Паломники Бесконечности - Семен Слепынин

И все же неприятное, саднящее душу чувство гнало меня посмотреть. Что там, на бывшей Окаянной? И снова я в звездной сутолоке Млечного Пути, снова подлетаю к знакомой планете. Подлетаю на сей раз с опаской и вижу те же материки и океаны, такие же леса и буйно цветущие поля. И… больше ничего! Ни шоссейных и железных дорог, ни городов и деревень. И даже обширных пашен, как в прошлый раз, не было, нет ни малейших признаков сельхозугодий и жилья. Планета обезлюдела!

С возрастающим опасением и страхом снижаюсь, иду по нехоженым полям, не смяв при этом ни травинки, не спугнув ни одного кузнечика. Ведь я незрим и невесом. Сквозь меня, треща крыльями, пролетели две стрекозы, а из рощи, резвясь, выскочили три лошади. Они подошли к реке и стали пить воду. Река заметно изменилась, но узнать ее можно. По одну ее сторону когда-то давным-давно была роща с мыслящим тополем-дедом, по другую простиралась холмистая степь. Во времена Окаянной там стояла, возвышаясь почти до облаков, металлическая громадина корабля. Но сейчас ее нет и не должно быть. Я подошел к знакомому холму и — странно! — увидел беседку. Ту самую, где в прошлый раз сидели и шумно спорили два человека. Но сейчас там никого, и даже когда-то пыльная, заросшая травой тропинка еле-еле угадывалась.

Почему беседка сохранилась, если города и села исчезли? Она как будто даже помолодела.

Я поднялся в небо, где парил и звенел жаворонок. Откуда ни возьмись, к нему подлетели два мальчика. Из облаков они вынырнули, что ли? Подражая птицам, они взмахивали руками, словно крыльями, кружились вокруг жаворонка и хохотали. Потом, резвясь и купаясь в воздушном океане, ребятишки начали снижаться. Снижался и я. Ребята опустились на холм, вошли в беседку и… пропали! Я за ними…

Передо мной открылся дивный город, будто сотканный из нитей хрусталя и цветного тумана. Дворцы и жилые здания, легкие как облака, сверкали куполами, искрились шпилями. Я спустился из беседки на улицу и кинулся за пацанами, только что кувыркавшимися в воздухе. Хотел спросить их, где я? Обращаться к взрослым постеснялся. И вдруг опомнился: меня же никто не услышит. Меня вообще нет в материальном мире. Я — внетелесный дух, которому надо самому осваиваться в этом мире.

Я глянул вверх. Вот и похожее на гитару облако, из которого вылетели ребятишки, и звонкоголосый жаворонок висел в небе тот же самый. И внизу та же река и те же холмы. Только город откуда-то взялся. Из цветов и трав он вырос, что ли?

Вдоль реки тянулись гранитные набережные и своей тяжеловесностью несколько портили ощущение невесомости, воздушности улиц и зданий. Но мосты, паутинно легкие и ажурные, дугами перекинувшиеся через реку, мне понравились. Я поднялся на один из них и осмотрелся. Город небольшой, за изгибом реки в золотистой дымке угадывалась его окраина. Я пошел туда, то и дело оглядываясь назад. Купола и шпили слегка затуманились. Я шагнул еще дальше, и город исчез совсем, словно рассеялся в воздухе, в травах и цветах.

Чудеса! Не хотелось думать о параллельном пространстве, о других измерениях и прочих ученых вещах, не хотелось портить ощущение сказочности. Я шел вдоль пустынного песчаного берега, и волшебство продолжалось. Из воды, смеясь и охорашиваясь, выбрались сказочные речные девы — светловолосые зеленоглазые красавицы в нарядных платьях. Наверняка русалки.

Молоденькая русалочка оглянулась по сторонам, сложила ладони рупором и крикнула:

— Ау! Где вы?

Из рощи выбежали мальчишки и девчонки с цветами в руках и завопили:

— Русалки пришли! Ур-ра!

«Ну и ну. Ко всему этому мне надо привыкать постепенно», — подумал я и взлетел в небо. Облако разлохматилось, из гитары расползлось во что-то бесформенное. Да и серебряный колокольчик — жаворонок, старательно исполнявший звонкие песни, видимо, утомился, камнем упал вниз и сел на тот же холмик, на котором недавно был дворец растаявшего города.

То снижаясь, то взмывая к облакам, я летел на север, видел озаренные солнцем луга и рощи. Изредка попадались люди, но строений по-прежнему никаких. Наконец мелькнула внизу старинная часовенка. «Наверняка здесь город», — усмехнулся я и, снизившись, вошел в часовенку. И точно — стройные колоннады дворцов, дремлющие в нишах статуи… Город! Не такой модернистский и воздушный, как предыдущий, с более строгими классическими ансамблями. Но понравился он мне больше. На улицах ни автомашин, ни движущихся тротуаров. Люди ходили пешком. А те, кто торопился, летали, как птицы. Я увязался за одним такимспешащим субъектом, вместе с ним влетел в раскрытое окно многоэтажного здания и очутился в какой-то лаборатории. Люди сидели за пультами, склонялись над приборами, о чем-то спорили. Язык мне был знаком, но толком понять жизнь людей мне не удавалось.

«Нет, учиться мне надо у малышей, у дошколят и первоклашек», — с усмешкой подумал я, вылетел в окно и парил над куполами и крышами. Искать школу не стал. Познакомиться с малышами лучше всего где-нибудь на воле. Я взлетел еще выше, почти к облакам, и город, затуманившись, исчез. «Вот так-то лучше», — обрадовался я и спустился вниз. Та же река, но ни набережной со статуями, ни мостов. Первозданная река с довольно заболоченными берегами, с осокой и камышами. Вряд ли здесь найду малышей.

Полетел дальше. Промелькнули рощи, озера, и на берегу небольшой речки увидел… нет, не какую-нибудь крохотную беседку или часовенку — вход в город, а большую церковь с золотистыми куполами и крестами. Но самое удивительное: вокруг церкви — старинное село. Оно не пряталось в цветущих травах (вернее, в иных пространствах), а вольготно раскинулось вдоль речки. Невидимкой я шагал по улице, не потревожив, разумеется, ни одной пылинки. По сторонам белые уютные хаты, под крышами которых гнездились шумные воробьи. Зашел в одну из хат и увидел за столом человека средних лет с чуть заметной сединой на висках. Человек что-то писал. Я присмотрелся: стихи! Поэт искал вдохновения в деревенской тиши. На столе ни пишущей машинки, никакой компьютерной техники. Поэт писал гусиным пером! «Вот оно что! Ностальгисты, — догадался я. — В селе живут люди, тоскующие по старине».

Поэт хмурился. Рифма у него не наклевывалась, что ли? Он рассеянно посматривал в окно. Там, на завалинке, воробьи затеяли крикливую возню. Поэт улыбнулся им и стал торопливо писать. Позавидовал я ему, его вещественной жизни. Еще больше позавидовал босоногим мальчишкам, с визгом промчавшимся по пыльной дороге. Наверное, очень приятно бежать босиком по мягкой, прокаленной солнцем пыли.

Незримым ветром я погнался за ребятишками. За околицей села они уселись на берегу речки и заспорили о травах и цветах, о таящихся в них… знаниях!