Ежов. Биография - Алексей Павлюков

По-видимому, Ежов знал, что опасаться ему следует именно Берии. Тот тоже находился в те дни в Москве, принимая участие в работе сессии Верховного Совета СССР, и за всеми его контактами со Сталиным Ежов следил с неослабевающим вниманием, выходящим даже иногда за рамки приличия.

«Ежов, — рассказывал позднее начальник Отдела охраны ГУГБ НКВД И. Я. Дагин, — проявлял большую нервозность в связи с вызовом Берии на приём к Сталину на загородную квартиру. В тот день Ежов мне беспрестанно звонил, а один раз, позвонив, стал спрашивать: «Вы не знаете, о чем они говорят?» Я ответил: «Что Вы, Николай Иванович!» — [и] Ежов тогда прекратил разговор на эту тему»{413}.

Отношения Ежова и Берии были до последнего времени вполне дружескими. Еще в 1931–1932 гг., когда Ежов поправлял свое здоровье в ведомственном санатории ГПУ Грузии в Абастумани, Берия окружил московского гостя повышенной заботой, требуя того же от своих подчиненных — чекистов. В свою очередь и сам Берия, приезжая в Москву, мог рассчитывать на радушный прием со стороны Ежова. Уже став наркомом внутренних дел, Ежов неоднократно звонил руководителю грузинских чекистов С. А. Гоглидзе, предупреждая последнего о необходимости усиления личной охраны Берия, о чем последнему наверняка становилось известно.

Первым событием, омрачившим их отношения, стало, по-видимому, дело заместителя председателя Совнаркома Грузии Б. Г. Мдивани, одного из отцов-основателей грузинской компартии. Осенью 1936 года он был арестован в Тбилиси по обвинению в троцкистской деятельности, которой якобы занимался в предшествующие годы. Ничего более серьезного ему инкриминировать не предполагалось, и дело уже собирались передать на Особое совещание, однако в это время в Москве от находящихся под следствием Ю. Л. Пятакова и Г. Я. Серебрякова были получены показания, согласно которым в 1934 году ими был будто бы утвержден состав созданного Мдивани грузинского троцкистского центра, которому была дана установка на развертывание диверсионно-вредительской и террористической работы в Грузии.

В январе 1937 году Мдивани по указанию Ежова был этапирован в Москву. Здесь во внутренней тюрьме НКВД он уже через неделю «признался» в том, что до последнего времени являлся одним из руководителей закавказского троцкистского центра и вел активную борьбу против руководства партии. В ходе дальнейшего «расследования» список преступлений Мдивани пополнился обвинениями в подготовке террористических актов против Сталина, Ежова и Берии, подготовке вооруженного восстания в Грузии с целью отделения ее от СССР, шпионаже и тому подобных преступлениях.

После окончания следствия дело Мдивани и шестерых его «сообщников» было в июле 1937 года передано в Верховный суд Грузии, которому ничего не оставалось, как только приговорить всех обвиняемых к расстрелу.

Берия, считавший себя полноправным хозяином Грузии, крайне болезненно воспринял вмешательство центрального аппарата НКВД и самого Ежова в чисто грузинские, как он считал, дела и проявленное при этом недоверие к возможностям местных чекистов самим разобраться в данной истории. Сам он, похоже, был против казни Мдивани, и то, что это пришлось все-таки сделать, не могло не сказаться на его отношениях с Ежовым.

А вскоре у него появился еще один повод для серьезного недовольства, связанный на этот раз с действиями НКВД в Армении — республике, которой Берия после упразднения в апреле 1937 года. Закавказского крайкома партии формально уже не руководил, но куратором которой продолжал себя считать.

19 августа 1937 года в Ереване покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна четвертого этажа здания НКВД Армении, бывший председатель Совнаркома Армянской ССР С. М. Тер-Габриелян. Вообще, такие способы ухода из жизни в процессе допросов с пристрастием время от времени имели место, в частности, незадолго до этого, 21 июня 1937 г., в Минске из окна здания НКВД Белоруссии выбросился и разбился насмерть бывший председатель Совнаркома Белорусской ССР Н. М. Гололед. Сталин и Ежов были, конечно, недовольны такими неумелыми действиями своих подчиненных, но если никаких других претензий к ним не имелось, то и наказание бывало не слишком строгим. Например, в связи с самоубийством Н. М. Голодеда, двух младших лейтенантов, непосредственных виновников случившегося, арестовали, а их руководитель — зам. начальника Контрразведывательного отдела белорусского НКВД — отделался всего лишь строгим выговором.

В Армении все вышло по-другому. У Сталина уже давно имелись претензии к местным руководителям в связи с их недостаточной, по его мнению, активностью в деле борьбы с «врагами народа», и самоубийством Тер-Габриеляна решено было воспользоваться для того, чтобы провести в республике жесткую зачистку.

