Невидимый свет - Александр Беляев

Легкая проволочная изгородь, почти незаметная для глаз, отделяла территорию парка. Чем дальше подвигались мы вперед по дорожкам сада, тем больше я удивлялся разнице между этим и московским зоопарком. Там, в Москве, зверям так же тесно, как и людям в их квартирах. Я говорю не только о клетках, но и о всей территории. Не знаю, сколько квадратных метров территории приходится в московском зоопарке на каждого четвероногого, но уверен, что это «голодная» норма. Здесь поражает простор. Идешь и видишь поляны, леса, пригорки, овраги, пруды. По лужайкам, пощипывая траву, мирно бродят олени, серны, косули. В кустах резвятся лисы, молодые волчата. Медвежонок купается в пруду, стоя по грудь в воде. Другой медвежонок, побольше, начал толкать его лапами, желая повалить навзничь. Поднялась веселая возня. И тут же на берегу — ребятишки-«юннаты». Ни клеток, ни вольер, ни павильонов. Все звери на свободе. Лишь несколько старых недоместицированных[6] зверей находятся на островах.

Звери держат себя совершенно иначе, чем звери московского зоопарка. Здесь они почти не чувствуют неволи, здесь они дома — и только здесь можно наблюдать их настоящую жизнь, не изуродованную неволей. И если среди них есть хоть один зверь, переведенный сюда из московского зоопарка, то он, наверно, чувствует себя так же хорошо, как москвич, попавший из душной, тесной Москвы в Зеленый город.

Но, признаюсь, в этом зоопарке меня поразили не столько звери, сколько люди — посетители. Руководителям парка пришлось, вероятно, положить немало труда, чтобы «доместицировать» посетителей, сделать их культурнее, воспитать их. Известно, как держат себя многие посетители московских и других зоопарков. Суют в клетку зажженную папироску, бросают в раскрытую пасть просящего медведя всякую дрянь, дразнят обезьян и бросают им пустые бумажки из-под конфет. Даже женщины норовят ударить беззащитного зверя кончиком зонта. Здесь этого совершенно нет. А если и случается как исключение, то такому ослушнику не поздоровится. За порядками следят главным образом подростки-юннаты — юные натуралисты, настоящие друзья зверей. Волки и лисы бегают за ними как собаки, шакалы и гиены лижут руки. Юннаты задают тон, и посетители, подражая им, стараются держать себя со зверями так же вежливо, как вежливо держат себя звери с людьми.

Мне говорили, что в этом зоопарке ведутся большие научные работы по изучению психологии животных. Но и случайный посетитель не может не видеть огромных достижений в области доместикации и дрессировки. Зеленый город учит, воздействует на посетителя каждым своим уголком.

ГОРОД ПОБЕДИТЕЛЯ

Карл Фит открыл глаза и улыбнулся. Уже несколько дней он просыпался с улыбкой на губах — быть может, потому, что засыпал с мыслью о том, как хороша и интересна жизнь. И как вчера, как третьего дня, он внимательно посмотрел вокруг себя. Он закинул голову назад и увидел балконную дверь, через стекла которой в комнату вливались косые лучи утреннего солнца; скользнул взглядом по небольшому письменному столу из белого дуба и удобному рабочему креслу; повернул голову, осмотрел платяной шкаф в стене, как бы желая удостовериться, все ли на месте, и закончил осмотр умывальником около двери. Все на месте. Все так, как вчера, в этой маленькой, чистенькой, беленькой комнатке. А картины на стенах и букет на столе? Нет, и они на месте: два прекрасных этюда масляными красками — эпизоды героической борьбы пролетариата за власть. Большие круглые часы, висевшие над дверью, смотрели своим циферблатом, и стрелки вытянулись почти вертикально. Было без одной минуты шесть. В это время всегда просыпался Фит. Вот стрелки вытянулись впрямую совершенно, и тотчас послышался мягкий, но довольно сильный баритон, который неведомо откуда проговорил:

— Шесть часов, пора вставать!

