивое извинение, — сказала она, помолчав, — граничит с комплиментом и не только смягчает причиненную обиду, но даже приносит удовольствие.

Андроид внимательно посмотрел на нее.

— Витрелиан, — произнес он. — «Искушения Упрямца». Акт пятый, сцена третья. Леди Шеррис, я просто восхищен тем, что вам пришлось пережить, и даже завидую вам; помимо прочих своих достоинств, вы, оказывается, еще и прекрасно образованы! — Он покачал головой — характерным для андроидов жестом. — Это уже переходит всякие границы.

Она рассмеялась.

— Ферил! Будь вы человеком, вы разбили бы немало сердец.

Ферил махнул рукой и вернулся к работе.

— И страдал бы от всяких гланд и аппендиксов. Это совершенно уничтожило бы мою индивидуальность.

— Лицемер! — рассмеялась Шеррис.

В пустой гулкой комнате смех прозвучал странно. Она вспомнила Синуджа, и ей стало неловко, что она так быстро забыла о его смерти.

Шеррис встала, по полу протянулась длинная изломанная тень.

— Пойду прогуляюсь.

Андроид вновь повернулся к ней.

— Будьте осторожны.

— За меня не беспокойтесь. — И она похлопала себя по карману, где хранился револьвер.

Шеррис больше часа бродила по темному городу — вдоль оград, сквозь туннели, мимо мрачных руин и жилых зданий с высвеченными окнами, по пустынным дорогам, бульварам, крутым мостикам и высоким акведукам. На пути ей попалось несколько андроидов и ни одного человека. Первая группа андроидов расчищала неосвещенный фасад громадного каменного здания, вторая при свете прожекторов вытаскивала из канала старую баржу на скрипящих от напряжения стальных тросах.

Она шла в сгустившихся сумерках, вспоминая кончину «Заученного Урока» и последовавшие за этим события. Шеррис постоянно казалось, что она забыла нечто крайне важное, напрямую связанное с этими событиями, но никак не могла вспомнить что именно.

До этого Шеррис старалась не вспоминать атаку на Эшелон. Достаточно было и того, что каждую ночь она видела падающее тело Синуджа, которое тщетно пыталась удержать. Она звала на помощь Мица, но Синудж уже лежал, припечатанный к земле мигающим оранжевым светом; а иногда перед ней представал и сам Миц, раненый, умирающий, или Синудж с Мицем вдруг менялись местами, и выпавший из люка Синудж превращался в Мица, лежащего там, на траве. А несколько раз она просыпалась под стук собственного сердца, в холодном поту, оттого, что это ее тело лежало на берегу ручья, глядя потускневшими глазами на уходящее во мрак судно.

Ее шаги эхом раскатывались по вембирским аркадам и галереям, походившим на пустые темные штреки какой-то огромной шахты.

Иногда она освещала себе дорогу маленьким фонариком. Ей не удавалось понять, что же ее так беспокоит. Какое-то незначительное происшествие, маленькая деталь, совершенно вытесненная другими воспоминаниями и теперь тщетно взывавшая к ней из глубин памяти.

Когда она, так ничего и не вспомнив, вернулась обратно, перепачканный в гипсе Ферил молча вручил ей послание от Брейганны.

Из обители Печальных Братьев Тяжкого Бремени.

ВЫ УБИЛИ ЕГО. Я ОСТАЮСЬ ЗДЕСЬ.

БРЕЙГАННА

Когда Брейганне исполнилось пятнадцать, отец пригласил в парк их старого Летнего Дворца бродячий цирк. Там наиболее бодрые члены семьи Дайсина и их гости обычно проводили жаркий сезон, если, конечно, находились в это время в Северном полушарии Голтара.

Брейганна как раз закончила начальное отделение колледжа, а осенью должна была (если отцу удастся наскрести достаточно средств) закончить школу. Выбор учебных заведений для Шеррис с Брейганной был невелик — Шеррис отчислили уже из трех школ в Клайве, причем при столь странных (и в то же время очевидных) обстоятельствах, что школы наотрез отказывались принять еще одну девочку из той же семьи, пусть даже она и являлась сестрой Шеррис лишь по отцу.

Брейганна расценивала этот факт как вопиющее, постыдное и явно злоумышленное ограничение собственной свободы и планов на будущее, что отнюдь не способствовало ее сближению с Шеррис. Несмотря на это, отец взял с дочерей торжественную клятву не ссориться друг с другом; это произошло в один не особенно веселый вечер несколько недель назад, когда он проиграл в кости последнее из фамильных украшений покойной матери Шеррис.

Отец еще не успел толком осознать, что произошло, как служащий отеля вручил ему два конверта. В одном из них оказалось последнее предупреждение администрации отеля по поводу оплаты счетов, в другом — послание от матери Брейганны, с которой он не виделся уже пять лет. Она сообщала, что влюбилась, и требовала официального развода.

Он тут же принялся размахивать заряженным пистолетом, рыдать и кричать о самоубийстве, чем страшно напугал обеих девочек, и тогда же заставил их принять мирное соглашение.