Заговор маршалов. Британская разведка против СССР - Арсен Мартиросян

Не говоря уже о том, что представитель старой научной школы, человек исключительной чести и научной порядочности, свято, без каких-либо исключений соблюдавший клятву Гиппократа Владимир Михайлович Бехтерев, во-первых, с одного раза такой диагноз поставить не мог даже при всем своем колоссальнейшем опыте, и, во-вторых, тем более не мог его огласить вслух. Что впоследствии открыто и признала его дочь — также выдающийся ученый, академик Наталья Владимировна Бехтерева…

А ведь все так и произошло — уже в ноябре 1925 г. при выдвинутом на пост председателя РВС республики Ворошилове начальником Генштаба стал М. Н. Тухачевский. Причем все это происходило в обстановке расползавшихся по Москве слухов о «неслучайности» смерти Фрунзе прямо на операционном столе, а уже в мае следующего года публикуется та самая повесть Пильняка-Вогау, который предусмотрительно уехал в Китай!

Для контроля правильности таких выводов взглянем на эту ситуацию с немецкой стороны.

Когда Троцкого прогнали со всех постов, особенно с поста председателя РВС, немцы всерьез всполошились — уже 15 февраля 1925 г. ГРУ перехватило очень интересное агентурное сообщение германской разведки, в котором прямо отмечалось, что «уход Троцкого отразился неблагоприятно на германо-советских отношениях. Работа Ранцау (первый посол Веймарской Германии в СССР. — A.M.) в Москве встречает все больше и больше затруднений». Ведь все ставки прагматичного «русофильства» и «восточной ориентации» германского рейхсвера были сделаны на Троцкого, как на стержень влиятельной группы германофилов в советском военно-политическом руководстве.

Можно ли предположить, что практичные немцы забросили идею сотрудничества с СССР, особенно с РККА, едва начав ее? Категорически нет, ибо в рейхсвере слово Ганса фон Секта еще очень многое значило, а до отмены Версальских ограничений было еще далеко. Следовательно, практичные немцы обязательно должны были искать замену Троцкому в смысле налаживания нового канала влияния.

Так оно и было. И то, что впоследствии «гениальный стратег» собственноручно написал, что «отношения с немцами были установлены в 1925 г.» — есть не только честное признание самого факта, но и того обстоятельства, что немцы практически мгновенно сориентировались: ведь бурно восходящая новая «звезда» советского военного Олимпа как раз в 1925 г. и отправилась на выучку в Германию.

Могла ли совпасть личная заинтересованность Троцкого в продвижении своего протеже Тухачевского и интересы самих немцев? Да! Они уже столько раз совпадали. Тем более что управу на Тухачевского немцам найти было очень просто. Однако же предполагать, что Тухачевский был завербован немцами в 1925 г. как тривиальный агент разведки — оснований практически нет никаких. Да он и сам собственной же рукой написал в показаниях следствию, что были установлены отношения, а не завербован.

При организации канала влияния, тем более стратегического, никто не берет подписку о сотрудничестве. Немцы превосходно знали толк и в приобретении агентуры влияния.

В то же время открытым остается один вопрос — на какой конкретно основе были установлены отношения немцев с Тухачевским?

Для этого нам придется перейти в следующий круг, который назовем так — «гениальный стратег в свете дипломатических интриг Запада, в т. ч. и Германии (включая и рейхсвер)».

В самом этом круге есть два контура, которые очень хитро переплетаются. Так, контур № 1 связан с общезападными интригами в дипломатической сфере, из которых наибольший интерес представляют только три, которые, в свою очередь, сложи их вместе, становятся «золотым ключиком», открывающим многие тайны германофильской эпопеи Тухачевского.

Когда в Локарно совершенно сознательно и строго в антироссийских целях на свободу выпускался «дух войны», вопрос тут же уперся в проблему «материализации духов». Весьма практичный, а в своей извечной русофобии еще и прагматичный Запад все предусмотрел заранее — «технология» была наготове, оставалось только на кнопку нажать.

