Башня континуума - Александра Седых
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Черт!
— Вы все еще здесь, Кристофер? Убирайтесь.
Кит встал, одергивая манжеты.
— Как грубо, я могу обидеться, в конце концов.
Старика потянуло на откровенность, что случалось с ним крайне редко.
— Кристофер, вам невдомек, а я каждый раз, когда смотрю на вас, вспоминаю вашего отца, и деда, и прадеда. И я испытываю нестерпимую боль. Не какую-то там воспетую дрянными поэтами мифическую душевную боль, а вполне осязаемую, физическую. Семьдесят лет адской боли! Не чересчур ли?
Кит постоял, глядя на мумию в инвалидной коляске. Потом улыбнулся.
— Я долгие годы ждал, пока вы заведете этот разговор. Когда будете готовы, позовите. Я приду и выдерну из вашего тела эти трубки. Моя рука не дрогнет, вы сами знаете.
— Спасибо.
— О? Вы серьезно?
— А вы?
Кит покачал головой.
— Лучше пойду, пока мы оба с вами не провалились под землю. Провести в вашем обществе вечность — это перспектива стократ хуже смерти. Впрочем, я признателен, что вы поделились сокровенным. Впредь буду навещать вас почаще. До свидания.
3«Итак, брат вернулся домой, живой и здоровый, пусть и с зияющей сквозной дырой в памяти. Жизнь стремительно возвращается в обыденное русло», — так подумал Дэниэл тем утром, когда первым, что он почуял при пробуждении, оказался восхитительный, щекочущий ноздри, сытный запах куриной лапши.
Одевшись в черное, как он всегда любил, Дэниэл спустился вниз и зашел на кухню, где Тереза творила свое кулинарное чародейство.
— Доброе утро.
— Доброе. Поздно вернулся вчера? — спросила она неодобрительно.
Проглотив зевок, Дэниэл только сейчас удосужился поглядеть на часы. Почти полдень. Накануне он засиделся с кое-какими приятелями. На ужасно захламленной конспиративной квартире они до утра пили крепкий кофе и абсент и обсуждали грядущее низвержение диктатуры. Славная подобралась компания. Опрятные, образованные мальчики из обеспеченных семей, в теплых свитерках, связанных любящими мамочками, которые упоенно жили страшной двойной жизнью: днями служили в офисах, банках и на бирже, а ночами планировали преступления во имя своей единственной возлюбленной — Революции.
— Посидел с приятелями, что здесь особенного.
Терри подала ему чашку чая и принялась готовить обильный завтрак из молока, яиц, зеленых помидоров, ветчины и четырех сортов сыра. Она не могла скрыть, что друзья Дэниэла несколько пугают ее.
— Некоторые из твоих друзей, Дэнни… извини, выглядят, как террористы.
— Ты шутишь? Да брось. В действительности все они — грустные маленькие лемминги, хотя, кое-кто при определенном стечении обстоятельств может оказаться небесполезен для нашего великого революционного дела.
— Нашего? — повторила Терри, косясь в сторону красавца-Гиацинта.
— Ты ведь не могла не заметить, сколько в мире вопиющей несправедливости, — сказал Дэниэл и подмигнул, заставив Терри смутиться. И себя заодно. Вчерашний хмель, похоже, не до конца выветрился из головы.
— Но… насилие — не выход. Могут пострадать невинные люди.
— Зажравшиеся буржуазные свиньи? Представители паразитирующих классов? Продажные политиканы?
Терри в глубине души не сумела не признать некоторую тревожащую правоту его слов.
— Извини, я плохо разбираюсь в политике…
— И потому едешь в ночлежку, чтобы кормить бездомных супом.
— Да, это совсем немного, но я делаю все, что в моих силах.
Если серьезно, Дэниэл не думал, что Терезе стоит ехать в ночлежку. Ей было лучше поберечься, особенно в ее интересном положении. Полбеды, что бродяги, притаскивающиеся в ночлежку, и впрямь кишели вшами. Этот сброд мог с легкостью прикончить родную мать ради дозы, бутылки или блестящей монеты. Многие именно так и поступили, и оттого среди визитеров ночлежки имелось предостаточно бывших заключенных, включая опасных рецидивистов.
Дэниэл попытался донести до Терезы свои опасения, но ей это не понравилось. Куда делись ее кротость и тихое очарование? Тереза намеревалась творить добро. Любой ценой. Любой! Ценой!
— Господи Боже. Теперь ты заговорил, как твой старший брат!
— Тогда, наперекор ему и вообще всему, мы обязаны сделаться безрассудными и помчаться навстречу захватывающим приключениям.
— Дэнни, как я уже говорила твоему брату, сарказм не может служить панацеей от всех бед.
— Не может? Разве? Какая незадача. Тогда закрою рот и буду молчать.
