Грезы президента. Из личных дневников академика С. И. Вавилова - Андрей Васильевич Андреев

«Существование» души, сознания Вавилов часто толкует вполне физически и операционалистски: существующим можно считать то, что физически воздействует на остальное окружающее. Сознание – «не просто дубликат физических явлений», это «фактор, как-то воздействующий на физику, т. е. и сам физический ‹…› самое интересное, глубокое и неожиданное для физика в будущем в изучении сознания» (12 октября 1947). Сознание «есть новый фактор воздействия в природе, в естествознании до сих пор не учитывавшийся» (7 мая 1950). «Сознание не может быть ненужным „невесомым“ фактором, с которым можно не считаться. Сознание не может не быть физическим, т. е. влияющим фактором» (НЗ, 8 ноября 1950). «…сознание – физически действующий агент. Не камень, сознающий, что он летит, и не могущий ничего сделать (такова обычная „теория“ сознания), а камень, через сознание воздействующий сам на себя и на окружающее» (НЗ, 18 декабря 1950).

Физику, пишущему о сознании как о новом «физическом факторе», «физически действующем агенте», естественно при этом иметь в виду нечто физически-конкретное. Вавилов обращается в этой связи к термину из квантовой механики «соотношение неопределенностей» (предпочитая его употреблявшееся в те годы немецкое написание Ungenauigkeitsrelation).

Это не его идея – знакомство Вавилова с мыслями физиков П. Иордана (1902–1980) и А. Комптона (1892–1962) по этому поводу видно из его статей[418], в дневнике Вавилов также пишет: «По-видимому, все же Бор прав (хотя не понимаю как) и в вопросе жизни имеется „Ungenauigkeit’s Relation“» (10 апреля 1940), – но идея и вправду очень соблазнительная: сведение некоторых философских парадоксов к парадоксам квантовой механики и привязка к ней проблематики сознания до сих пор очень распространенное занятие. В качестве современных примеров такого подхода можно привести работы Р. Пенроуза «Тени разума: В поисках науки о сознании…» (2011) или М. Б. Менского (1939–2015) «Концепция сознания в контексте квантовой механики» (2005).

Как сознание, живое при таком подходе оказывается связанным с квантовой механикой?

Обычно рассматриваются две концепции: роль наблюдателя и нарушение детерминизма.

Первая из этих концепций базируется на положении, что квантовую систему невозможно измерить, не возмутив при этом ее состояния (для количественной оценки этого возмущения как раз и служит соотношение неопределенностей). Результат измерения зависит от наблюдателя: если пытаться быть абсолютно последовательным, стремиться к логической полноте, в квантовой механике приходится при описании измерения учитывать не только измеряемую систему и измеряющий прибор, но и наблюдателя – его сознание, фиксирующее результаты измерения. То, что знаменитый кот Шредингера одновременно и жив и мертв до того, как на него посмотрят, заглянув в коробку, – как раз попытка довести до крайности именно эту парадоксальную роль наблюдателя.

Вторая концепция – попроще – увязывает свободу воли и обусловленный соотношением неопределенностей принципиальный индетерминизм (непредопределенность) реального мира. На примере кота Шредингера: жив или мертв окажется кот после открытия коробки – не определяется вообще ничем, это абсолютная случайность. Соотношение неопределенностей здесь показывает, что речь идет не о непредсказуемости в результате незнания наблюдателем всех начальных условий, а именно о воплощенной в квантовомеханических флуктуациях природной случайности, о фундаментальном произволе. В некоторых пределах один из связанных соотношением неопределенностей параметров абсолютно свободен в выборе (самовыборе) своего значения. Невозможно принципиально – то есть даже теоретически – узнать заранее, «выстрелило» ли уже за время эксперимента «нацеленное на кота атомное ружье». Другое выражение той же идеи – расхожая квантовомеханическая метафора «свобода воли электрона». Родственным в этом смысле соотношению неопределенностей выступает философский термин античной атомистики для обозначения спонтанности, присутствующей в самой основе материи, – «клинамен» («уклонение», «отклонение» по-латыни)[419]. В статье 1946 г. «Физика Лукреция» (с. 177) Вавилов прямо проводит аналогию этого понятия с соотношением неопределенностей.

