Козлиная песнь (сборник) - Константин Вагинов

Юноша

Помню последнюю ночь в доме покойного детства:Книги разодраны, лампа лежит на полу.В улицы я убежал, и медного солнца ресницыГулко упали в колкие плечи мои.Нары. Снега. Я в толпе сермяжного войска.В Польшу налет – и перелет на Восток.О, как сияет китайское мертвое солнце!Помню, о нем я мечтал в тихие ночи тоски.Снова на родине я. Ем чечевичную кашу.Моря Балтийского шум. Тихая поступь ветров.Но не откроет мне дверь насурмленная Маша.Стаи белых людей лошадь грызут при луне.

Сынам Невы не свергнуть ига власти…

Сынам Невы не свергнуть ига власти,И чернь крылатым идолом взойдетДля Индии уснувшей, для КитаяДля черных стран не верящих в восход.

Вот я стою на торжищах ЕвропыВ руках озера, города, лесаИ слышу шум и конский топотГортанные и птичьи голоса.

Коль славен наш Господь в СионеПриявший ночь и мглу и мутьДля стран умерших сотворивший чудоВдохнувший солнце убиенным в грудь.

Нет, не люблю закат. Пойдемте дальше, Лида…

Нет, не люблю закат. Пойдемте дальше, Лида,В казарме умирает человекТы помнишь профиль нежный, голос лысыйИз перекошенных остекленелых губ

А на мосту теперь великолепная прохладаПоскрипывает ветр и дышит Летний садА мне в Дерябинку вернуться надо.Отдернул кисть и выслушал часы.

Отшельником живу, Екатерининский канал 105…

Отшельником живу, Екатерининский канал 105.За окнами растет ромашка, клевер дикий,Из-за разбитых каменных воротЯ слышу Грузии, Азербайджана крики.

Из кукурузы хлеб, прогорклая вода.Телесный храм разрушили.В степях поет орда,За красным знаменем летит она послушная.

Мне делать нечего пойду и помолюсьИ кипарисный крестик поцелуюСегодня ты смердишь напропалую РусьВ Кремле твой Магомет по ступеням восходит

И на Кремле восходит Магомет Ульян:«Иль иль Али, иль иль Али Рахман!»И строятся полки, и снова вскачьЗовут Китай поднять лихой кумач.

Мне ничего не надо: молод яИ горд своей душою неспокойной.И вот смотрю закат, в котором жизнь моя,Империи Великой и Просторной.

VII

Ты помнишь круглый дом и шорох экипажей?

Ты помнишь круглый дом и шорох экипажей?Усни мой дом, усни…Не задрожит рояль и путь иной указанИ белый голубь плавает над ним.

Среди домов щербатых кузов от рояляСредь снежных гор неизреченный светИ Гефсиманских бед мерцают снова пальмы,Усни мой дом, усни на много лет.

И все же я простой как дуб среди Помпеи…

И все же я простой как дуб среди ПомпеиПриди влюбленный с девушкой своейВозьми кувшин с соленым, терпким зельемИ медленно глотками пей

И встанет мерный дом над черною водоюИ утро сизое на ступенях церквейИ ты поймешь мою тоску и шелестСреди чужих и Гефсиманских дней

Усталость в теле бродит плоскостями…

Усталость в теле бродит плоскостями,На каждой плоскости упавшая звезда.Мой вырождающийся друг, двухпалый Митя,Нас не омоет Новый Иордан.

И вспомнил Назарет и смуглого Исуса,Кусок зари у Иудейских гор.И пальцы круглые тяжелые как бусыИ твой обвернутый вкруг подбородка взор.

Мои слегка потрескивают ноги,Звенят глаза браслетами в ночи,И весь иду здоровый и убогий,Где ломаные млеют кирпичи.

Погладил камень и сказал спокойно:Спи, брат, не млей, к тщете не вожделей.Творить себе кумир из человека недостойно,Расти травой тысячелетних дней.

И все ж я не живой под кущей Аполлона…

И все ж я не живой под кущей АполлонаГде лавры тернием вошли в двадцатилетний лобПод бури гул, под чудный говор садаПрикован я к Лирической скале.

Шумит ли горизонт иль ветр цветной приноситК ногам моим осколки кораблейЛиняет кенарь золотая осеньСедой старик прикован ко скале.