Дело в том, что еще в тексте Версальского «мирного» договора о будущей войне, по настоянию британских специалистов по международно-правовой казуистике была зарыта одна идейка — о том, что разоружение Германии должно явиться предпосылкой для общего ограничения вооружений всеми странами. Формально, ну что тут скажешь — после того как были загублены жизни 10 миллионов человек, а в несколько раз больше искалечено, идея вроде бы правильная. Если бы не одно «но», а именно: с 1919 и по 1925 г. включительно коварный Альбион, а вместе с ним и весь Запад, отчего-то не вспоминали об этой идее даже тогда, когда СССР неоднократно выдвигал предложения о разоружении.

Как только главные организаторы Локарно заработали на уникальную премию мира за разжигание первых искр будущей войны, Запад втащил побежденную Германию в Лигу Наций, начисто при этом позабыв, что всего в тысяче километров от ее восточных границ начинается 1/7 (тогда) часть света — Россия, пускай и называвшаяся тогда СССР.

Прежде, чем это сделать — а ведь это означало не что иное, как политическую реабилитацию государства, всем тогдашним миром официально признанного агрессором, — в процесс локарнских дипломатически-спиритических сеансов по взыванию к «духу войны» прагматичный Запад вдруг учредил Подготовительную комиссию Лиги Наций по подготовке и проведению международной конференции по разоружению.

Прекрасное название для комиссии, где подготавливали все необходимые правовые предпосылки для развязывания очередной мировой войны против СССР. Именно поэтому СССР туда очень долго не подпускали. К февралю 1932 г., когда в Женеве открылась международная конференция по разоружению, наконец выяснилось, чем занималась эта комиссия, — оказывается, для того, чтобы всем разоружиться, сначала необходимо уравнять Германию в правах на вооружение, т. е. дать ей возможность вооружиться до уровня остальных основных держав, а затем вновь сесть за стол переговоров.

Но то, что для всего остального мира выяснилось лишь к февралю 1932 г., советская разведка зафиксировала еще тогда, когда в Локарно британские и иные западные спиритуалисты от дипломатии взывали к «духу войны».

Прежде всего, достоверно был установлен факт откровенного шантажа Запада Германией, которая стала требовать всяческих компенсаций — от возврата колоний и отсеченных по Версальскому договору территорий до уравнения в правах в военной сфере. Мотивировка была «убедительная» — за якобы возможное недовольство России (СССР) в связи с запланированным еще только по проекту Локарнских соглашений будущим вступлением Германии в Лигу Наций. Причем шантаж начался задолго до открытия самой Локарнской конференции — еще 10 июня 1925 г. И что самое интересное, весь шантаж был построен на той же самой логике Остина Чемберлена, которая изложена в меморандуме от 20 февраля 1925 г. — т. е. именно «из-за России создавать политику безопасности».

В начале сентября 1925 г. Москве становится известным содержание письма министра иностранных дел Германии Густава Штреземана к кронпринцу (письмо датировано 7 сентября 1925 г.), в котором будущий лауреат Нобелевской премии мира за разжигание войны четко сформулировал задачи Германии: во-первых, разрешение репарационного вопроса, во-вторых, «защита немцев за границей — тех 10–12 млн. соплеменников, которые живут под чужеземным игом», в-третьих, «ревизия восточной границы» (он ее назвал «великой задачей». — A.M.), в-четвертых, объединение Германии с Австрией. Впоследствии один к одному это стало программой нацистов, когда их привели к власти, программой, заранее одобренной в Лондоне.

Когда же конференция открылась, шантаж вылился в откровенно русофобское заявление будущего лауреата Нобелевской премии, ибо всего через три для после того, как «спиритуалисты» от дипломатии слетелись в Локарно, т. е. 8 октября 1925 г., он заявил: «Ситуация, с которой мы можем встретиться, приняв принцип экономического бойкота при объявлении войны Россией, связана с практической невозможностью для Германии оказать военную помощь или разрешить проход войск. Если в случае русского нападения мы признаем Россию агрессором, это обеспечило бы единогласие в Лиге Наций и мы поддержали бы Лигу Наций всей силой своего морального авторитета. В этом отношении мы являемся одной из наиболее важных великих держав».

Когда же Великобритания в буквальном смысле за фалды втащила Германию в Лигу Наций, тот же Штреземан, уже отрабатывая полученную им Нобелевскую премию мира, при вступлении в Лигу от имени Германии заявил следующую оговорку: «Германия будет участвовать в санкциях Лиги Наций как государство и ее член только в той мере, в какой это совместимо с ее военным положением и с учетом его географического положения».