Царские деньги. Доходы и расходы Дома Романовых - Игорь Зимин

Летом 1906 г. пик Первой русской революции был уже пройден, благодаря усилиям П.А. Столыпина начала восстанавливаться дееспособность вертикали власти, поэтому тогда сочли возможным отказаться от «широкого жеста», поставив во главу угла материальные интересы великих князей.

Однако после отречения Николая II в марте 1917 г. – «шансов не было». Поэтому великие князья, демонстрируя лояльность новой власти, решили сами отдать то, что им с большим трудом удалось удержать в 1906 г.

12 марта 1917 г. в газетах было опубликовано заявление великого князя Георгия Михайловича: «Относительно прав наших и в частности моего о престолонаследии, горячо любя свою родину, всецело присоединяюсь к доводам, которые изложены в акте отказа князя Михаила Андреевича; что касается земель удельных, вполне готов подчиниться решению Временного правительства, которое несомненно имеет в виду благо родины».

На следующий день, 13 марта 1917 г., еще одна группа «в полосатых купальниках»845 выступила с подобным заявлением: «Относительно прав наших, и в частности моего на престолонаследие, я, горячо любя свою родину, всецело присоединяюсь к тем мыслям, которые выражены в акте отказа великого князя Михаила Александровича. Что касается земель удельных, то по моему искреннему убеждению, естественным последствием означенного акта они должны стать общим достоянием государства. Подписали: великий князь Николай Михайлович, великий князь Дмитрий Константинович, князь Говриил Константинович, князь Игорь Константинович».846

Жест «Константиновичей» был учтен и отчасти компенсирован. Так, 3 апреля 1917 г. состоялось решение Временного правительства по поводу «Приданого капитала королевы эллинов Ольги Константиновны». В документе подчеркивается, что «согласно заключенному между Россией и Грецией в 1867 г. договору, в приданое королеве эллинов Ольге Константиновне при выходе ее в замужество, капитал в 1 000 000 руб., с наросшими на него процентами, является личной ее собственностью, не подлежащей обращению в доход казны».847 Еще раз подчеркнем, что великая княгиня Ольга Константиновна была «королевой эллинов», то есть первым лицом иностранного государства, по отношению к которому следовало соблюдать особый такт. Приведенный пример, все же не был типичным, поскольку касался межгосударственных отношений, а Временное правительство весьма трепетно относилось к выполнению подобных обязательств.

Тогда же в апреле 1917 г. Временное правительство принимает решение о выкупе у некоторых из Романовых их недвижимого имущества. Надо заметить, что многие из великих князей очень желали этого, поскольку отчетливо видели, что страна начинает погружаться в пучину политического и экономического хаоса. Еще раз отметим, что Временное правительство весьма либерально отнеслось к собственности «Константиновичей». 8 апреля 1917 г. принято решение «о дальнейшем производстве великому князю Дмитрию Константиновичу денежного отпуска, в размере 40 000 руб. в год, в уплату за купленное у него имение «Ореанда»».848 2 2 июня 1917 г. состоялось решение о судьбе Мраморного дворца. В документе констатировалось, что «государство не встречает препятствий к распоряжению с их стороны Мраморным дворцом, с принадлежащим к нему движимым имуществом, на общих основаниях», но при этом министру труда было предложено «вступить в переговоры с наследниками покойного великого князя Константина Константиновича о приобретении Мраморного дворца в собственность государства».849 Однако общее ухудшение положения в стране не позволило реализовать принятое решение. В сентябре 1917 г. от проекта покупки Мраморного дворца отказались и решили «вступить в переговоры с наследниками великого князя Константина Константиновича об условиях аренды здания, в котором ныне помещается Министерство труда».850

В августе 1917 г. состоялось решение Временного правительства «О приобретении дома принца Александра Петровича Ольденбургского в Петрограде» за три миллиона рублей облигациями «Займа Свободы» по номиналу. Этот дом на набережной Невы приобретался для Центрального управления Министерства народного просвещения. Кроме этого, миллион рублей отпускался на приобретение обстановки дома Ольденбургского.851

Поскольку для новой власти в Петрограде остро стоял вопрос о размещении разросшихся «демократических» учреждений Временного правительства, то летом 1917 г. начинают реализовываться конфискационные решения в отношении императорских резиденций. 6 июня 1917 г. Временное правительство решило вопрос «О передаче в ведение и распоряжение Министерства продовольствия здания Аничкового дворца». Здание должны были освобождить уже к 15 июня 1917 г.852 Императрица Мария Федоровна, живя в Крыму, очень болезненно переживала слухи о разграблении «ее» Аничкова дворца.

