Последний Завет - Алексей Пехов

Эффект от выстрелов превзошел все самые смелые ожидания. Вдарило так, что следопыту показалось, будто рядом с ним разорвалась бомба — от грохота он совершенно оглох. Из ружейных стволов вырвались полуметровые языки пламени, отдача ударила по рукам. Коса свинцовой смерти пробила бронежилет, словно он был из бумаги, врезалась в тело Ангела в мгновение ока разорвав его на тысячи мелких частей, затем прошлась по камышам, сотворив в них просеку в метра три шириной. От врага остались только ноги и нижняя часть туловища, торс и голову разнесло в кровавые ошметки. Даже Германа пробрало.

— Ты в порядке? — Он склонился над девочкой, стараясь закрыть от нее страшную картину.

Малышка кивнула, в глазах — испуг, облегчение и… что-то еще… неуловимое…

— Франц? — Собственный голос показался Герману хриплым и каркающим. — Франц! Ты живой?!

— Да, — прохрипел Госпитальер едва слышно.

Из камышей с карабином наперевес выскочила перепуганная Герда. Следом за ней — Дуго. Пилигримы с одного взгляда поняли, что здесь произошло. Не задавая вопросов, они принялись действовать. Девушка бросилась к Моргане, Дуго принялся разрезать веревки на запястьях Густава.

— Нам надо уходить в Лихолесье, и как можно скорее. На дорогах небезопасно, — сказал Пилигрим, проверяя пульс великана.

Герман кивнул: сегодня они чудом избежали смерти…

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ

ПУСТЬ СУЩЕСТВА, КОТОРЫЕ НАЗЫВАЮТ СЕБЯ ЛЮДЬМИ, ГОВОРЯТ:

И пал город во грехе. И забыли жители Господа своего и заветы Его, поддавшись соблазнам дьявольским. И была тьма, и было адское пламя, и возносились к небесам богохульства, порочащие Господа и веру детей Его истинных. Не стерпел Господь глумления над верой истинной и послал верного архангела в город, дабы вернуть чад своих в истинную веру. И посмотрел архангел на творящееся в городе и увидел тьму, порок и нарушение догматов вечных. И понял он, что нет пути грешникам в райские кущи. Вострубил Гавриил в рог, и ответили ему небеса, плача о детях своих неразумных. Достал тогда архангел меч огненный, взмахнул им над головой, и ночь стала днем. Когда убрал архангел меч в ножны, не было больше города и детей, предавшихся тьме.

ВНЕМЛИТЕ ГЛАСУ ЧИСТОГО РАЗУМА:

И пал город во грехе, ибо было в нем слишком много теней. И ненавидели тени Господа, и презирали заветы Его, поклоняясь дьяволу. И была тьма, и было адское пламя, и возносились к небесам богохульства, порочащие Господа и веру детей Его истинных. И в гневе праведном послал Господь архангела карающего в город, дабы наказал он теней. И посмотрел архангел на творящееся в городе. И увидел тьму, порок и нарушение догматов вечных. И понял он, что дорога теням — в самое адское пекло. И вострубил Гавриил в рог, и ответили ему небеса, гневаясь на богомерзких теней. Достал тогда архангел меч огненный, и стало светло как днем. Когда убрал архангел меч в ножны, не было больше города и теней, порожденных тьмой.

— И тут слышу — крадется кто-то! Ну, я обернулся посмотреть, кого это к нам принесло, а он кэ-э-эк мне вдарит кулаком, да прямо по кумполу! Уф-ф-ф! Тут я, конечно, не растерялся… Я тут это…

Герман насмешливо посмотрел на великана: он слышал о происшествии на берегу уже не в первый раз.

— Я тут это… — Густав покосился на следопыта. — Э-эх, да чего там говорить, упал я тут и вырубился, в общем. Все же удар по голове — это вам не слабая какая-нибудь штукенция. М-да. Кулаки у него были как из железа. Это точно.

За вечер история Густава успела порядком всех достать, но великан, не обращая внимания на кислые лица слушателей, рассказывал ее снова и снова, каждый раз приплетая новые подробности. Удар по голове прошел для великана без всяких последствий, он, во всяком случае, не обращал на ушиб никакого внимания. “Подумаешь, шишак вскочил, делов-то!” Герман пошутил, что череп Густава, наверное, сделан из цельной кости — такую черепушку молотом не пробьешь. Густав решил было обидеться, но потом хлопнул следопыта по спине и захохотал. Чувствовал себя великан отлично, и аппетит у него был самый превосходный — ужин Черный Принц уплетал за обе щеки.

Франц пострадал намного больше. Ангел сломал Госпитальеру нос, а под глазом у паренька красовался темно-фиолетовый синяк, в ноздрях торчали бинтовые валики: кровь никак не желала останавливаться.

Герман подумал, что, несмотря на сломанный нос и ушибы, Францу все же очень повезло. Если бы Ангел не занялся Густавом посчитав его более серьезным противником, сломанным носом Госпитальер точно не отделался бы…

После боя у реки они шли (точнее, ковыляли — приходилось нести на себе пребывавшего в бессознательном состоянии Густава и стонущего Франца) до тех пор, пока не стемнело. Дуго то и дело останавливался, вслушивался в звуки леса, иногда возвращался назад, потом вновь нагонял отряд. Пока все было тихо, погони Пилигрим, судя по всему, не заметил.

“Да и кто будет нас преследовать? — размышлял Герман. — Ни один из Ангелов не выжил, да и вряд ли во время стремительно развивавшейся перестрелки враги успели передать сообщение по рации. Что касается пленного Меганика, то он уже никому и никогда не скажет ни единого слова”.

Герман видел, как Дуго ушел от берега реки в камыши, где они оставили пленного Меганика, и оттуда прозвучал приглушенный расстоянием выстрел. Когда возникала такая необходимость, Пилигрим становился жестким как кремень. Герман нисколько не осуждал его за это вынужденное убийство. Тащить за собой пленника — просто глупо. А оставлять или отпускать — поступок, достойный слабоумного.

“С другой стороны, — подумал Герман, — я сам вряд ли бы смог убить связанного человека, пусть он даже мой самый лютый враг”.

Пилигримы — люди пустошей. Жизнь в вечных странствиях, полная смертельной опасности, необходимость всегда ходить по лезвию бритвы научили их жестокости. Главное для них — выжить любой ценой, донести ту или иную весть из одного города в другой, и снова — выжить, добыть образцы для Госпитальеров, и опять — выжить! Борьба за существование — их основной инстинкт, то, что движет ими в любых обстоятельствах. А чтобы остаться невредимым в этом недружелюбном, наполненном смертью мире, иной раз приходится самому становиться зверем.

Уникальное свойство Пилигримов — в мгновение ока утрачивать человечность, превращаясь в подобие разящего металла, в раскаленный добела, крушащий все преграды на своем пути метеорит, внушала следопыту чувство, похожее на страх. Люди, которые кажутся тебе давно знакомыми, в одночасье становятся чужими. Герда в случае опасности, угрожающей ей или ее друзьям, из милой девушки, столь трогательно заботившейся о малышке Моргане, превращалась в хладнокровную убийцу, без тени эмоций отправляющую на тот свет любого, кто вставал у нее на пути и представлял угрозу для ее жизни или жизни ее друзей. Иногда Герман ловил себя на мысли, что не знает, какая Герда настоящая — та, что скрывалась с ним от Бури в преддверии Четвертого Убежища, или та, что целилась во врага через перекрестье оптического прицела.