8 сентября 1937 года Сталин направил в адрес ЦК КП(б) Армении письмо, в котором отмечалось, что в Армении очень плохо обстоят дела с хозяйственным и культурным строительством, что сельское хозяйство разваливается, а строящиеся предприятия консервируются, что троцкисты и прочие антипартийные элементы не получают должного отпора, напротив, руководство Армении фактически им покровительствует. По мнению Сталина, С. М. Тер-Габриелян был убит врагами народа, чтобы «заткнуть ему глотку» и избежать тем самым возможности разоблачения оставшихся на воле сообщников.

В письме сообщалось, что принято решение об аресте наркома внутренних дел Армении Х. Х. Мугдуси, председателя Совнаркома республики А. А. Гулояна, «которые не могут не нести ответственности за все вскрывшиеся безобразия», и, кроме того, ставился вопрос об ответственности первого секретаря ЦК компартии Армении А. С. Аматуни{414}.

Для расследования на месте всех обстоятельств случившегося в Армению был направлен заведующий Отделом руководящих партийных органов ЦК ВКП(б) Г. М. Маленков вместе с бригадой чекистов во главе с тогдашним начальником Секретно-политического отдела ГУГБ НКВД М. И. Литвиным. По прибытии в Ереван Маленков отдал распоряжение об аресте А. А. Гулояна, Х. Х. Мугдуси и его заместителя И. А. Геворкова, которые сразу же подверглись интенсивным допросам. Свидетельствует бывший Начальник погранвойск Армении Г. А. Петров:

«…Маленков и работники НКВД СССР Литвин, Альтман и Гейман стали допрашивать арестованного наркома внутренних дел Армении Мугдуси… Чтобы получить от Мугдуси признание, Маленков, Литвин и другие работники бригады НКВД СССР стали его избивать и били до тех пор, пока Мугдуси на заявил, что он согласен подробно рассказать о совершенных им преступлениях»{415}.

Такой же обработке подверглись и другие арестованные армянские работники, в результате чего список выявленных «врагов народа» стал быстро расти. 15 сентября 1937 г. Маленков собрал пленум ЦК компартии Армении, продолжавшийся с перерывом до 23 сентября. Его итогом стало исключение из партии большого числа армянских функционеров, часть из которых была к этому времени уже арестована, а остальные разделили их участь сразу по окончании пленума.

Вслед за этим, в дополнение к уже проводимой в Армении в рамках приказа № 00447 операции в отношении бывших кулаков, уголовников и других «антисоветских элементов», по республике прокатилась волна арестов ответственных партийных и государственных работников. В период существования Закавказской федерации многие из них успели поработать на руководящих должностях в соседних с Арменией Грузии и Азербайджане, и теперь на основе их показаний аресты начались также в этих республиках.

Поскольку инициатива карательного рейда в Армению исходила от Сталина, Берии оставалось лишь мириться с этим, но то, как осуществлялась данная акция, вызывало у него вполне объяснимое недовольство. Руководящие кадры закавказских республик в большинстве своем были назначены с его благословения, и хотя после упразднения Закавказского крайкома партии они уже не находились в его подчинении, Берия вправе был рассчитывать на то, что вопрос о репрессиях в отношении конкретных лиц будет в той или иной форме с ним согласован. Однако, как уже говорилось, положение Берии в тот период было не особенно прочным, вследствие чего посланные Ежовым чекисты, вероятно, не сочли для себя необходимым слишком уж внимательно прислушиваться к его мнению, и такая бесцеремонность, по-видимому, нанесла весьма болезненный удар по его самолюбию.

В дальнейшем конфликтные ситуации возникали в связи с арестом М. Е. Горячева[107] и некоторых других руководящих грузинских работников, так что к лету 1938 г. отношения Ежова и Берии были уже далеко не такими безоблачными, как прежде.

Решение об освобождении Фриновского от обязанностей заместителя наркома внутренних дел (в связи с предстоящим утверждением его в должности наркома Военно-Морского Флота СССР) и назначении на освободившееся место Берии было принято Политбюро 21 августа 1938 г., однако официально о нем нигде не объявлялось. В грузинских газетах сообщение об освобождении Берии от обязанностей первого секретаря ЦК компартии Грузии, конечно, появилось, но причины такого решения были сформулированы весьма туманно — «в связи с переходом на работу в Москву». И в последующие месяцы никаких упоминаний о том, что Берия является первым заместителем наркома внутренних дел СССР, ни разу не появилось. Возможно, Сталин хотел сохранить его имя незапятнанным и представить широкой публике лишь после того, как чистка в стране закончится и придет время «исправлять ошибки, допущенные вышедшими из-под контроля партии чекистами».