Переменная звезда - Роберт Хайнлайн

– Как бы сказать… Я немного озадачен.

– Мы все озадачены, – заметила Дороти. – Озадаченность какого рода беспокоит вас сейчас?

Если и был способ сказать об этом вежливо, я такого способа не нашел.

– Вы мало чем сможете нам помочь, имея десятиместный корабль, даже если он летит в двадцать раз быстрее разгоняющегося фотона. Верно?

Дороти собралась что-то ответить, но ее опередила Джинни:

– Есть план. Пока мы тут разговариваем, дедушка и Эндрю обсуждают с вашим капитаном Бином и его консультантами возможность…

– Ты кое о чем забываешь, – прервал ее я.

– О чем?

– Джинни Гамильтон, – произнес я осторожно, – ты – одна из самых лучших. Но я-то точно знаю, как ты выглядишь и как себя ведешь, когда лжешь.

Она держала себя в руках превосходно, но не могла помешать своей коже покраснеть. Она начала блефовать, но позволила себе только два холодных слова, а потом сдалась и развернулась на сто восемьдесят градусов, чтобы сказанная ею фраза получилась более или менее связной.

– Как ты… хорошо, черт побери, я пыталась сосредоточиться на положительных аспектах.

– Говорить почти не о чем, – сказал я. – Я пытаюсь понять вот что: если, похоже, практического способа спасти нас нет… то какого черта вы тут делаете?

– Джоэль!

– Вы чертовски мало можете сделать для нас – и прости меня, но я никак не могу взять в голову, что мы то для вас можем сделать?

– Вся Солнечная система только что погибла! – воскликнула Джинни. – Естественно, мы направились к первому же…

– Если твоему деду просто нужна была компания, в которой он мог найти утешение, почему, во имя Солнца, ему понадобилось выбрать несколько сотен обреченных душ, которым он не в состоянии помочь? На что ему сдался этот корабль с временной экологической системой? Для него гораздо резоннее было бы прямиком рвануть куда-то вроде Аркадии или Ипполиты. Эти колонии уже несколько десятков лет процветают. Или в любую из колоний, которая в состоянии сама себя прокормить. Любую технику, которую мы способны вам предоставить, все удобства, какие есть у нас на борту, вы найдете в других местах и при этом избежите социальной неловкости из-за необходимости общаться с живыми трупами.

Я замолчал. Я ждал ответа, но Джинни не произнесла ни слова.

– Это простой вопрос. Почему ты не…

Дороти Робб сказала:

– Джоэль, не притворяйтесь дурачком.

Я уставился на нее.

Все молчали и смотрели на меня. Будто у меня вырос второй нос…

– Господи! Мы здесь из-за тебя, дурак несчастный!

Мои пальцы, сжимавшие скобу, сами собой разжались, и я повис в воздухе. Несколько секунд я бесцельно месил руками воздух, как бы желая подтвердить, что я действительно дурак, а потом смирился, отдался на волю невесомости и попытался отдышаться.

Никто меня не торопил. Мне дали время подумать, что я и предпринял, крепко зажмурившись. Наверное, прошло добрых тридцать секунд, пока мне удалось заставить мои мысли, завертевшиеся со скоростью динамо-машины, закрутиться с более терпимой быстротой молитвенного барабана.

Я открыл глаза как раз вовремя, чтобы заметить неподалеку толстый кабель, проложенный вдоль переборки. Я ухватился за него.

– Не верю, – медленно выдавил я, глядя на Джинни. – Ты серьезно хочешь мне сказать, что ты проделала весь этот путь, решила поиграть с надеждами всех этих людей, моих друзей… только для того, чтобы протянуть мне соломинку в последний раз?

– Это я заставила их догнать вас! – вскричала Эвелин.

Глава 21

Во снеПриходит ко мнеВновь и вновьНесбыточная любовь

– Эвелин, что ты?…

Только на это я и был способен. Даже на связный вопрос меня не хватило.

Нет-нет, минутку. Я все же смог задать вопрос:

– Эвелин, почему?

Она только что дала мне возможность подумать над ответом почти минуту. Я тоже дал ей такую возможность. И остальные тоже. Джинни не спускала с нее глаз, но ее взгляд был равнодушен.

Собравшись с духом, Эвелин ответила:

– Джоэль, ты был первым человеком в моей жизни, который посмел воспротивиться воле моего дедушки. Ты единственный, кого я знаю, кому это сошло с рук. Ты вдохновил меня, и я стала музыкантом – единственным музыкантом за целых четыре поколения в моей семье. Может быть, именно музыка являлась источником твоего мужества. Это так и было! Ты единственный из тех, кого я знаю, кто решил, как это здорово – отправиться к звездам. И ты отправился.

– Но…

– Помолчи. Это только одно. Ты был самым первым взрослым человеком в моей жизни, кто принял меня всерьез. Кто не стал говорить со мной свысока, потому что я маленькая. Ты вел себя со мной как с равной, несмотря на разницу в росте, которую ты из вежливости не заметил.

– Это было…

– Я просила тебя помолчать. Из-за этого ты стал первым в моей жизни человеком, которому я позволила увидеть, какая я умная. Предыдущие эксперименты закончились плохо. Только ты не побоялся попросить меня о помощи, не побоялся получить от меня помощь. Это тебя даже не слишком сильно удивило.

– Точно так же ко мне относился мой отец, когда я был маленьким. Я не знал, что можно повести себя иначе.

– Ты был первым взрослым, кто вспомнил мое имя, когда увидел меня во второй раз. И прежде чем попросить меня о помощи, ты спросил, не попадет ли мне за это.

Я пытался вспомнить. Неужели все так и было? Это происходило так давно…

Но, с другой стороны, для нее это произошло более давно, чем для меня, – для нее тринадцать лет назад, а для меня шесть, с того дня, как мы с ней налетели друг на друга в коридоре Северного Поместья. Но почему же она запомнила все это гораздо лучше, чем я?

– Ты не стал смеяться надо мной. – Она растерялась, немного помедлила и добавила чуть тише: – Даже тогда, когда я сказала тебе, что выйду за тебя замуж. – А потом еще тише: – А ведь ты тогда был помолвлен.

Джинни фыркнула, но промолчала.

Эвелин осторожно шевельнула рукой и поплыла ко мне. Как-то раз вот так же медленно падал снег на Ганимеде, где сила притяжения невелика. Она плыла ко мне с удивительной грацией, и мне казалось, что ее глаза приближаются быстрее ее самой.

– Джоэль Джонстон, ты был первым мужчиной, который написал мне письмо. Ты мой самый верный товарищ по переписке. Ты стал первым мужчиной, который продолжал мне писать даже тогда, когда стало ясно, что у нас не будет сексуальных отношений. Никто больше – ни мужчины, ни женщины не уделяли мне внимания, не ожидая от меня ничего взамен. Мои письма были вдесятеро короче твоих, и они были тщательно отредактированы, благодаря дедушке Дику… а твои письма все равно продолжали приходить. И ты – единственный мужчина, какого я знаю или ожидала узнать, кому до последней молекулы плевать на то, сколько у меня денег!