Убедительных подтверждений того, что Вавилов связывал Ungenauigkeitsrelation с сознанием через первую концепцию (роль наблюдателя), нет. Фразы о «влиянии психического на физическое» (3 октября 1948), о том, что сознание «новый фактор воздействия в природе», слишком многозначны и применимы также и к нескольким другим интересным философским идеям Вавилова, о которых речь пойдет чуть ниже. А вот освобождение от оков детерминизма, обнаруженное в самых фундаментальных положениях физики, квантовомеханическое «обоснование» свободы воли – явно осознавалось Вавиловым. «…напомню волну, теперь несколько успокоившуюся, так называемого индетерминизма, пытавшегося вырасти из экспериментального „соотношения неточности“. Апологеты индетерминизма ‹…› на основе того же соотношения пытались и пытаются до сих пор обосновать учение о свободе воли, о бытии божием и о бессмертии души» ([Вавилов, 1938], с. 31–32). «Общими соображениями об индетерминизме дело не ограничивается; Иордан пытался на этом обосновать свободу воли, а известный американский экспериментатор А. Комптон пошел и дальше, делая отсюда в своей книге „Свобода человека“ выводы о существовании божества» ([Вавилов, 1944], с. 129).

Нельзя утверждать, что Вавилов выстроил даже для самого себя какую-то более-менее стройную концепцию связи сознания и Ungenauigkeitsrelation. «О сознании люди ровным счетом ничего не знают ‹…› Кое о чем физики стали догадываться через Ungenauigkeitsrelation, но и то неясно все это» (9 января 1944). Позиция Вавилова постоянно колеблется от принятия до отрицания роли Ungenauigkeitsrelation в природе сознания. В статьях 1938 и 1944 гг. Вавилов называет предположение о связи принципа неопределенностей и свободы воли дорогой к «явно идеалистическим и даже мистическим концепциям» ([Вавилов, 1938], с. 31) и совершенно определенно отрекается от идеи об «индетерминистских следствиях, извлекаемых иногда из „Соотношения неопределенности“» ([Вавилов, 1944], с. 129). Но в 1941 г. он пишет в дневнике: «Вероятно, правильно, что „свобода воли“ на самом деле какая-то модификация объективной „Ungenauigkeit’s relation“» (24 сентября 1941); утверждает, что выходящая за рамки физического детерминизма «творческая деятельность сознания» осуществима «только при наличии чего-то вроде соотношения неопределенностей» (25 сентября 1941). Буквально через полгода после статьи 1944 г. – вновь сомнения: «…мысль об одном. О сознании и я. Что-то хватаю, но [мысли] сразу ускользают и снова „на общем уровне“. Ungenauigkeitsrelation – по-видимому, есть выражение элементарного сознания и Я у электрона» (12 августа 1944). В 1945 г. – вновь размышления о том же. «Чувство „машинности“, что ты большая молекула (хотя бы и с Ungenauigkeitsrelation), так тяжело, но неотвратимо» (1 апреля 1945). «…ужасающее просвечивание механической сущности всего происходящего. ‹…› Молекулы на двух ногах, с руками и с кажущейся свободой воли, определяемой статистикой чего-то похожего на Ungenauigkeit’s Relation» (11 апреля 1945). В статье «Физика Лукреция» (1946), менее чем через год, вновь формальное отрицание (с. 178): «Философам и физикам, пугающимся соотношения неопределенности как дороги к индетерминизму или, наоборот, взирающим на него с надеждой как на опору идеализма и мистики, одинаково полезно перечесть поэму Лукреция. Сквозь архаику древних конкретных образов и знаний они могут ясно