1968. Год, который встряхнул мир. - Марк Курлански

Мексиканское правительство сообщило, что убито четверо студентов, однако впоследствии количество жертв выросло до двенадцати. Газеты, находившиеся под контролем правительства, также приводили невысокие цифры (если приводили вообще). Телевидение просто сообщило, что произошел инцидент с участием полиции. «Универсаль» 3 октября поместила сообщение о двадцати девяти убитых и более чем восьмидесяти раненых. «Соль де Мехико» упомянула о стрельбе снайперов по армейцам, в результате которой были ранены один генерал и одиннадцать солдат и убито более двадцати представителей гражданского населения. «Нью-Йорк тайме» также сообщала о «минимум двадцати погибших», тогда как лондонская «Гардиан» писала о трехстах двадцати пяти погибших (эту цифру затем процитировал Октавио Пас, который в знак протеста отказался от дипломатической карьеры). Некоторые говорили, что погибли тысячи. И тысячи пропали без вести. Родители Миртоклейи Гонсалес Гальярдо, предупреждавшие, чтобы она не ходила на митинг, провели десять ужасных дней вместе со служащими Красного Креста, разыскивая свою дочь среди мертвых. Через десять дней они нашли ее в тюрьме. Туда попали многие. Альварес Гарин провел два года семь месяцев в тесной камере Лекамберри. Заключенные избрали его старостой своего этажа («Единственные выборы, которые я выиграл в жизни!» — говорил он). Мартинес де ла Роса также пробыл три года в тюрьме.

Многие годы о пропавших ничего не было известно — убиты ли, находятся в тюрьме или присоединились к партизанам. Некоторые действительно влились в вооруженные группы, которые вели в сельской местности партизанскую войну. Родители не спешили разглашать тот факт, что их сын или дочь пропали без вести, поскольку правительство могло представить дело так, будто пропавший был связан с вооруженной группой. На сегодняшний день комитет по защите прав человека утверждает, что в вооруженных столкновениях в 70-х годах было убито около пятисот мексиканцев, якобы связанных с партизанскими отрядами. Однако массовых захоронений жертв Тлателолько или других, позднейших рас-прав не найдено. Были случаи, когда целые семьи подвергались запугиванию, если они настойчиво пытались узнать о судьбе своих близких, пропавших в 1968 году. Мартинес де ла Роса рассказывал: «Семьи не говорили о пропавших детях, поскольку в домах раздавались телефонные звонки и неизвестные говорили: «Если вы хоть что-нибудь скажете, все остальные ваши дети умрут». Я понимал это. Когда я был ребенком, кто-то убил моего отца и сказал мне, что, если я не буду молчать об этом, он убьет моего старшего брата. Поэтому я ничего не сказал».

В 2000 году Миртоклейя Гонсалес Гальярдо случайно встретилась с другом студенческих лет. Он изумился, увидев ее. Все эти годы он думал, что Миртоклейю убили на площади.

В 1993 году, в двадцать пятую годовщину массового расстрела, правительство дало разрешение установить памятник на площади. Выжившие участники события, историки и журналисты пытались установить имена жертв, однако смогли назвать не более двадцати человек. В результате другой попытки, сделанной в 1998 году, было установлено всего несколько новых имен. Большинство мексиканцев, пытавшихся разгадать эту тайну, подсчитали, что было убито сто — двести человек. Кто-то вел съемку со значительного расстояния из окон одного из верхних этажей министерства иностранных дел, но пленку найти не удалось.

После 2 октября студенческое движение было распущено. Олимпийские игры прошли без каких бы то ни было сбоев. Избранным преемником Густаво Диаса Ордаса стал Луис Эче-веррья, министр внутренних дел, вместе с ним разработавший план подавления студенческого движения. До самой своей смерти в 1979 году Диас Ордас утверждал, что одним из величайших его свершений в пору президентства было то, как он поступил со студенческим движением и предотвратил какие бы то ни было затруднения во время Игр.

Но, во многом подобно тому, как вторжение в Чехословакию стало концом Советского Союза, Тлателолько стало незаметным началом конца ИРП. В чрезвычайно смелой для 1971 года книге мексиканской журналистки Елены Понятовской о массовых убийствах приведены слова Альвареса Гарина: «Все мы родились вновь 2 октября. И в этот день все мы решили, как собираемся умереть: сражаясь за подлинную справедливость и демократию».

В июле 2000 года, впервые за семьдесят один год своего существования, ИРП в результате голосования лишилась власти, и это произошло демократическим путем, в результате процесса, длившегося десятилетия, без применения насилия. Сегодня пресса пользуется значительно большей свободой, и Мексика стоит гораздо ближе к тому, чтобы стать подлинно демократическим государством. Однако весьма показательно, что даже теперь, когда ИРП утратила власть, многие мексиканцы говорили, что боятся давать интервью для этой книги, а некоторые из тех, кто согласился, подумав, отказались.

