Демоны рая - Михаил Кликин

И от ребенка…

Любопытно, она отказалась от мысли родить ребенка самостоятельно? Или все же решилась выносить? Сколько там длится беременность у женщин? Девять, кажется, месяцев. Наверное, она уже родила его.

Позвонить? Спросить? Это ведь и его ребенок, он имеет право знать.

Или лучше написать?

Или…

Нет, не нужно во все это опять лезть. Он либо умрет, либо снова уйдет из города — в пустоту, в безвестность. И он не такой, как был раньше. Он опасен для окружающих. К чему же ворошить прошлое? За прошедшее время все должно было успокоиться, утрястись. Не надо ничего менять, не надо создавать новых проблем, пусть будет так, как получилось…

Он нашел в списке контактов Ольшу, открыл галерею ее снимков, залюбовался, замечтался. И как-то нечаянно и незаметно нажал на клавишу вызова, так удобно лежащую под большим пальцем.

Он спохватился, конечно же, и сбросил звонок. Он не знал, дошел ли вызов до адресата, но надеялся, что нет. Он уже ругал себя за то, что вообще включил «сэй». Отчитывал за пустые грезы, за копание в памяти, за слабость.

Возврата нет!

Он швырнул любимый «сэй двенадцать» на землю и раздавил его каблуком.

Хурбы объявились ранним утром, задолго до рассвета.

Близко они не подходили и особой активности не проявляли, просто стояли на дальней стороне улицы в густой тени и пялились на отдыхающих путешественников. Человеческий глаз вряд ли бы различил укрывшиеся во мраке черные фигуры, но Херберт довольно легко их углядел. Почувствовал присутствие врага и Угр. Космач выбрался из кузова, вооружившись палицей, хрюкнул негромко в сторону густой тени и сел возле колеса, охраняя покой безмятежно спящих людей.

Хурбы исчезли, когда стало светать. Но далеко они не ушли. Их присутствие почувствовал даже проснувшийся Яр.

— Собираемся и уезжаем, — сказал он, вернувшись к вездеходу с заряженным и вроде бы потяжелевшим от того карабином. — Перекусим на ходу. Что-то как-то мне тут особенно беспокойно.

Херберт промолчал, Угр фыркнул, будто в ноздри ему что-то залетело, а зевающий Вик вяло козырнул и сказал:

— Да, командир. Как скажешь, командир.

ГЛАВА 26

Гоген Хан родился в курортном Алесанре, городе, где, если верить статистике, каждый двенадцатый гражданин — воришка, аферист или пушер. В двадцать лет Гоген перебрался в Жанеро и провернул там три довольно безобидные, но весьма прибыльные махинации. Заработанные деньги он на протяжении пяти лет тратил во Фриско. Веселая жизнь завершилась не очень весело — он нажил десяток влиятельных врагов, которые однажды вынудили его убраться из города. За двадцать последующих лет Гоген посетил, кажется, все уголки цивилизованного мира. Пять раз он крупно разбогател, шесть раз разорился, дважды прославился и трижды посчитал себя опозоренным. В сорок пять лет он сел в тюрьму. В пятьдесят вышел на свободу и занялся политикой, но особых успехов в этом деле не достиг, зато написал книгу, которую похвалил сам Сазат Король Оршин, беллетрист с мировым именем. Действие романа проходило в доме отцветания, и главными действующими лицами, как нетрудно догадаться, были умирающие старики. В своих многочисленных интервью Гоген признавался, что принимал танатол, когда работал над текстом. Многие были уверены, что пить запретный наркотик он не перестал и после того, как книга была закончена, — только этим можно было объяснить его явное прогрессирующее слабоумие.

За два года до своего шестидесятилетия Гоген исчез. О нем больше никто не писал, им никто не интересовался. Даже его старые приятели не представляли, куда перебрался ослабевший умом Гоген и чем он сейчас занимается. Мало кто верил, что он еще жив. Танатоловые наркоманы либо раньше времени попадали в дома отцветания, где и умирали, либо заканчивали свои дни в грязных подворотнях городских трущоб.

Однако Гоген Хан был не таков. Ему удалось справиться со своим недугом. Наркотик, конечно, здорово изменил его личность и заметно притупил ум, но сломать Гогена полностью он не смог.

Гоген Хан поселился в городе Оске, только ему ведомым способом став хозяином и смотрителем музея-салона «Серый Кардинал». Вообще-то заведение это было полностью автономное, ни смотритель, ни, тем более, хозяин ему не требовались — как большинству заведений города. Однако же Гогена это ничуть не смущало. Он распоряжался помещениями музея как ему вздумается, и, кажется, у него действительно было на это право. Всего за три года никому не нужный, расположенный в глухом месте музей превратился в довольно популярное среди определенной публики заведение. Впрочем, большой известности Гоген не жаждал, так что впоследствии популярность «Серого Кардинала» не росла.

