Лицо для Сумасшедшей принцессы - Татьяна Устименко

Все закончилось как-то совершенно неожиданно. Мокрая от испарины, окровавленная, обожженная и замерзшая, густо припорошенная песком и снегом, я чуть ли не на четвереньках вползла в следующий зал, ожидая неминуемого продолжения изматывающего аттракциона. Но в этом зале не обнаружилось ничего. Почти ничего.

Я увидела голые белые стены без каких-либо рисунков или фресок. Однотонный пол из светлого известняка, полнейшее отсутствие окон, но зато огромный просвет в потолке, через который в помещение вливался скупой свет ночных звезд. Упоительная прохлада и до звона в ушах пронзительная тишина, нарушаемая лишь хрипом моего запаленного дыхания. Спокойствие и умиротворение. А в самом центре комнаты – два больших, мягких кресла, кем-то предусмотрительно поставленных друг напротив друга. И ни души…

«Какого гоблина!» – устало подумала я. Наплевав на правила хорошего тона, подошла к одному из кресел, уронила на пол звякнувшие клинки и с ногами забралась на комфортабельно прогибающиеся под моим весом подушки. Кажется, я уснул раньше, чем моя исцарапанная щека успела угнездиться на призывно откинутой спинке. Закрывая глаза, я мысленно посмеялась над своей неосторожностью и доверчивостью, но даже и не пыталась бороться с естественной потребностью в конец измотанного организма. Может, я и богиня, но явно – не железная. Вот! И пусть весь мир подождет…

– Дорогая Морра, ты не напомнишь ли, к случаю, свою знаменитую фразу, буквально впечатанную в дорожную пыль? – просительно прозвучал спокойный, приятный голос, вырывая меня из сладостных объятий глубокого сна без сновидений. – Как же она выглядела? Что-то я запамятовал. Ах да, кажется вот так: кто рано встает – тому весь день спать хочется? Очень точно сказано! – голос довольно рассмеялся.

Я мгновенно открыла глаза, чувствуя себя отдохнувшей и посвежевшей, опустила на пол ноги, не совсем прилично заброшенные на бархатный подлокотник кресла, взглянула на своего собеседника и… оторопела.

В кресле напротив удобно расположился крупный, белоснежный… Единорог, насмешливо обнажавший в широкой ухмылке безупречно ухоженные зубы. «Не иначе толченым мелом чистит, на хорошей щеточке! – не к месту отметила я. – Да еще полощет хвойным отваром по три раза в день. Вон какие у него десны розовые, так и пышущие здоровьем, без малейшего намека на гингивит…» – и только тут до меня дошла вся несуразность ситуации, в которую я попала… Здоровенный коняга, пропорциями ни чуть не уступающий впечатляющему экстерьеру моего Беса, совершенно по человечески сидит себе посиживает в мягком креслице, скромно прикрывая роскошным серебристым хвостом полагающиеся жеребцу причиндалы. Шерсть белоснежная, лощеная, серый храп раздвинут в вежливой улыбке, ноги передние – две штуки – элегантно покоятся на подлокотниках, глаза синие – две штуки – устремлены на меня, на лбу красуется витой рог – одна штука…

Я обалдело помотала головой. Нет, быть такого не может! Либо я все еще сплю, либо у меня от недоедания ядреные глюки прорезались, либо Сумасшедшая принцесса окончательно сошла с ума!

– Я сошла с ума, я сошла я ума! – иронично пропел Единорог хорошо поставленным баритоном. – Кстати, дорогая Морра, королева Смерть заблаговременно и предусмотрительно предупредила меня, что ее отважная внучка часто подвержена приступам спонтанной мнительности и к тому же, страдает повышенной самокритичностью…

– Значит, вы и с бабушкой моей знакомы? – удивленно перебила я увлеченный монолог загадочного существа. – А вы сами то, простите, кем будете?

Единорог заржал наигранно-драматично:

– Всем, без исключения, нравятся прекрасные лошади, но вот почему-то совершенно не наблюдается хоть малое число желающих стать ими по жизни!

– Выспренные жалобы на тяжелую долю? Фи, какая сопливая лирика! – презрительно отмахнулась я. – А нельзя ли перейти ближе к делу?

Единорог желчно усмехнулся:

– Ну, опасаясь за здоровье твоей психики, не стану сразу набиваться в близкие родственники, но уж поверь мне на слово – я тоже тебе не чужой!

– Во дела! – непроизвольно вырвалась у меня излюбленная фраза Ланса. – Видно не зря меня Франк с Бернаром частенько кобылой называли!

Единорог смешливо фыркнул:

– Вполне философский подход к проблеме самопозиционирования. В чем, например, существенная разница между конскими яблоками и пресловутым конем в яблоках? От перестановки слагаемых – яблоки не меняются. Суть не в форме объекта, конечно, а в его содержании. Мне показалось, что именно облик лошади окажется наиболее уместным…

– Это еще почему? – глупо вылупилась я, совершенно не улавливая логики в рассуждениях говорящего жеребца.

– Ты очень любишь моего дальнего родственника – крылатого Пегаса! – обаятельно улыбнулся Единорог. – Вот я и решил…

– А-а-а, – иронично протянула я. – Скажите, а кобыла сивая, конь в пальто и лошадь тыгудымская – не из вашей ли семейки?

– Ага, – невозмутимо подтвердил жеребец. – А еще Росинант, Буцефал, Боливар…

– Это который не вынесет двоих? – на всякий случай уточнила я.

– Ну вот видишь! – Единорог удовлетворенно развел черные копыта. – Ты в коневодстве человек опытный!

– А еще я этого знаю, Коннибала! – вдохновенно продолжила я.

– Ганнибал, дорогая! – педантично поморщился Единорог. – Античный военачальник из Карфагена. Никогда не пиши стихов на исторические темы, дабы не попасть впросак!

Кажется, я покраснела.

– Ну, так что вернемся к нашим баранам, то есть жеребцам, а точнее – делам скорбным, земным! – ободряюще подмигнул собеседник.

Я неопределенно пожала плечами:

– Я то как раз – твердо стою на земле. А что, наверху мной недовольны?

– Наверху это где? – не понял Единорог.

– Ну, там! – я наугад указала пальцем в потолок, с которого лились светоносные лучи жаркого полуденного солнца.

– Да уж куда выше Ранмира то! – заносчиво осклабился мой собеседник. – Но, признаюсь, ситуация сложилась классическая. Низы – уже не хотят жить по старому, а верхи – не способны управлять как раньше…

Я совершенно запуталась, да к тому же, из последних сил пыталась сдержать недовольное урчание голодного желудка.

Единорог посмотрел на меня внимательно, махнул копытом и извлек прямо из воздуха завязанный узелком белый платок, плавно спланировавший ко мне на колени. От узелка пахнуло так аппетитно, что я тут же чуть не захлебнулась обильной слюной. Развязала плотную ткань и обнаружила жареную куриную грудку, изрядный ломоть свежего, теплого ржаного хлеба и увесистую гроздь отсвечивающего янтарем винограда. Я с урчанием впилась зубами в сочное мясо, благодарно помаргивая благодетелю. Тот небрежно кивнул – чего уж там!