Том 3. Рассказы 1896-1899 - Максим Горький

Инспектор хохотал, прислонясь спиной к стене. А Яшка, которому, должно быть, ужасно скучно было слушать инспекторовы вопли, воспользовавшись перерывом в его рассказе, сказал:

— А вы бы, ваше благородие, эту самую мебель изломали об жену…

— Что-о?

— То есть… видите, сразу бы эдак — вон всё!

— Дур-рак!

Он тряхнул пьяной головой и, опустив её на грудь, просто сказал:

— Ужасно тошно! И — как я одинок! Завтра праздник… А я не могу… я не могу быть дома… Решительно не могу!

— У нас погостите! — предложил Яшка.

— У вас? — Инспектор оглянулся вокруг: наша квартирёнка была насквозь прокопчена и пропитана грязью.

— У вас тоже гадко… Но слушайте вы, черти!.. Мы переедем в гостиницу — идёт? Завтра? И будем пьянствовать! Хотите? И будем думать… Как жить — подумаем! Идёт? Ей-богу, — ведь надо перестать жить порядочной жизнью, пора! Да? Вы, впрочем, жулики, и вам это непонятно…

— Я понимаю, в чём дело! — сказал я инспектору.

— Ты? Ты кто? — спросил он меня.

— Я тоже бывший порядочный человек… — сказал я. — Я тоже испытал прелести безмятежного и мирного жития. И меня выжимали из жизни её мелочи… Они выжали, вытеснили из меня и душу и всё, что в ней было… я тосковал, как вы теперь, и запил, и спился… имею честь представиться!

Инспектор вытаращил на меня глаза и долго в угрюмом молчании любовался мною. Его толстые, красные губы, я видел, брезгливо вздрагивали под пушистыми усами, а нос сморщился совсем нелестно для меня.

— Весь тут? — вдруг спросил он.

— Весь я — omnia mea mecum porto[2]! — подтвердил я.

— Кто же ты такой? — спросил он, всё рассматривая меня.

— Человек… Всякая сволочь — есть человек… и наоборот…

Я раньше был великий мастер говорить афоризмами.

— Мм… премудро, — сказал инспектор, не сводя с меня глаз.

— Мы народ тоже образованный, — скромно заговорил Яшка. — Мы можем вам соответствовать вполне… Люди простые, а не без ума… И тоже — мебели разной роскошной не любим… К чему она? Ведь человек не рожей на стул садится… Вы вот подружитесь с нами…

— Я? — спросил инспектор. Он как-то сразу протрезвился.

— Вы! Мы вам завтра такие тайны жизни откроем…

— Подай мне шубу! — вдруг приказал Яшке инспектор, поднимаясь на ноги. И на ногах он стоял совершенно твёрдо.

— Вы куда же? — спросил я.

— Куда?

Он с испугом посмотрел на меня большими телячьими глазами и вздрогнул, точно озяб.

— Я… домой…

Посмотрел я на его вытянувшееся лицо и ничего больше не сказал. Каждому скоту уготован судьбою хлев по природе его, и, сколь бы скот ни лягался, — на месте, уготованном ему, он будет… хе-хе-хе!

Так и ушёл инспектор… Слышали мы, как, выйдя на улицу, он во всё горло рявкнул:

— Извозчик!..

Собеседник мой замолчал и начал пить пиво медленными глотками. Выпив стакан, он начал свистать и барабанить пальцами по столу.

— Ну и что же дальше? — спросил я.

— Дальше? Ничего… А вы чего ожидали?

— Да… праздника…

— Ах, вот что! Праздник — был… Я не сказал, что инспектор подарил Яшке свой кошелёк… В нём оказалось двадцать шесть рублей с копейками!.. Праздник был…

Комментарии

Коновалов

Впервые напечатано в журнале «Новое слово», 1897, номер 6, март, с подзаголовком «Очерк».

Рассказ написан во второй половине 1896 г. В письме от 7 декабря 1896 г. один из редакторов журнала «Новое слово» А.М. Скабичевский писал М.Горькому: «Не будете ли столь добры уполномочить редакцию сделать кое-какие сокращения в вашей прекрасной повести. Могу вас уверить, сокращения будут иметь один цензурный характер и не будут очень велики». М.Горький ответил согласием. Таким образом, можно полагать, что «кое-какие сокращения» были сделаны редакцией до сдачи рукописи в набор и, следовательно, первоначально напечатанный текст отличается от текста автора.