И голый я стою среди снегов…

И голый я стою среди снегов,В пустых ветвях не бродит сок зеленыйА там лежит, исполненный тревогМой город мерный, звонкий и влюбленный

И так же ходит муза по ночамСтаруха в капоте с своей глухою лиройИ млеют юноши до пустоты плечаО девушке нагой, тугой и милой.

Да быки крутолобые тонкорунные козы…

Да быки крутолобые тонкорунные козыЖенщин разных не надо, Лиду я позабыл.Знаю в Дельфах пророчили гибель ЭлладыМожет Эллада погибла, но я не погиб

Юноши в кольцах пришли звали на пир в ЭритреюЛидой меня соблазняли плачет, тоскует она…Что же, пусть плачет найдет старика и забудетЯ молодой – крашеных жен не люблю.

Вера неси виноград, но зачем христианское имя?Лучше Алкменою будь мы покорились судьбе.Слышишь ликует Олимп, веселятся добрые БогиЗевс Небожитель ссорится с Герой опять.

Слава тебе Аполлон, слава!

Слава тебе Аполлон, слава!Сердце мое великой любовью полноВот я сижу молодой и рокочут дубравыЗреют плоды наливные и день голосит!

Жизнь полюбил не страшны мне вино и отравыДень отойдет вечер спокойно стучит.Слабым я был но теперь сильнее быка молодогоДевушка добрая тут, что же мне надо еще!

Пусть на хладных брегах взвизгах сырого закатаГород погибнет где был старцем беспомощным яСнял я браслеты и кольца, не крашу больше ланитыПо вечерам слушаю пение муз.

Слава, тебе Аполлон слава!Тот распятый теперь не придетЕсли придет вынесу хлеба и сыраСлабый такой пусть подкрепится дружок.

Под рожью спит спокойно лампа Аладина

Под рожью спит спокойно лампа Аладина.Пусть спит в земле спокойно старый мир.Прошла неумолимая с косою длиннойСейчас наверно около восьми.

Костер горит. Узлы я грею пальцев.Сезам! Пусти обратно в старый мир,Немного побродить в его высоком залеИ пересыпать вновь его лари.

Осины лист дрожит в лазуриИ Соломонов Храм под морем синим спит.Бредет осел корнями гор понурый,Изба на курьих ножках жалобно скрипит.

В руке моей осколок римской башни,В кармане горсть песка монастырей.И ветер рядом ласково покашливает,И входим мы в отворенную дверь.

Плывут в тарелке оттоманские фелюги…

Плывут в тарелке оттоманские фелюгиИ по углам лари стоят.И девушка над Баха фугойЖивет сто лет тому назад.

О, этот дом и я любил когда-тоИ знал ее и руки целовал,Смотрел сентиментальные закатыИ моря синего полуовал.

О, заверни в конфектную бумажку…

О, заверни в конфектную бумажкуХрам Соломона с светом желтых свеч.Пусть ест его чиновник важноИ девушка с возлюбленным в траве.

Крылами сердце ударяет в клетке,Спокойней, милое, довольно ныть,Смотри, вот мальчик бродит с сеткой,Смотри, вот девушка наполнена весны.

Я снял сапог и променял на звезды…

Я снял сапог и променял на звезды,А звезды променял на ситцевый халат,Как глуп и прост и беден путь Господний,Я променял на перец шоколад.

Мой друг ушел и спит с осколком лиры,Он все еще Эллады ловит вздох.И чудится ему, что у истоков милых,Склоняя лавр, возлюбленная ждет.

Сидит она торгуя на дороге…

Сидит она торгуя на дороге,Пройдет плевок, раскачивая котелком,Я закурю махру, потряхивая ноги,Глаза вздымая золотой волной.

И к странной девушке прижму свои ресницы,И безобразную всю молодость свою,И нас покроет синий звездный иней,И стану девушкой, торгующей средь вьюг.

Прорезал грудь венецианской ночи кусок…

Прорезал грудь венецианской ночи кусок,Текут в перстах огни свечей,Широким знойным зеленым овсомЗвенит, дрожит меры ручей.

Распластанный, сплю и вижу сон:Дрожат огни над игральным столом,Мы в полумасках и доминоГлядим на бубны в небе ночном.

Наверно, гибель для нашей землиНесет Бонапарт, о, прижмись тесней.Луна сидит на алой мели.На потолке квадраты теней.

Крестьянка в избе готовит обед,На русской печи набухает пшено.Сегодня солнце – красная медь,Струится рожь и бьет в окно.

1922