Терри неосмотрительно улыбнулась его запальчивости, не восприняв всерьез его угрозу, и напрасно. Четыре часа спустя Дэниэл все еще хранил гробовое молчание и не перекинулся с ней ни единым словом. Терри больше не могла выносить этой пытки. Ей надо было поговорить с кем-нибудь. Хоть с кем-то!
— Дэнни.
— Что тебе, — отозвался он недружелюбно.
— Ты обиделся?
— Я не обиделся, просто немного занят, как ты сама видишь.
— Я могу помочь…
— Не надо.
Справедливости ради, Дэниэл и сам управлялся неплохо, нарезал хлеб и разливал по пластиковым мискам суп. В его присутствии бездомные вели себя образцово. Никаких свар, драк и ссор. Никто не пытался убить собрата по несчастью осколком стекла, припрятанным в лохмотьях. Никого не стошнило на пол. Никто не попытался облегчиться в неположенном месте, как порой случалось, к сожалению. Стоило Дэниэлу краем глаза заметить малейший беспорядок, он разворачивался в ту сторону, молча демонстрируя кулак с шипованным кастетом. Терри была не согласна с его методами, с другой стороны, они возымели должный эффект.
— Дэнни, спасибо, ты очень помог, но я бы тоже хотела сделать что-нибудь.
— Будет лучше, если ты не станешь ни к чему прикасаться здесь, Тереза.
— Это ужасно глупо, сотрудники приюта дважды в день проводят самую тщательную дезинфекцию помещений.
— Замечательно, — отозвался Дэниэл без тени энтузиазма.
Признаться, он уже малость утомился, размахивая половником и раздавая бездомным оплеухи. А меньше их все не становилось. Отбросы общества сползались на запах супа из всех грязных щелей, как тараканы.
— Ты только посмотри, Тереза, какие отвратительные рожи. Их бы в кунсткамеру.
— Потише, ведь тебя услышат, — пробормотала сердобольная Терри.
— Отлично. Пускай слышат. Что мне сделают эти генетические отбросы.
Какой-то из задетых за живое отбросов немедля плюнул в обидчика. Мутным взором Дэниэл пронаблюдал, как смачный плевок растекается по щегольской рубашке и пиджаку.
— Хватит. Естественный отбор занимает слишком много времени. Я сам проведу тотальную выбраковку.
Кипя бешенством и хищно скалясь, он достал нож и рванулся вперед, но Терри повисла у него на руке.
— Дэнни! Нет! Убери нож!
— Черт! Эта тварь в меня плюнула! Ты сама видела!
— Да… но в самом деле, Дэнни, ты ведь не поднимешь руку на даму.
— Вы — дама? — поразился Дэниэл, недоверчиво глядя на засиженное мухами существо с нижней челюстью, перевязанной цветастой тряпкой.
— Дама! — ответило существо пропитым басом. — Хочешь лично убедиться? Возражать не стану. Какой славный мальчишечка, молоденький, свеженький, хорошенький, как заводная игрушечка. Я тебя до смерти защекочу, разрежу на меленькие кусочки твоим же ножом и съем.
Терри встала, забрала у Дэниэла половник и велела передохнуть, выйти на улицу, подышать свежим воздухом.
— Я не могу оставить тебя наедине с этими зомби.
— Охранники присмотрят за мной, правда.
Желание Дэниэла пускать Терезе пыль в глаза, притворяясь безупречным джентльменом, имело свои пределы. Не помня себя, он вылетел на улицу, хлопнув дверями так, что едва не обрушил двухэтажное, серо-белое здание приюта. Остановился, перевел дух и жадно глотнул свежего воздуха, подставив лицо легкому ветерку.
Погода, между тем, стояла превосходная, солнечная, теплая. В такой приятный летний денек замечательно посидеть с красивой девушкой в парке, у фонтана, слушать птичий щебет, есть мороженое, пить лимонад и не думать о том, что молодость, красота и любовь — это не навсегда, совсем не навсегда…
— Парень, эй, парень.
Дэниэл выронил изо рта сигарету, к которой как раз подносил зажженную спичку. Очередной грязный вонючий доходяга в заблеванных обносках притащился за супом. Ничем особенным среди прочих он не выделялся. Разве темно-синей вязаной шапочкой, которая венчала лысый череп со своеобразными красными отметинами на висках.
— Здесь дают поесть?
— Туда, — коротко сказал Дэниэл, кивнув на стеклянные двери богоугодного заведения.
— А пить?
— Выпить дадут тоже, исключительно в медицинских целях.
Дэниэл наивно надеялся, что на сем их беседа завершится раз и навсегда, но, увы, это была лишь прелюдия.
— Парень, послушай, что скажу. Ты знаешь, кто я? Изобретатель!