Рассказ был включён в мартовский номер журнала «Новое слово». Наблюдавший за журналом цензор Елагин в своём докладе цензурному комитету признал рассказ М.Горького «крайне тенденциозным и вредным». Цензурный комитет с этой оценкой согласился и в своём донесении Главному управлению по делам печати подчеркнул, что «особенное внимание цензуры обратил на себя очерк М.Горького «Коновалов» по многим местам социалистического и резко возбудительного пошиба». Выход в свет мартовской книжки журнала был приостановлен, и редактору журнала было предложено произвести в рассказе цензурные изъятия по указанию комитета. Исключено было семнадцать отдельных мест, и рассказ появился на страницах журнала в весьма изуродованном виде. Так, например, были полностью изъяты сцены чтения книги «Бунт Стеньки Разина», диалог о «наградах сочинителям» (в настоящем издании от слов: «То есть как» и до слов: «и нужно их поддержать»), реплика автора: «Хоть бы разгореться ярче!» и другие.

Со всеми цензурными изъятиями рассказ вошёл в «Очерки и рассказы», 1898, том II, издание первое. Исключенные цензурой места, кроме двух, были восстановлены во втором издании «Очерков и рассказов», 1899.

Не были восстановлены следующие цензурные изъятия:

Вместо: «…и рассказал ему о наградах сочинителям…» было: «…и рассказал ему о наградах сочинителям, о сожжённых на кострах, гнивших в тюрьмах, погибших от клеветы, доведённых до безумия, опошленных и изменивших себе — о всех разнообразно измученных лучших людях земли, имена и жизнь которых я в ту пору знал».

Вместо: «— Люди? Люди везде есть… Книги? Ну, будет уж тебе книги читать!» было: «Люди? На кой их чёрт тебе? Ты человек понимающий, грамотный, на что тебе люди? Чего тебе от них надо? Да потом — люди везде есть…

— Эге! — вставил хохол, извиваясь по земле, как уж. — Людей везде… богато; человеку пройти к своему месту нельзя, чтоб на ноги им не ступать. Вот-то без счёту родятся! Как поганки после дождя… да тех хоть господа едят.

Он философски сплюнул и снова стал стучать зубами.

— И люди родятся для господ, чудак-человек, — усмехнулся Коновалов: — Вот видишь, строят мол и железную дорогу… порт потом будет тут. Кто строит? Люди. А кому польза? Господам. Люди поработают и пойдут ещё искать себе работу — больше ничего. Останутся в порте инженеры, купцы и прочие… Вот чудаки! Возятся, возятся они всю свою жизнь и всё только, чтобы денег нажить. И ведь имеют довольно денег — нет! Давай ещё! Зачем? Ведь всё, что есть на свете, уже могут купить… Не понимают, засосала их эта суета, бегают за рублём всю свою жизнь и всё ещё плачутся — мало! А чего мало? Достаточно… Каторжники они, ежели подумать над их жизнью; куда хуже нашего им живется. Разинули рты, думают всю землю проглотить, да так всю жизнь и рыскают, как волки. — И с видом человека, который не хуже Соломона познал суету сует, Коновалов посмотрел на меня, точно хотел сказать мне: «А что, каково я нынче рассуждаю? То-то же!» — А насчёт тебя я опять скажу — в городах не живи. Что там? Одно нездоровье и непорядок. Книги? Ну, будет уж, чай, тебе книги читать!»

Рассказ включался во все собрания сочинений.

Печатается по тексту, подготовленному М.Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».

Болесь

Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1897» номер 130, 14 мая, под заглавием «Письма».

В издании «Знания» и в собраниях сочинений рассказ датирован автором 1896 г. К этому же году М.Горький относит рассказ и в письме к Д.Д.Протопопову (март 1900 г.).

Под заглавием «Болесь» рассказ вошёл во второе издание тома второго «Очерков и рассказов», 1899, и затем включался во все собрания сочинений М.Горького.

Печатается по тексту, подготовленному М. Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».

Ванька Мазин

Впервые напечатано в журнале «Жизнь Юга», 1897, номер 14, 13 апреля, номер 15, 20 апреля, и номер 16, 27 апреля, как первый очерк из серии: «Жалостливые люди. Очерки».

В собрания сочинений рассказ не включался.

Печатается по тексту журнала «Жизнь Юга». «Книга».

Зазубрина

Впервые напечатано в журнале «Жизнь Юга», 1897, номер 18, 11 мая, как второй очерк из серии: «Жалостливые люди. Очерки».

Рассказ включался во все собрания сочинений без серийного надзаголовка.

Печатается по тексту, подготовленному М.Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».

Крымские эскизы

Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1897, номер 148, 1 июня.

В собрания сочинений рассказы эти не включались.

Печатаются по тексту газеты «Нижегородский листок».

Ярмарка в Голтве

Впервые напечатано в газете «Нижегородский листок», 1897, номер 196, 20 июля, и номер 210, 3 августа, с подзаголовком «Очерк».