5 августа 1917 г. Временное правительство приняло решение, которое могло бы стать прецедентом при определении материального положения всех великих князей «О дальнейшем отпуске пособий князьям и княжне Романовским», согласно которому «производство установленного… ежегодного пособия из средств бывшего Кабинета Его Величества продолжать на прежних основаниях, до установленного в свое время предельного срока, а именно, до 1 мая 1919 года».853 Кроме этого, за великим князем Георгием Михайловичем сохранялось право «распоряжаться до смерти пожертвованным им в Русский музей императора Александра III собранием монет и медалей». Решился вопрос о судьбе драгоценностей, принятых Кабинетом по завещанию великой княгини Александры Иосифовны (это бабушка Константиновичей). Все драгоценности оставались в собственности их владельцев, определенных завещанием, и, кроме того, продолжался отпуск пенсий и пособий, выдаваемых на основании завещания.

Однако после прихода большевиков к власти в октябре 1917 г., они, в конце 1917 – начале 1918 г., с революционной решительностью разрубили гордиев узел проблем, связанных с «царским золотом». Для этого создали структуру, которая должна была заниматься этой проблемой. Ею стал Наркомат государственных имугцеств, образованный на фундаменте бывшего Министерства Императорского двора, и Наркомпрос. Примечательно, что Музейный отдел Наркомпроса, который занимался «сбором» ценностей, возглавила жена Л.Д. Троцкого – И.И. Троцкая. После переезда правительства в Москву Наркомат имугцеств упразднили.

В декабре 1917 г. Совнарком принял решение «о ревизии стальных ящиков в банках».854 Все, кто успел «выхватить» драгоценности из банков до этого решения, стали хранить их дома, поскольку это были единственные ценности, еще остававшиеся в руках прежних «хозяев жизни». Однако в условиях разгоравшейся Гражданской войны и красного террора ВЧК переходит к практике повальных обысков среди «бывших».

Одна из главных целей обысков – конфискация спрятанных ювелирных изделий. Собственники прятали их как могли. Прятали так основательно, что весь советский период на эти клады периодически натыкались строительные рабочие. Естественно, «бывшие» активно обменивались информацией как о результатах обысков у знакомых, так и о надежных способах укрытия ценностей. Великая княгиня Мария Павловна (Младшая) вспоминала об этом времени: «Старикам Путятиным удалось забрать из московского банка мои бриллианты до того, как частная собственность, принадлежавшая царской семье, была конфискована. Моя свекровь сшила нечто вроде жакета, который носила под платьем; в него она зашила большую часть камней. Диадемы, которые невозможно было сделать плоскими, она засунула в тульи своих шляп. Так как в то время нам нужны были деньги, мы были вынуждены продать какие-то вещи, но это было непросто, во-первых, потому, что не было покупателей, а во-вторых, потому, что мы боялись привлекать к себе внимание. Поэтому были проданы только небольшие украшения.

Остальные украшения мы решили хранить в доме, хотя это было очень рискованно. Теперь проблема состояла в том, чтобы их надежно спрятать. Мы уже знали, что во время обысков внимание главным образом было направлено на дымоходы, драпировки, обитые материей сиденья, подушки и матрасы. Избегая всех этих мест, мы нашли другие, некоторые из них, должна сказать, говорили в пользу нашей находчивости. Например, у меня была диадема в старинной оправе, состоявшая из бриллиантовых лучей, нанизанных на проволоку. Я купила большую бутылку канцелярских чернил и вылила их; затем, сняв с проволоки бриллианты, насыпала их на дно бутылки и запила сверху парафином. Наконец надо было снова запить чернила. Так как бутылку опоясывала большая и широкая этикетка, содержимое рассмотреть было совершенно невозможно. Она месяцами стояла на моем письменном столе, на виду у всех.

Другие украшения мы спрятали в самодельные пресс-папье, а еще какие-то – в пустые банки из-под какао; потом их окунали в воск, к ним крепился фитиль, и они приобретали вид огарков больших церковных свечей. Мы украшали их спиралями из золоченой бумаги и иногда зажигали их перед иконами, чтобы отвлечь внимание слуг».855