Братья Кеннеди. Переступившие порог - Николай Николаевич Яковлев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Случилось это еще в начале 1967 года. На великосветском рауте в Вашингтоне А. Гарриман высмотрел в толпе гостей английского журналиста, представлявшего в США респектабельную лондонскую газету. Убеленный сединами беспощадный политический гладиатор подошел к англичанину и изрек: «Сэр Уинстон Черчилль сказал: «Лишь немногие понимают политику своей страны, но никто не может понять политику другой страны». Я считаю, что это наименьший из ваших пороков. Вы – журналист, неспособный на правдивое признание фактов и не испытывающий пи малейшей симпатии ни к народу, ни к институтам, которые дороги нашей стране. Отныне я вас не приму ни дома, ни на работе». «Премного благодарен, сэр», – нашелся невозмутимый англичанин.
Что, собственно, натворил этот журналист Генри Ферли из лондонской «Санди телеграф»? Он только проехал в Гарвард, прошелся по аспирантуре имени Джона Ф. Кеннеди и заглянул в Институт политики. Журналист подивился метаморфозе денег в орудие политической власти и рассказал об этом в статьях, появившихся 15 января 1967 года в английской «Санди телеграф» и американской «Вашингтон пост». Первая из этих газет не преминула злорадно прокомментировать в редакционной статье:
«Тревожный рассказ Генри Ферли о том, как семья Кеннеди использует громадное богатство, находящееся под ее контролем, чтобы добиться политического влияния и в конечном итоге вновь захватить Белый дом, напоминает больше нравы Англии XVIII столетия, чем Америку XX столетия. В прошлом у нас ведущие аристократические семьи монополизировали таланты, образовывали личные фракции и клики, надеясь захватить власть, пока развитие демократии не положило конец этой практике.
Поразительно, как аристократическое зло, выкорчеванное в Англии более ста лет назад, растет в демократической Америке при горячей поддержке цвета американского либерализма. Что давно запретили делать Сесилям и Кавендишам у нас, то семейство Кеннеди начинает безнаказанно проделывать в Америке».
Лондонская газета, в общем, подтвердила правильность приведенного суждения Черчилля, хотя политическая действительность Америки в передовице предстала в карикатурном виде. Ее авторы или автор упустили из виду существенное обстоятельство – связь между деньгами и властью носит куда более сложный характер. Кеннеди сказочно богаты. Трумэн и Эйзенхауэр были людьми с более чем скромными средствами. Но никто не бросил им упрека в том, что они не выполняли воли поставившего их у власти класса. Что до братьев Кеннеди, то за привилегию заниматься политикой по своему усмотрению они отдали не только жизни, по и значительные финансовые средства, почерпнутые из фондов семьи. Конгрессмен, сенатор и президент Джон Ф. Кеннеди не стоил американскому налогоплательщику и полушки. Как уже говорилось, все свое жалованье он отдал на благотворительные цели, а жил на средства, собранные отцом.
Дело идет о другом – о власти, ее границах и способах ее применения. Здесь деньги играют очень вспомогательную роль. Водораздел в США в отношении Джона Кеннеди проходил не из-за богатства семьи (в глазах среднего американца это скорее достоинство, отнюдь не недостаток), а был создан методами осуществления им президентской власти. Короче говоря, вопрос при оценке как братьев Кеннеди, так и Вильсона упирается в концепцию своевременности и целесообразности «сильного президента». Нужен ли он тем, кто считает себя американским обществом и берет смелость говорить от лица всего народа. Избрание Вильсона и Кеннеди президентами, казалось, дает положительный ответ, их конец – антиклимакс.
Что касается Р. Кеннеди, то, хотя он не достиг вожделенной цели – Белого дома – и на день гибели всего сенатор, по честолюбивым помыслам он никак не уступал высшим должностным лицам республики. Причем Р. Кеннеди и не скрывал их. Запомнили – во время одной из своих поездок, выскочив как-то из душа в многолюдной гостинице, он пробежал через холл мокрый, только с полотенцем на бедрах, возглашая серьезно-шутливо: «Дорогу, дорогу будущему президенту Соединенных Штатов!» Пришедшаяся на лето 1988 года 20-летняя годовщина смерти Р. Кеннеди послужила поводом для ретроспективного взгляда на возможное будущее Р. Кеннеди.
Еженедельник «Ньюсуик» в майском номере предварил очерк «Помня о Бобби» сентенцией: «В мемуарах, исторических сочинениях, на горячих обсуждениях РФК превратился в легенду, человек с таким количеством лиц, голосов, обликов, что никто не может представить себе их в совокупности». Но все же журнал счел, что, «если бы Бобби пошел бы через другую дверь в отеле «Амбассадор», у него состоялась бы жаркая схватка с Хэмфри» и Р. Кеннеди скорее всего стал бы президентом США. «Демократическая партия была бы непобедимой. Никсон не был бы президентом, ибо на ноябрьских выборах он победил всего 500 000 голосов. Не было бы ни Уотергейта, ни реформации Джимми Картера, ни контрреволюции Рональда Рейгана» Экскурс в футурологию, обращенную в прошлое.
Юбилейный том «Роберт Кеннеди о себе. Неопубликованные воспоминания о годах Кеннеди», выпущенный к печальной дате, собственно, закрепил то, что уже знали о нем. «Оп умеет ненавидеть так, как ненавижу я», напомнили слова отца Дж. Кеннеди, а У. Манчестер, примиренный смертью с Робертом, восхищенно написал: «Хотя ему никогда не удалось достичь такого накала ненависти, которая, как радиоактивность, исходила от его отца, ненависть Роберта хотя бы к Линдону (Джонсону) была вещь!» Обозревая содержание этого тома, У. Манчестер подтвердил: «Боб нанес бы (в 1968 году) поражение Никсону. Тогда война во Вьетнаме была бы закончена в кратчайший срок, а помощь Латинской Америке шла бы не на пушки, а на земельную реформу». Все это мог бы сделать только «сильный президент», которым был бы Р. Кеннеди. Наверное, у него нашлись бы сторонники.
У. Манчестер заключил свой разбор юбилейного издания очень личным воспоминанием. В один из погожих июньских дней 1988 года стояла «кеннедевская погода», вдова Роберта Этель пригласила друзей покойного на мессу на Арлингтонском кладбище в Вашингтоне. Собрались избранные, небольшой кружок, многие из которых не виделись двадцать лет. Они углубились в воспоминания и молитву, а когда «мы подняли головы,– написал Манчестер,– у нас перехватило дыхание. Насколько хватал глаз, склоны окружающих холмов были черны от парода, которого не остановила длинная дорога к кладбищу. Их собралось свыше десяти тысяч. Журналисты зовут это молчаливым свидетельством. Они знали, что Бобби значил для них. Он лежал в могиле двадцать лет, а они пришли продемонстрировать – помним».
Динамизм Роберта, за которым стояла тень Джона, а для знающих и помнящих историю фигура В. Вильсона. Значит, хотя бы для этих десяти тысяч кеннедизм отвечал сокровенным мечтам. Однако, то было «молчаливое свидетельство», по словам У. Манчестера.
Так, как и что