За свою длинную и не очень складную жизнь Гоген Хан навидался всякого. Опыт и танатол отучили его удивляться — по крайней мере, так считал сам Гоген. Однако же пришел день, когда ему открылось, что в мире есть еще вещи, способные произвести на него впечатление.

Он, мучимый бессонницей и головной болью, прогуливался в крохотном дворике своего заведения, когда с той стороны забора тихо прокатился здоровенный покореженный мобиль с подозрительной трубой, установленной на опаленной крыше. Мобиль, конечно, был странный, но его появление удивления не вызывало, несмотря даже на то, что стоял третий час ночи, на мобиле не горело ни единой фары, и двигался он со стороны, откуда, кажется, никто никогда не приезжал. Возле входа в музей колесное чудище встало, ткнувшись носом в опущенный шлагбаум и слегка его погнув. Такая беспардонность Гогену также не показалась удивительной — случались в его жизни инциденты и пострашней этого. Он лишь досадливо крякнул, в уме подсчитывая случившийся убыток и надеясь, что больше никаких неприятностей с его имуществом не произойдет. О том, что неприятности могут случиться непосредственно с ним, он как-то не думал, торопливо направляясь к бесцеремонным гостям.

— Простите, мы нечаянно, — выглянув из окна кабины, сказал смущенный молодой человек с неухоженными волосами белого цвета. — Это ведь «Кардинал»?

Извинений от гостей Гоген не ждал. Но, получив их, он не удивился. Он и сам, бывало, вполне искренне просил прощения у людей, которых только что обобрал до нитки. Или собирался обобрать.

— Это «Серый Кардинал», — смиренно признал Гоген, поднимая шлагбаум и отступая в сторону. — Если угодно, парковка такси направо, она почти вся свободна сегодня.

— Спасибо, — сказал молодой человек. — Я слышал, здесь можно поесть и переночевать. Меня не обманули? — Молодой человек открыл поцарапанную дверь кабины и спустился на землю. Чувствовалось, что он здорово устал. В руке он держал оружие — многоопытный Гоген без труда опознал импульсный карабин «Клинч», но опять же не удивился, а лишь преисполнился к гостю сдержанного уважения.

— Поесть и переночевать можно, — кивнул Гоген, решив пока не поднимать вопрос оплаты. Он догадывался, что это за труба стоит на крыше вездехода, и предполагал, что один выстрел из этой трубы способен пустить его по миру. — Буду рад предложить вам свою лучшую комнату, — сказал Гоген, углядев, что в кабине сидит еще кто-то, и, прикидывая, сколько человек способны разместиться в глухом уродливом кузове. — Боюсь, правда, вам там будет немного тесновато. Двадцать семь квадратных метров и всего четыре спальных места. Вас, наверное, больше?

— Нас как раз четверо, — сказал молодой человек, попавшись на примитивную хитрость и не заметив этого. — А вы кто?

— Я хозяин «Серого Кардинала», — не стал скрывать Гоген.

— Надо же, как удачно! — воскликнул молодой человек, протягивая руку. — А меня зовут Яр. Я этот… Сценарист! Я заходил к вам однажды, но вы вряд ли меня помните. Я искал человека по имени Ларс. Знаете такого? Он мой друг.

Ларса Гоген помнил. У каждого человека, приходящего в «Серый Кардинал», была какая-то тайна. У Ларса этих тайн имелось, наверное, не меньше, чем у самого Гогена.

— Я не успел с ним познакомиться, — осторожно признался хозяин музея. — Да он, кажется, особо и не стремился знакомиться со мной. Здесь бывают разные люди, и почти все они хотят одиночества. Я не мешаю им в этом. Таков мой бизнес.

О скрытых камерах и потайных микрофонах, установленных в музее, Гоген не сказал ни слова, хотя бизнес, связанный с этими устройствами, приносил ему больше денег, чем остальные его дела.

— Нам одиночество не нужно, — улыбаясь еще шире, сказал молодой человек. — Скорее даже наоборот. Знаете, я долго отсутствовал… здесь… и я немного соскучился… — Он, кажется, смутился. — Мы просто пожили бы у вас день. Или два… Вы не против?

— Что вы! — замахал руками Гоген, заподозрив, что от новых постояльцев не только траты и головная боль могут быть, но и какая-то прибыль. — Буду только рад! У нас двухразовое питание для проживающих. В каждом номере душ. А в вашем — огромная ванна.