Пробуждение: магическая печать (СИ) - А Парамонова

— Что?

— Кто?

Уоррен закатил глаза.

— Мидл, — ответил он. — Она выскочила вслед за Виктором сразу же после того, как он покинул зал.

— Но зачем?

— Чтобы вынести ему мозг за Демиена, — догадалась Кира.

— Отлично! Еще и эта истеричка! — воскликнула подошедшая к ним Ванесса.

Стукнув Лема по рукам, она потянула его вниз.

— Ждите тут! — строго указала она. — Мы разберемся, а вы поддержите мальчиков, — каждая своего! — добавила староста и они ушли.

— Думаю, не стоит спрашивать, за кого ты болеешь, — сказала Кира, кивая на бордовый флажок с надписью «Феликс».

— Как и ты, ведь это очевидно, — сказала Эмма и Кира кивнула. — Вот только ты ошиблась с цветом и именем.

Соболева не ответила, но по её взгляду, перекочевавшему с Макса на Эмму, было ясно — она права. Больше они не говорили.

Виктор зашел в раздевалку, громко хлопнув дверью. Попытка прибить Альгадо не помогла — он все еще был на взводе. Парень подошел к своему шкафчику и дернул замок, но безуспешно — его снова заело, и Виктор со всего размаху ударил по нему. Кулак отозвался болью, которая внезапно перешла в область плеча. Обернувшись, он увидел перед собой одногруппницу Альгадо, держащую в руке окровавленную заколку для волос.

— Ты что, больная? — спросил он сквозь зубы.

Дверь снова открылась, и в раздевалку вошел Борис Громов. Если бы заместитель декана лингвистического факультета мог читать мысли, он наверняка свалил бы отсюда от греха подальше, что и сделала Кэйт, ощутив себя лишней.

— Что здесь происходит? — спросил Громов сына, когда она вылетела прочь, пригрозив Виктору расправой, если он еще раз тронет Демиена.

Но Виктор лишь усмехнулся в ответ и развернулся к шкафчику. Тогда, Громов медленно подошел и ударил его наотмашь по лицу. Челюсть заныла, а во рту появился уже знакомый вкус крови.

— Ты опозорил себя и свою семью, — жестко сказал Громов. — Сегодня о твоей выходке знают не все, но завтра будет знать каждый.

— Опозорил? — встрепенулся Виктор, в голосе которого было столько гнева, что любой сжался бы под его давлением, но только не Громов.

Виктор знал, он делает это специально, чтобы заставить его почувствовал свое превосходство над ним, так же, как он делал это всегда. Это давило, раздражало и унижало его, приводя порой в неистовую ярость, но даже тогда он знал, что все то, что делает и говорит отец, он делает во благо своему сыну. И он верил в это всю свою сознательную жизнь, вплоть до момента, пока Альгадо не раскрыл ему глаза в тот новогодний вечер.

Тогда, он впервые в жизни сбежал от своих друзей. Тогда он впервые накричал на пытающуюся поговорить с ним и успокоить его Несси. Она убежала в слезах, а он готов был идти на пирс с одной единственной целью — прыгнуть в воду и пойти ко дну. Вот так они встретили свой семнадцатый совместный новый год. Отца он старался избегать, просто не мог видеть его, говорить с ним, заведомо зная, что все сказанное им — ложь.

— Опозорил? — повторил он и зашелся в приступе горького смеха. — Чем же? Тем, что не позволил этому ублюдку оскорблять меня, или тем, что проиграл в полуфинале девчонке?

— Ты деградируешь, — зло бросил Громов. — Все, чем ты занимаешься, это торчишь где-то со своими недалекими друзьями, вместо того, чтобы заниматься. Не этого я ожидал от своего сына!

— Да неужели? — с сарказмом произнес парень. — А чего ты ждал отец? Ты надеялся, что я буду твоим послушным бараном и позволю тебе сделать из меня и моих недалеких друзей рагу на жертвенном огне?

— О чем ты? — насторожился Громов. — Я никогда не считал тебя бараном, и причем здесь твои друзья? Меня волнует твое безответственное отношение к своему будущему. Сначала ты и твоя подруга бросаете фигурное катание на самом пике вашей карьеры, теперь ты своими руками угробил шанс данный тебе на то, чтобы попасть в сборную России. Ты же знаешь про отбор и про то, что наблюдающие были в зале сегодня. Как ты мог испортить все? Ты променял сборную на реслинг двух идиотов?

— Да какая к чертям сборная? — заорал Виктор. — Плевал я на твой баскетбол!

Пнув по шкафам, он услышал гул.

— Успокойся! — рявкнул Громов. — Вспомни о матери! Что бы она сказала, узнав, как ты поступаешь со своей жизнью?

— Ты еще смеешь упоминать её? — проговорил Виктор хриплым от гнева голосом и, схватив отца за ворот пиджака, он встряхнул его и с силой впечатал в стенку.

Громов же на мгновение потерял способность к движению, исчезнувшую вместе с даром речи.

— Ты — предатель! Ты смеешь говорить так, будто печешься обо мне отец, но мы оба знаем, что не позднее как через два месяца, ты и твои дружки поведут нас как скотину на убой, и ради чего? Чтобы, наконец, исполнилась твоя мечта — стать богаче Альгадо и утереть ему нос? Ты готов убить меня и еще семь человек, ради этого? И, знаешь, хотя я и ненавижу Демиена, но я не пожелал бы ему такой участи, участи жить во лжи.

— О чем ты говоришь?

Прекратив попытки оттолкнуть сына, Громов застыл у стены.

— О чем я? — переспросил Виктор в истерике. — Правда, отец, о чем это я? Дай-ка подумать… Ах да, вот о чем!

Швырнув его в сторону, парень встал у двери. Сквозь щель можно было заметить, как по полу скользнула тень, скользнула быстро, и исчезла.

— Может быть, я говорю о сокровищах, которые вы с ректором ищете? Или о том, что вся эта хрень тянется много веков. Кстати, отец, сколько? Когда это началось?

— В середине прошлого тысячелетия, — машинально ответил Громов. — Виктор, ты не…

— Заткнись! Заткнись и слушай! — закричал парень. — Ты и Соболев хотели скрыть все это. Думали, что будет так же легко, как с убийством Эстер. Виновных до сих пор ищут, но они не найдут, не так ли? Вот только вы не учли одного: Демиен и Эмма солгали. Они слышали разговор ваших сообщников, они нашли Эстер еще живой, и она рассказала им о том, что мы — обозначенные звездами обречены на смерть в июне этого года, в день солнечного затмения, став жертвами в каком-то ритуале.

— Вы знали об этом? Вы знали об этом так давно? Почему вы…

— Это еще не все! — перебил Виктор. — Они слышали и ваш с Соболевым разговор, когда ректор подтвердил тебе, что нам не пережить ритуал. И это не остановило тебя…

— Виктор, сын, с тобой этого не случится!

— Заткнись! Не смей называть меня сыном, потому что для меня ты больше не отец! Громов вздрогнул.

— Но знаешь что? Ты прав: со мной ничего не случиться и более того, ни с кем из нас! Мы просто пойдем и расскажем все полиции, совету, — сказал он, открывая дверь. — Уверен, вы не всех купили! Штандаль, Лем, Вега, Сион, Альгадо, О'Рой и Брейн — они достаточно влиятельны, чтобы вывести на чистую воду и упечь вашу шайку пожизненно!