Баритон этот принадлежал Фиту. Вчера он отдал такой приказ, ложась спать, механическому слуге — валику граммофона, соединенному особым аппаратом с часами. Но Фит давал ежедневно такой приказ самому себе больше для забавы. Его не нужно было будить — просыпался он всегда аккуратно в одно и то же время.

— Благодарю вас, — ответил Фит, улыбаясь часам, и быстро поднялся с кровати. Он быстро сложил кровать и вдвинул ее в стену, натянул на ноги туфли и вышел в коридор. Изо всех дверей выходили люди в таких же халатах, мужчины и женщины, и шли: мужчины вправо, женщины влево.

— Гут морген! — окликали Фита веселые молодые голоса.

— Добрый утро! — отвечал он по-русски и махал рукой.

Фит открыл дверь в стене длинного коридора, и до его ушей донесся разноголосый шум: ливень, веселые голоса, фырканье, хлопанье руками по голому телу, всплески воды. Все эти звуки сливались в своеобразную «водяную» симфонию. Да, в этом огромном зале было настоящее царство воды. Свет, проникавший через стеклянный потолок, освещал бассейн, в котором плавали молодые люди, со смехом перегоняя друг друга. Направо и налево расположились кабинеты душей, а в стене против входной двери виднелось множество дверей, которые вели в отдельные ванные комнаты. Фит обходил бассейн, пробираясь к своей ванной.

— Кто это? — спросил молодой человек в бассейне, показывая глазами на Фита.

— Немец, экскурсант, — ответил плывший рядом.

Фит вошел в ванную комнату, быстро разделся и опустился в уже готовую ванну. Выйдя из ванны и насухо растерев тело мохнатым полотенцем, он прошел в соседний зал.

Если первый зал был царством воды, то здесь было царство воздуха и гимнастических машин. Молодые люди в трусах занимались «утренней зарядкой», усиленно тренируясь. Пожилые не отставали. Фит присоединился к ним и начал старательно проделывать различные телодвижения: выбрасывать руки вверх, вниз, в стороны, приседал, поднимался… Фит страдал. Все это выходило у него не так четко, как у остальных, видимо хорошо тренированных людей.

— Ничего, привыкнете, — говорили ему соседи.

Немец виновато улыбался, упрямо приседал и стрелял руками в стороны. «Привыкнете!» Немного обидно. Давно ли немцы были во всем учителями русских?..

Четверть седьмого. Довольно! Фит идет в ванную, надевает утренний халат и возвращается в свою комнатку. Совсем маленькая! И она показалась бы еще меньше, если бы не знать кое-чего, — как она устроена и каковы порядки в этом чудесном доме-коммуне. Нужна ли большая комната, если отличная вентиляция доставляет чистый воздух с избытком и если комната ни на что больше не нужна, как только для того, чтобы поспать в полной тишине да — если придет желание — остаться часок-другой наедине. Фит не привык тратить время на уединение. Он горел желанием осмотреть как можно больше и как можно скорее. Да, он не много тратил времени на пребывание в этой комнате — и все же она чрезвычайно нравилась ему. Внешний облик комнаты, вся ее простота и даже малый размер настраивали на особый лад. Лишенная на первый взгляд многих необходимых вещей, она говорила о том, что человек должен быть прежде всего свободен от плена этих самых вещей, от власти громоздкой мебели, ненужных безделушек, пыльных штор. В самом деле, разве не приятно сознавать, что, куда бы ты ни захотел ехать, везде ты найдешь вот такую простую комнату для сна и отдыха, где нет ничего лишнего и есть все необходимое. В комнату приятно было войти и не жалко ее оставить. Она воспитывала сознание того, что человек не «комнатный жилец», а жилец и хозяин всего этого огромного, кипящего жизнью дома.