Жизнь и творения Зигмунда Фрейда - Эрнест Джонс

Второй книге суждено было вызвать сенсацию и почти повсеместное осуждение Фрейда. «Три очерка…» стали одной из самых важных работ, когда-либо написанных Фрейдом. В ней он впервые соединил все то, что почерпнул из анализа своих пациентов и других источников, все, что он знал о развитии сексуального влечения с его самых ранних проявлений в детстве. Эта книга определенно вызвала по отношению к нему больше ненависти, чем любая другая из его работ. К «Толкованию сновидений» относились как к фантастической и смешной книге, но «Три очерка…» были шокирующе безнравственными. Фрейд предстает перед публикой человеком с дурным и грязным рассудком. Естественно, основной поток ругательств пал на его утверждение, что дети рождаются с сексуальными влечениями, которые претерпевают сложные изменения до того, как дети достигнут взрослой стадии развития, и что их первыми сексуальными объектами являются родители. Такое оскорбление девственной невинности детства было непростительным. Однако, несмотря на фурор и оскорбления, которые продолжались примерно в течение двадцати лет, время оказывало свое влияние на отношение к этой проблеме, и предсказание Фрейда о том, что выводы этой книги рано или поздно будут приниматься как должное, постепенно сбывалось. Сегодня всякого, кто отрицает существование сексуальности у детей, ожидает опасность того, что на него будут смотреть просто как на невежду.

Примерно в то же самое время Фрейд окончательно покрыл себя позором в глазах медицинской общественности своим решением после четырех лет колебаний опубликовать историю заболевания, на которую обычно ссылаются как на «анализ Доры». Это замечательное применение анализа сновидений вплоть до разъяснения непонятного случая истерии является побочным продуктом книги «Толкование сновидений». Но его коллеги не могли простить публикацию столь интимных деталей о пациентке без ее разрешения и тем паче приписывания этой молодой девушке склонности к отталкивающим сексуальным проявлениям.

В 1906 году по случаю пятидесятилетия Фрейда небольшая группа приверженцев его учения в Вене преподнесла ему медальон, выполненный хорошо известным скульптором Карлом Мариа Швердтнером, на лицевой стороне которого был изображен его барельефный портрет, а на обратной стороне — греческая композиция об Эдипе, отвечающем Сфинкс. Эту сцену обрамляла строка из «Царя Эдипа» Софокла: «ος τα κλειν αινιγηατ ηδει χρατιστοζ ην ανηρ» («И загадок разрешитель, и могущественный царь»). Когда, несколько лет спустя, он показал этот медальон мне, я попросил его перевести эти строки, так как мой греческий весьма хромал, но он скромно сказал, что мне следует попросить сделать это кого-нибудь другого.

При вручении медальона произошел забавный инцидент. Когда Фрейд читал это краткое посвящение, он побледнел и, задыхаясь от волнения, потребовал сказать ему, кто выбрал именно эту надпись. Он вел себя, как если бы неожиданно столкнулся с чем-то приятным, а так оно и было. После того как Федерн сказал ему, что это его идея, Фрейд признался, что, будучи молодым студентом Венского университета, он имел обыкновение прогуливаться вокруг двора с огромной сводчатой галереей, разглядывая бюсты прежних знаменитых профессоров этого заведения. Тогда он мечтал не просто увидеть здесь свой бюст в будущем, что казалось вполне реальным честолюбивому студенту, но чтобы на этом бюсте непременно были начертаны слова, идентичные тем, которые он теперь видел на медальоне.

Впоследствии я имел возможность выполнить это его юношеское желание, преподнеся Венскому университету для установки во дворе бюст Фрейда, выполненный скульптором Кёнигсбергером в 1921 году, на этом бюсте имелась также и та знаменитая строка из Софокла. Бюст был торжественно открыт на церемонии 4 февраля 1955 года. Это редкий пример мечты юноши, которая сбылась во всех подробностях, хотя для этого потребовалось восемьдесят лет.

Частная практика Фрейда увеличилась так, что занимала всю рабочую неделю. Очень немногие его пациенты, как тогда, так и позднее, были жителями Вены. Большинство пациентов приезжали из Восточной Европы: России, Венгрии, Польши, Румынии и т. д.

Эти первые годы XX столетия были сравнительно мирными и счастливыми. Они были передышкой между штормами, которые бушевали до них и после них. Никогда больше Фрейд не знал такого мирного и приятного периода. Равномерный уклад его жизни состоял из профессиональной, в том числе и литературной, работы и личного отдыха, включая игру в карты по субботам — его любимый тарок; после прочтения еженедельной лекции в университете, которая продолжалась с семи до девяти часов вечера, он нанимал извозчика у больницы и ехал к своему другу Кёнигштейну для участия в этой игре. У него не было возможности много времени уделять своим детям, поэтому все они с нетерпением ожидали длинных летних каникул, чтобы провести их вместе.

Фрейд очень любил горный пейзаж и лазание по горам, хотя его едва ли можно назвать альпинистом в строгом смысле этого слова. Все же тот, кто мог взбираться в специальной обуви с шипами на Дахштейн, должен обладать смелостью, так же как и всеми другими необходимыми качествами.

Его сын Мартин рассказывал мне об одном инциденте во время отдыха в горах. Однажды, возвращаясь с прогулки, они обнаружили, что дорогу к их отелю преграждает шумная толпа, откуда в их адрес неслись антисемитские выкрики. Размахивая в воздухе палкой для прогулок, Фрейд без колебаний пошел на них с таким выражением лица, которое заставило их расступиться перед ним. Это, несомненно, было его единственное переживание такого рода. Фрейд мог в случае необходимости производить пугающее впечатление своим суровым и гневным взглядом. Именно так смотрел он, стоя лицом к лицу с нацистами в своем доме в 1938 году.

Фрейд не всегда имел возможность брать с собой всю семью в те отдаленные турне, которые он так любил совершать; но он не любил путешествовать в одиночку и почти всегда устраивал свои поездки так, чтобы иметь попутчика. Его жена, занятая другими обязанностями, редко бывала достаточно свободной, чтобы в них участвовать. К тому же она не обладала его неутомимой энергией в хождении и всеядной страстью к осматриванию достопримечательностей. Временами ему казалось несправедливым, что он будет наслаждаться такими приятными переживаниями без нее, и он настаивал, чтобы она сопровождала его.

В конце лета 1901 года произошло событие, имевшее величайшее эмоциональное значение для Фрейда, которое он назвал «вершиной» своей жизни. Этим событием стала поездка в Рим, к которой он долго стремился. Эта поездка являлась для него чем-то очень важным, и поэтому ее рассмотрение должно раскрыть нам некоторый секрет его внутренней жизни.