На высокой прямоугольной плите, поставленной в двадцать пятую годовщину события, помещен список с датами жизни двадцати жертв. Многим из них было восемнадцать — двадцать лет. Внизу добавлены слова: «и многие другие товарищи, чьи имена и годы жизни неизвестны».

Каждый год в октябре мексиканцы поколения 1968 года плачут. У мексиканцев очень долгая память. Они до сих пор помнят, как ацтеки угнетали другие племена, и спорят о том, можно ли оправдать принцессу Малинче, сотрудничавшую с Кортесом и предавшую ацтекский союз. Не забыто и то, как французы потворствовали захвату Мексики в 1862 году. Крестьяне до сих пор помнят о неисполненных обещаниях Эмили-ано Сапаты. И можно быть абсолютно уверенным, что мексиканцы еще долго будут помнить о том, что случилось 2 октября 1968 года на площади меж ацтекских руин Тлателолько.

Часть IV

ОСЕНЬ НИКСОНА

Не будет преувеличением сказать, что судьба всего рода человеческого зависит от происходящего в Америке. Этот факт производит на население всего остального мира ошеломляющее впечатление: оно должно ощущать себя пассажиром самолета, несущегося со сверхзвуковой скоростью, вынужденным бессильно взирать на то, как шайка пьяниц, ипохондриков, уродцев и сумасшедших дерется за кресло пилота и контроль над самолетом.

Глава 20

ТЕОРИЯ И ПРАКТИКА ОСЕННЕГО СЕМЕСТРА

Понимаете ли вы всю меру ответственности, лежащей на мне?

Я — единственный человек, стоящий между Никсоном и Белым домом.

Я уверен: если мои убеждения, моя интуиция, мои добрые намерения (а если говорить об Америке, то американская политическая традиция) верны, — значит, этот год станет годом моей победы.

«Накануне президент Мексики Густаво Диас Ордас официально объявил об открытии XIX Олимпийских игр, выступая в атмосфере красочного праздника, где царил дух братства и мира, в присутствии стотысячной толпы на олимпийском стадионе в Мехико». Такими фразами пестрели заголовки передовиц «Нью-Йорк тайме» и других многотиражных газет по всему миру. Диас Ордас произнес во всеуслышание те же слова, за которые он убивал других. Символом Игр стал голубь мира, красовавшийся на тех самых бульварах, где совсем недавно избивали студентов. Между тем афиши уверяли: «С наступлением мира позволено все!» По всеобщему признанию, мексиканцы устроили роскошное зрелище. Особенно поразила своим великолепием церемония открытия Игр, когда каждая команда демонстрировала свой флаг перед важно восседавшим при всех регалиях Диасом Ордасом, которого теперь называли «эль президенте», а прежде — «эль чанго». Никого не оставило равнодушным дефиле сборной Чехословакии: представители разных национальностей встали со своих мест и устроили овацию. Впервые в истории олимпийский огонь был зажжен женщиной, и в этом факте все увидели заметный прогресс по сравнению с античностью, когда женщинам под страхом смертной казни запрещалось присутствовать на Олимпиаде. Движение мексиканских студентов не подавало признаков жизни; если же кто-то о нем вспоминал, правительство ограничивалось тем, что, вопреки всякой логике, заявляло, будто это движение представляло собой международный коммунистический заговор, инспирированный ЦРУ. Тем не менее число гостей Олимпиады разочаровало мексиканских организаторов Игр. В отелях Мехико даже оставались свободные номера.

Соединенные Штаты, как и предполагалось, выставили одну из лучших в истории спорта сборных; американцы были особенно сильны в легкой атлетике и командных видах соревнований. Однако в скором времени в ход событий вмешалась политика Томми Смит и Джон Карлос, завоевавшие золотую и бронзовую медали в беге на двести метров, явились на церемонию вручения наград разутыми, в длинных черных носках. Как только раздались звуки национального гимна США, каждый из них, подняв вверх руку в черной перчатке, сделал жест, символизировавший «Власть черных». Все это выглядело как некая спонтанная выходка, однако на самом деле эта акция на фоне политических событий 1968 года явилась результатом нескольких встреч и сговора атлетов. Они купили черные перчатки, поскольку рассчитывали на то, что вручать награды будет восьмидесятидвухлетний Эйвери Брандидж, президент Международного олимпийского комитета, который в течение года добивался участия в Играх сборной ЮАР, состоявшей из одних белых. Будучи уверены в победе, спортсмены решили надеть перчатки, не желая не пожимать руку Брандиджу. Но он тогда оказался на другом мероприятии. Зрители, наблюдавшие эту сцену, могли заметить, что атлеты использовали одну пару перчаток: Смит надел перчатку на правую руку, а Карлос — на левую. Другой парой перчаток воспользовался участник забега на четыреста метров Ли Эванс, их товарищ по команде и однокашник по университету Гарри Эдвардса в Сан-Хосе. Эванс на глазах у всех сделал рукой тот же самый знак, однако никто не обратил на это внимания.