Скорбь Гвиннеда - Кэтрин Куртц

Секорим не скрывал возмущения, но Хьюберт знаком велел аббату смолчать.

— Я вижу, придется получше просветить вас по вопросу о таинствах, — пробормотал архиепископ. — Но продолжайте. Поведайте аббату о своих «доказательствах».

Джаван бросил быстрый взгляд на Хьюберта, затем вновь повернулся к отцу Секориму. Он пытался понять, разозлился ли на него архиепископ за слова о таинствах. Ладно, потом разберемся… Он ведь уже сказал им, что он не богослов.

— Очень хорошо, ваша милость. — Он решил испробовать иной подход к аббату. — Отче, сегодня ваши монахи испытали двоих бывших Дерини мерашей, и никаких последствий — все, как у самых обычных людей. Либо мы скажем, что мераша перестала быть надежным средством — лично я ужасаюсь при этой мысли, — либо будем вынуждены признать, что случилось нечто… Нечто такое, о чем, я уверен, мы все молились: Господь лишил Дерини их силы и направил на путь истинный.

— Лично я молился не за обращение Дерини, — процедил Секорим сквозь зубы. — Я молюсь, чтобы все они были уничтожены!

— А я молился, чтобы избавиться от их влияния! — отрезал Джаван, зная, что нельзя дать волю гневу, иначе все потеряно. — Я молился об избавлении, и сегодня мои молитвы исполнились.

Аббат хмыкнул презрительно.

— Каким же образом?

Он весь дрожал от внутреннего напряжения, спина горела огнем… Джаван усилием воли отставил бокал с вином подальше и сцепил руки на столе.

— Отче, я не искушен в богословии, но точно знаю, что я видел и чему стал свидетелем, — произнес он негромко. — Не знаю, кто дал право мастеру Ревану проповедовать, но могу сказать, что было со мной сегодня. Я пришел к нему с верой в сердце, но готовый воспротивиться всеми силами души, если в словах его услышу ложь… Но лжи там не было. — Глядя Секориму прямо в глаза, он осмелился совсем немного использовать свой дар. — Идя к нему, я мог лишь надеяться, что найден способ остановить все эти убийства; и понял, что я был прав, когда поговорил с ним лицом к лицу.

Помолчав, он продолжил:

— Отче, моя семья больше имела дело с Дерини, чем кто бы то ни было. Но когда мастер Реван завел меня в воду, я ощутил, как эта скверна растворяется, исчезает… Такое было чувство, будто солнечный свет окутал меня всего, омыл мою душу и уничтожил всю грязь, накопленную годами. — Склонив голову, он посмотрел на аббата. — Они больше не смогут причинить мне вреда, отче. Впервые в жизни я свободен от них. Но я не желаю им зла. Напротив, если мастер Реван способен спасти их от самих себя — вот и слава Богу! Разве не этого желает Церковь? Вернуть заблудших овец в стадо?..

Секорим хмыкнул, разрушая хрупкие чары Джавана, и глотнул вина.

— Хьюберт, я потрясен, — пробормотал он, отставляя пустой бокал. — Ты и правда вознамерился сотворить священника из… этого?

Джаван ощетинился от гнева, с трудом удерживая себя в руках. Хьюберт криво усмехнулся и также отодвинул свой кубок.

— Успокойся, Секорим. Принц Джаван слишком юн и порой не понимает смысла того, что говорит. Однако отчасти я склонен с ним согласиться. Оставим пока в стороне чисто богословские вопросы и поговорим о делах насущных. Если, как мы всегда утверждали, Дерини и впрямь суть зло и должны быть уничтожены, значит, должен быть способ достичь этого. Мы не довели дело до массовых казней отчасти и потому, что народ начал протестовать, когда детей и женщин убивали вместе с мужчинами. Однако если привести Дерини к гибели можно так, чтобы не возмущать противников насилия, да еще и руками самих Дерини… то, выходит, мы все равно достигнем своей цели. Как совершенно справедливо заметил принц Джаван, перед тем как спуститься в лагерь виллимитов, Господь желает, чтобы все Его овцы вернулись в стадо. Может статься и так, что позднее некоторые из них найдут свое место на бойне — но это дело будущего.

Секорим гнусно захихикал при этих словах, подливая вина себе и Хьюберту и поднимая бокал в знак согласия. У Джавана внутри все сжалось, и он постарался отвести взгляд и стиснуть трясущиеся руки между коленями. Они с союзниками-Дерини также обсуждали вариант, о котором только что упомянул Хьюберт, но Джаван надеялся, что архиепископ не додумается до этого так скоро. Ведь понятно, что любой, о ком известно, что он бывший Дерини, с блокированными способностями будет так же беззащитен, если его схватят, как обычный человек — и даже более, если Церковь все же решит, что лишь огнем, а не водой можно очистить врожденную греховность Дерини.

Если только у них будет пара лет, чтобы все бывшие Дерини могли сменить место жительства, уехать туда, где никто ничего о них не знает — лишь тогда они будут в безопасности. Это был огромный риск, но Джорем, Ивейн и все остальные решились на него — за весь свой народ — и успех зависел теперь лишь от того, дадут ли Ревану свободу действий хотя бы на несколько месяцев или лет.

— Моя мысль не поспевает за вами, ваша милость, — пробормотал он. — О таком я и не думал. Но сейчас почему бы просто не подождать и не понаблюдать за этим Реваном, раз уж он все равно уничтожает Дерини? Конечно, за ним надо следить. Может быть, еще раз испытать его, если вы все же опасаетесь, что это какой-нибудь скрытый Дерини, или если он начнет проповедовать что-то такое, что вас не устроит. Расправиться с ним никогда не поздно.

— Да, звучит соблазнительно, — согласился Хьюберт.

— Вот как? — Секорим не скрывал возмущения. — Позволить ему продолжать эти незаконные крещения, подвергая угрозе души тех, кто не является Дерини?

Хьюберт задумчиво фыркнул, потягивая вино.

— Хм-м, сомневаюсь, чтобы тут крылась какая-то опасность, мой дорогой Секорим. Джаван верно заметил, что если все это лишь притворство, то нет никакой беды в том, что творит этот Реван. Зато это поможет успокоить людей. И тем сильнее будет потом их гнев, если мы разоблачим его как мошенника.

Именно эта возможность более всего пугала Джавана, и он почти не принимал участия в дальнейшей беседе. Он надеялся, что Хьюберт отнесет это на счет усталости и боли в спине. Позднее, когда Секорим наконец оставил их и отправился к себе, Джаван вдруг обнаружил, что все это время архиепископ раздумывал, как ему поступить со ставшим вдруг слишком независимым принцем.

— Будь у меня хоть капля здравого смысла, я бы запер вас на недельку-другую на хлебе и воде, дабы убедиться, что вы как следует усвоили нынешний урок, — заявил он, пристально разглядывая Джавана. — Вы начали слишком много брать на себя — опасная черта для лишнего принца.

Перепуганный, Джаван упал перед Хьюбертом на колени, гадая, осмелится ли он испытать свои силы на нем сейчас, когда тот в полном сознании.